Мы будем вместе навсегда (СИ) - Страница 2

– Конечно же, нет.

– Но ведь наверняка есть какая-то возможность. Искусственные тела, что-то вроде этого!

– Боюсь, вы не совсем представляете себе, о чем речь. Личностные характеристики невозможно перенести в автономный носитель... приемлемого размера. Пока невозможно, нет такой технологии. Искусственный мозг размером со шкаф вас ведь не устроит, правда?

– Устроит! Вполне! Меня устроит любой вариант!

Рымов закрыл глаза. Его аватара немедленно повторила беспомощный жест.

– Господин Цвёльф, поймите, никто и никогда не переносит личностные... давайте говорить прямо, оцифрованную личность в автономный носитель. Не бывает таких искусственных тел. В контракте четко указывается: мнемосканирование - операция односторонняя, после проведения процедуры физическое тело перестает функционировать.

– Меня убили, - тихо сказал оцифрованный.

– Господин Цвёльф...

– Меня убили, вы понимаете? Все было подстроено, я сам идиот, сам залез в могилу, но мне ее вырыли!

– Господин Цвёльф, успокойтесь, пожалуйста.

Аватара Цвёльфа выглядела так, будто ей не хватало воздуха.

– Я должен, понимаете, должен вернуться, это несправедливо, они получили, что хотели, они все подстроили, вы ничего не понимаете, я должен!

– Господин...

– Я должен... отомстить! - выкрикнул оцифрованный.

– Господин Цвёльф, если вы имеете претензии...

– Подождите! Я объясню. Месть - я понимаю, глупо, но я должен... Это была моя жена, понимаете... Теперь она собирается замуж!

– Господин Цвёльф, мне неприятно напоминать, но по закону вы считаетесь усопшим. Ваша… вдова имеет полное право...

– Вы ничего не понимаете! - он мокро всхрапнул и рассыпался дребезжащим смешком. - Вы ведь ничего не понимаете!

Далекая моя Диана, моя холодноватая богиня с серыми глазами. С льдинкой во взгляде, сводившей меня с ума.

Я помню, как увидел ее в первый раз. Хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, она стояла на обрыве над бушующими волнами. Ветер взметнул огненные волосы, и на мгновение почудилось, вся она оторвалась от земли, чтобы взлететь... или кануть в бездну.

Я выпрыгнул из мобиля; схватив ее за руку, оттащил в сторону. Девушка подняла огромные бездумные глаза - бездонные, как море у наших ног - и я пропал.

Мы проговорили всю ночь прямо на обрыве. Бедняга, она была в отчаянии: ее оклеветали, обвинили в каких-то финансовых махинациях, уволили, фактически, выгнали на улицу. Она ютилась в нищенском блоке соцобеспечения, питалась отвратительными водорослевыми брикетами, одевалась в бесплатные серые комбезы деклассированных. И даже в уродливом рубище была прекрасна.

Мы поженились через неделю.

Признаться, до того дня я мало задумывался о себе. Мне просто всегда везло: немалые деньги, доставшиеся мне по праву рождения, работали сами по себе, преобразовываясь и умножаясь в недрах сети. Одни профессионалы бдительно следили за потоками средств, другие - тщательно оберегали мое спокойствие... Я же вел бесполезное растительное существование в окружении роскоши; и блеск казино, и пышность приемов "высшего света", и феерия виртуальных шоу - все казалось пресным, все было обыденным. Я не был столь азартен, чтобы вписаться в эту картину, но мне не хватало и умозрительности, чтобы смотреть на нее со стороны.

Теперь же мое существование обрело смысл, я обнаружил, как ярка и многоцветна жизнь. Я готов был носить ее на руках, мою Диану, я дарил ей безумно дорогие безделушки, я осыпал ее цветами и драгоценностями, я выстроил хрустальный замок на скале над волнами, где впервые встретил ее.

Год спустя мобиль, который я почему-то вел в ручном режиме, рухнул на камни.

Диана чудесным образом не получила даже царапины, и за это я готов был бесконечно благодарить провидение. Даже узнав, что вся современная медицина не способна вернуть мне чувствительность хотя бы в кончиках пальцев, я не возроптал. Что такое "навсегда", если Диана со мной!

Я помню, как глядел сквозь ресницы на ее скорбно опущенную голову, на шелковую прядь, опустившуюся мне на руку. Помню, как мучительно жаждал ощутить прикосновение этой невесомой прядки, но предплечье казалось таким же мертвым, как трубка капельницы.

Она часами сидела возле меня, и я любовался ее тонким профилем, ее лучистыми глазами, изящно очерченной линией губ. Я прикасался губами к ее тонкой белой руке и бесконечно повторял: она единственное, что есть у меня, она - вся моя жизнь.

Через неделю, увидев передачу о мнемосканировании, я с ужасом понял, что должен быть ей в тягость.

– Как вы себя чувствуете, господин Цвёльф?

– Спасибо... Я постараюсь держать себя в руках. Но вы должны меня выслушать.

– Для этого я и вернулся, - кивнул Рымов.

– Дело в том, что я попал сюда по ошибке...

Рымов предостерегающе поднял ладонь.

– Должен предупредить, очень многие, оказавшись в нулевом сегменте, начинают считать, что их обманом вынудили пройти мнемосканирование. Адаптационная депрессия.

Оцифрованный слабо улыбнулся.

– Нет-нет, вы неверно поняли. Я просто не должен был дожить до оцифровки; предполагалось, что я умру раньше. Мне повезло... хотя иногда я сомневаюсь в этом. Беда в том, знаете ли, что я был довольно богат.

– Вы хотите сказать?..

– Да, моя жена. Вдова, - он горько усмехнулся. - Прямая наследница. Она подсыпала мне какую-то дрянь в шампанское, галлюциноген какой-нибудь, черт ее знает, меня будто выключили. Сам я так и не вспомнил, куда мне взбрело в голову лететь и почему на ручном управлении, и что произошло в воздухе.

– Ваша жена заявила, что мобиль попал в грузовой коридор и столкнулся с роботом.

– Да, я тоже читал отчеты. Вероятность того, что я останусь в живых, составляла где-то один к миллиону, так? Они все рассчитали.

– Они?

– Ну да, милая женушка и ее хахаль.

– Господин Цвёльф, боюсь, что вы делаете поспешные выводы.

– Ни в коем случае. Дело в том, что вопреки ее заявлению, я был в мобиле один.

– Но в документах зафиксировано...

– Почти все документы составлялись с ее слов. То-то она была разочарована, когда я открыл глаза. А еще пришлось изображать безмерную радость, нежную заботу... Впрочем, они быстро поняли, как избавиться от меня окончательно.

– Ваша жена... давала вам понять, что вы для нее обуза?

– Никогда. Все было проделано с исключительной тонкостью: передачи, статьи в газетах попадались мне на глаза будто случайно, решение об оцифровке принял я сам, - Цвёльф мучительно скривился. - Слышали бы вы, с каким жаром она уверяла меня, что я - единственный смысл ее жизни, что она не вынесет разлуки, что готова всю жизнь провести у постели неподвижного чурбана... Знаете... это страшное искушение - оцифровка. Можно разом покончить с жизнью, но как будто остаться в живых. Отсутствует эта давящая мысль о грехе самоубийства, страх небытия, ведь вроде бы продолжишь существовать... Если бы знать заранее, то, может быть, моя прежняя полужизнь... впрочем, не знаю. Наверное, все равно подписал бы контракт. Я так упивался собственной жертвенностью... Глупец.

Рымов помолчал.

– А не могло ли получиться так, что вы... заблуждаетесь? Насколько я понимаю, вы долго обдумывали произошедшее, так не вышло ли, что ничего не значащие мелочи стали казаться деталями коварного замысла? На самом же деле...

– Я просто знаю правду. Я ее видел.

Беда в том, что здесь слишком много свободного времени. Начинаешь копаться и в той информации, которая никому не нужна.

Все началось с голографий, снятых на моих похоронах. С болезненным, брезгливым любопытством я рассматривал собственное лицо в гробу. К слову, выглядело оно отвратительно. Цветы, траурные вуали, безутешно рыдающая Диана, рельсы в геену крематория...

На одном из снимков она не рыдала. Она улыбалась за чужими спинами, как сытая кошка.