Музыка рассвета - Страница 25

— Ты заблудился в пустыне, и твой верблюд спас тебя. Если ты хочешь, можешь присоединиться к моему каравану, но знай, что твой верблюд и без нас может найти дорогу к ближайшему городу.

— Почему ты так решил? — спросил Мансур. — После самума мы оба сбились с пути, и я не могу поверить, что буря что-то изменила в моем верблюде.

— Не буря, а твое самопожертвование, твоя кровь сотворили чудо. Взгляни на лоб твоего верблюда!

Принц омочил в воде платок и стер следы крови со лба животного. И вдруг среди белой шерсти, как в роднике, отразившем небо, засияла драгоценная бирюза. Один взгляд на нее дарил радость и силу, счастье и победу над смертью.

— Что это? — воскликнул он изумленно.

— Это бирюза господина нашего Мухаммеда, да прославится его имя в веках. Это перстень Бабур-шаха, твоего отца, который он спрятал перед смертью во лбу белой верблюдицы, спасшей тебя из рук Марух-бека. В свой смертный час она передала талисман своему сыну, который верно служит тебе теперь. Знай также, что твой камень обладает волшебными свойствами. Он помогает найти путь в любой пустыне. Он способен утолить жажду целого каравана! Достаточно взглянуть на него, чтобы обрести силы.

Мансур слушал маленького мудреца, затаив дыхание. Внезапно он обратил внимание на стоящего в толпе человека в ярком парчовом халате и тюрбане, украшенном рубином. Благородная осанка, мужественные черты лица свидетельствовали о его высоком происхождении. Но было в нем что-то, что заставляло сжиматься сердце принца.

— Кто это? — спросил он погонщика каравана.

— Это твой отец — Бабур-шах.

Принц бросился к отцу, но его руки обняли лишь воздух. И так же ни слова не ответил шах на приветствия сына. Рядом с ним стояла белая верблюдица, и по морде ее стекали крупные прозрачные слезы, но, касаясь земли, не оставляли следа.

Вновь Мансур обернулся к мальчику с вопросами.

— Это караван мертвых, принц, и когда-нибудь ты окажешься в нем! — ответил тот.

— Прости мое любопытство, — воскликнул принц, — но сколько тебе лет и кто ты? Ты выглядишь ребенком, но речь твоя достойна мудреца и исполнена тайны!

— Я — погонщик и водитель каравана мертвых, по воле Аллаха! Мой возраст— вечность, и, я надеюсь, тебя не испугает, что многие называют меня посланцем смерти. Я сам не знаю, существую ли на самом деле, потому что перед лицом Аллаха великого нет конца и нет предела жизни. Я лишь провожу души умерших из одного царства в другое. А тебе я бы посоветовал вернуться в родной город. Ангел справедливости уже занес меч над головой твоего врага, Марух-бека нечестивого, и ты облегчил бы его задачу, прибыв ко двору в день твоего совершеннолетия!

И принц последовал его указанию.

В назначенный день Мансур вновь встретился с. караваном у ворот города. Стража не хотела открывать засовы по приказу наместника, который угрожал смертной казнью, если хоть одного путника допустят в город в день рождения принца. Тогда погонщик подъехал к воротам и коснулся их своей тросточкой. Разом треснули все запоры, и створки распахнулись. Обнаженные мечи стражи замерли и, задрожав, опустились в ножны. Мансур прибыл во дворец.

Диван вельмож, разодетых в драгоценные праздничные одежды, встретил его изумлением. Принц был так похож на своего отца, что не нуждался в представлении. Тем не менее Марух-бек, восседавший на троне, крикнул, что перед ними двойник, обманщик, который должен предъявить перстень Бабур-шаха или будет казнен. Палач стоял тут же и ждал только знака.

Мансур поднял руку.

— Скажи, Марух-бек, правильно ли я понял, что казнен будет любой из нас как лжесвидетель, если не докажет своей правоты?

— Да, — ответил наместник. — Клянусь Аллахом, да свершится его воля, будет именно так, как ты спросил, а я ответил!

Принц подозвал своего верблюда, вытащил у него изо лба перстень и показал присутствующим. Толпа визирей и эмиров, как подкошенная, пала на колени перед волшебной бирюзой. Побледневший и дрожащий Марух-бек протянул свое кольцо, но оно вдруг на глазах позеленело и рассыпалось на части. В одно мгновение палач схватил наместника и отсек ему голову. И никто, кроме Мансура, не видел, как в зал вошел мальчик из каравана мертвых. С ним вместе был Бабур-шах, и ему была передана голова его убийцы. «Теперь со спокойной душой можешь отправиться в сады Аллаха, ибо дело твоей жизни закончено по справедливости!»— молвил погонщик, и они исчезли.

Так Мансур вернул себе царство и обрел власть, славу и богатство. Первое время это занимало его, после стольких лет нищеты и скитаний. Особенно он пленился красотой одной невольницы, по имени Ситт-аль-Найят, которая заключала в себе все женские совершенства и была словно рождена для вдохновения поэтов и музыкантов, увеселения утомленных и печальных. В первый же раз, увидев ее танец, принц подарил ей свободу и наградил состоянием, чтобы она могла принадлежать лишь своей воле и желаниям.

Привычка проводить время в беседах с Ситт-аль-Найят, обмениваясь стихами и песнями, привела к тому, что вскоре принц решил жениться на ней. Придворные роптали, что он выбрал себе в жены девушку без роду и племени, но Мансур не обращал на это внимания. Что же касается Ситт-аль-Найят, то она теряла сон и радость жизни, если не видела Мансура хоть один день.

Близился день свадьбы, но принц почему-то пребывал в печали. Память о скитаниях не покидала его, встреча с караваном мертвых посеяла в нем мысли о суетности бытия, тщетности стремлений, иллюзорности надежд. Судьба прочертила перед ним ровную линию будущего, но он не хотел жить так, как его предшественники. Он медлил надевать корону шахов, он сомневался в счастье, которое ему сулила любовь к Ситт-аль-Найят.

И вот однажды ночью он, не сказав ни слова приближенным, оседлал своего белого верблюда и отправился в пустыню. И пришлось ему снова странствовать, но на этот раз у него была цель. Он находил заблудившихся и выводил их на дорогу, он являлся умиравшим от жажды и вливал в них силы, он встречался с нищими и делил с ними свои богатства. Он скрывал свое имя, чтобы его не восхваляли. Вестником Аллаха прозывали его люди, и вера их укреплялась от одного знания того, что в пустыне они не одиноки.

Что же касается Ситт-аль-Найят, то исчезновение Мансура повергло ее в болезнь. Она лежала как мертвая, хотя дыхание ее сохранялось. В глубокие часы ночи в нее будто вселялись какие-то духи. Она вскакивала с ложа, и даже десяток рабов не мог удержать ее. В бешенстве она дралась и ломала все, что попадалось ей под руку. Потому ее запирали в комнате и боялись к ней подходить. Утром же она опять возлежала на коврах с потухшими глазами, готовая встретить смерть.

И вот однажды, когда Мансур провожал один из заблудившихся караванов, дорогу им преградил отряд рыцарей-крестоносцев.

— Что вам нужно от мирных странников? — спросил принц.

— Ответь прежде, нет ли среди вас человека по имени Мансур, который вмешивается в дела судьбы и пытается изменить ход событий, предначертанных ею?

— Это я! — сказал принц. — Чего вы хотите от меня?

— Твою голову, ибо ты известный колдун и твоя смерть может исцелить того, кто должен умереть по твоей вине!

И Мансур вытащил ятаган и стал защищать свою жизнь. Счастье сопутствовало ему. Враги рассеялись, а предводитель упал с коня и лежал на песке. Принц подошел к нему.

— Убей меня, ибо дни моей жизни горше вкуса смерти! — раздался голос из-под стального забрала.

— Нет, — ответил Мансур. — Может быть, я смогу облегчить твою печаль. Открой свое лицо и поведай свою историю.

Рыцарь покачал головой. Сквозь прорези шлема сверкнули глаза, наполненные слезами. Они так походили на глаза Ситт-аль-Найят. Мансур склонился к поверженному, но доспехи рыцаря вдруг разлетелись. Яростный вихрь вырвался из них и, взметая песок, понесся по пустыне. Под сталью лат оказалась пустота. Задумчивый принц продолжил путь, и мысли его подчинились печали.