Музыка под занавес - Страница 109

— Что вы имеете в виду? — удивилась Соня.

— Нет, это я так… вообще…

Ребус подумал, что уже потерял способность ясно выражать свои мысли.

— Это ведь я нашла бахилу, — добавила Соня и, негромко ахнув, зажала рот свободной рукой.

— Пусть тебя это не беспокоит, — уверил ее Ребус. — Все подозрения с меня, по-видимому, сняты, так что…

Соня сразу успокоилась и даже улыбнулась.

— Это тоже доказывает, что Тодд очень умный, — добавила она. — А вы как думаете?

— Конечно, — кивнул Ребус, хотя понятия не имел, о чем идет речь.

Соня, впрочем, тут же пояснила:

— Он сказал, что любая вещь, которая плавает в этой части канала, почти наверняка застрянет под мостом.

— И он оказался прав, — подвел итог Ребус.

— Вот я и не понимаю, почему Тодда до сих пор не взяли в отдел уголовного розыска. Должно быть, у вас там сидят не самые умные люди.

— Нас многие считают сумасшедшими, — согласился он.

— Но ведь дело Федорова-то вы раскрыли! — сказала Соня.

— Да, раскрыли.

Ребус устало улыбнулся. Тодд Гудир закончил разносить напитки и весело болтал о чем-то с Шивон. Пора перекурить, решил Ребус и, взяв руку Сони, слегка коснулся ее губами.

— Вы настоящий джентльмен! — рассмеялась она, но Ребус уже шел к выходу.

— Если бы ты только знала, девочка…

Хейс и Тиббет стояли в конце улицы. Коул прислонился спиной к стене, Филлида приглаживала его растрепанные волосы. Еще двое курильщиков с удовольствием наблюдали за бесплатным представлением.

— Давненько со мной такого не случалось, — сказал один.

— Чего именно? — уточнил другой. — Тебя давно не гладили по голове или ты давно не блевал с перепоя?

Ребус рассмеялся вместе с ними и тоже закурил. В резиденции премьер-министра в дальнем конце улицы горело несколько окон — вероятно, там разрабатывалась очередная стратегия борьбы. Что ж, на этот раз перед правящей партией стояла действительно непростая задача: после того как Шотландии был предоставлен частичный, хотя и очень ограниченный, суверенитет в рамках Соединенного Королевства, лейбористскому анклаву начали серьезно угрожать националисты. Сам Ребус даже не помнил, когда в шотландском парламенте не верховодили лейбористы: после каждых выборов они неизменно оказывались в большинстве. Сам он, впрочем, за всю жизнь голосовал не больше трех раз — и каждый раз за другую партию. Ко времени проведения референдума о частичном самоуправлении Ребус и вовсе потерял интерес к политике. Сталкиваться с представителями власти ему приходилось регулярно (Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл были последними из многих), в результате чего он проникся уверенностью, что завсегдатаи «Оксфорд-бара» гораздо лучше выполняли бы функцию законодателей. С другой стороны, типы вроде Макфарлейн и Бейквелла появлялись на политическом небосводе с завидной регулярностью, и Ребус понимал: даже если Стюарт Джени отправится в тюрьму, на судьбе Первого шотландского банка это, скорее всего, никак не отразится. На вершине власти всегда найдутся люди, готовые сотрудничать с такими как Андропов и Моррис Гордон Кафферти, заменяя чистые деньги грязными. На самом деле мало кого волновало, за счет чего будет реализован лозунг «Занятость и процветание»: главное, чтобы эти самые «занятость» и «процветание» существовали не только на предвыборных афишах и плакатах, а откуда они возьмутся — дело десятое. Экономическим фундаментом существования Эдинбурга с незапамятных времен были банковское, а затем и страховое дело. Кого беспокоят взятки, если они служат для смазывания шестеренок большого механизма? Кому какое дело, если несколько мужчин собираются вместе, чтобы посмотреть снятые тайком порнофильмы? Андропов, вспомнилось Ребусу, сказал — мол, поэты считают себя непризнанными властителями общества, но реальная власть находилась, несомненно, в руках людей в дорогих костюмах.

— Как ты думаешь, это она его так целует, или что?.. — проговорил один из курильщиков, и Ребус поднял голову.

Хейс и Тиббет сплелись в объятиях, прижавшись лицами друг к другу, и он мысленно пожелал обоим удачи. Полицейская работа постоянно вставала между ним и его женой и в конце концов разрушила его брак, но Ребус знал немало полицейских, чья семейная жизнь сложилась вполне благополучно, причем некоторые были женаты на своих коллегах.

— Или что, — отозвался другой курильщик. — Но может быт, и целует.

Дверь позади Ребуса распахнулась, и из бара выглянула Шивон.

— А, вот ты где!.. — воскликнула она.

— Я здесь, — подтвердил Ребус.

— Мы боялись, что ты потихонечку смылся.

— И не думал. — Он показал ей остаток сигареты. — Вернусь через пару минут.

Пытаясь согреться, Шивон обхватила себя руками за плечи.

— Не бойся, — сказала она. — Никто не собирается произносить прощальных речей и тому подобного.

— Ты отлично все организовала, Шив, — уверил ее Ребус. — Спасибо.

Услышав похвалу, Шивон ухмыльнулась.

— Как поживает Колин?

— Думаю, Фил скоро вернет его к жизни.

Ребус кивком указал на две фигуры, слившиеся в одну.

— Надеюсь, они не пожалеют об этом утром, — проворчала Шивон.

— Что это за жизнь, если наутро тебе даже пожалеть не о чем? — откликнулся один из курильщиков.

— Я бы хотел, чтобы эти слова были высечены на моей могиле, — согласился другой.

Несколько мгновений Шивон и Ребус молча смотрели друг другу в глаза.

— Пойдем назад? — промолвила она наконец.

Ребус кивнул и, затушив сигарету, последовал за ней в бар.

Было уже далеко за полночь, когда у больницы «Уэстерн дженерал» остановилось такси. В этот час в больнице не было почти никого из персонала, поэтому дежурная медсестра остановила Ребуса только в коридоре, где находилась палата Кафферти.

— Вы пьяны! — возмущенно сказала она.

— С каких это пор медсестры начали ставить диагноз? — попытался отшутиться Ребус.

— Я сейчас вызову охрану.

— Зачем?

— Пациентов нельзя навещать посреди ночи. Особенно тяжелых…

— Почему?

— Потому что в это время они спят.

— Я не собираюсь играть здесь на волынке и вообще шуметь, — возразил он.

Медсестра показала на потолок. Ребус поднял голову и увидел видеокамеру, глядящую прямо на него.

— Видите? — сказала сестра. — Охрана сейчас будет здесь.

— Прошу вас, ради бога!

Дверь палаты Кафферти за ее спиной отворилась. На пороге стоял какой-то человек.

— Не волнуйтесь, мисс, я с ним разберусь.

Сестра резко развернулась к нему.

— А вы кто такой? Кто вас сюда пустил?! Я сейчас…

Увидев полицейское удостоверение, она замолчала.

— Инспектор Стоун, — представился детектив. — Не беспокойтесь, я знаю этого типа и позабочусь, чтобы он никого здесь не побеспокоил. Присядем, Джон?..

С этими словами Стоун указал на составленные в ряд стулья для посетителей. Ноги у Ребуса уже слегка подкашивались, поэтому возражать он не стал. Когда он опустился на стул, инспектор кивнул медсестре в знак того, что все в порядке, и она ушла. Стоун тоже сел, оставив между собой и Ребусом одно свободное место, и принялся запихивать удостоверение в карман.

— У меня еще недавно тоже было такое, — сообщил ему Ребус.

— Что у тебя в сумке? — спросил Стоун.

— Памятные подарки пенсионеру.

— А-а, это многое объясняет… — протянул инспектор.

— Например — что? — Ребус попытался сфокусировать на нем взгляд — впрочем, без особого успеха.

— Например, количество выпитого.

— Шесть пива, четыре виски и примерно полбутылки вина, — перечислил Ребус задумчиво.

— И все еще на ногах!.. — Стоун недоверчиво покачал головой. — Так что же привело тебя сюда? Не дают покоя недоделанные дела, так, что ли?

Ребус полез за сигаретами, но вовремя вспомнил, где находится.

— Что ты имеешь в виду?

— Я тут, грешным делом, подумал, уж не собирался ли ты перерезать Кафферти пару трубок или отсоединить несколько проводов.