Музыка под занавес - Страница 108

Шивон сложила руки на груди.

— Вообще-то мне пришлось уговаривать Тодда прийти, так что не надейся, что я вдруг отменю приглашение.

— Ты хочешь сказать, что вечеринка в мою честь пройдет по твоим правилам?

— Шэг Дэвидсон тоже собирался почтить ветерана, — напомнила Хейс.

Ребус застонал.

— Он что, все еще подозревает меня в нападении на Кафферти?

— Мне кажется, нет, — успокоила Шивон.

— А как насчет Калума Стоуна? Его я тоже увижу на своей вечеринке?

— Не думаю, чтобы ему захотелось прийти.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Ну что, идем? Все готовы? — вмешалась Филлида, и все трое посмотрели на Ребуса.

Он кивнул. На самом деле ему хотелось задержаться здесь еще хотя бы на пять минут, чтобы побыть одному и как следует попрощаться с комнатой, со своим обшарпанным рабочим столом, но он подумал, что это, наверное, не имеет большого значения. Гейфилд-сквер был для него просто еще одним полицейским участком, где ему приходилось работать. Покойный Конор Лири — священник, с которым Ребус когда-то был почти дружен, — любил повторять, что полицейские и священнослужители очень похожи: весь мир для них — исповедальня. Правда, Стюарт Джени еще не признался в своих грехах, но ночь в камере оставляла ему много возможностей для размышлений. Ребус не сомневался, что уже завтра, в крайнем случае — в понедельник он (или его адвокат) изложит Шивон Кларк свою версию событий. Ему, впрочем, казалось, что Шивон вряд ли захочет выступить в роли священнослужителя-исповедника.

Ребус посмотрел на напарницу — теперь уже почти бывшую. Шивон как раз просовывала руки в рукава куртки и проверяла содержимое сумочки, чтобы удостовериться, что она не забыла ничего важного. На мгновение их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу.

Потом Ребус зашел в кабинет Макрея и положил свое служебное удостоверение на угол стола. За свою жизнь ему довелось служить в нескольких полицейских участках — на Грейт-Ланди-роуд, в Сент-Леонарде, Крейгмиллере, Гейфилд-сквер, и теперь Ребусу вспомнились коллеги — мужчины и женщины, — с которыми он когда-то работал и которые в большинстве своем давно вышли на пенсию или умерли. Вспомнил он и раскрытые и нераскрытые дела, проведенные в суде дни, горы официальных бумажек, споры по процедурным вопросам, неизбежную путаницу, залитые слезами показания жертв и их родственников, упорное молчание и насмешки подозреваемых… Семь смертных грехов плюс человеческая глупость — сколько раз он сталкивался с ними! Теперь этому пришел конец. Уже в понедельник для него не прозвонит будильник, и если он захочет, то сможет потратить на завтрак все утро. Костюм и галстук отправятся в гардероб — отныне он будет надевать их только на похороны. Ребусу не раз приходилось слышать душераздирающие истории о том, как люди, уйдя на пенсию, через считаные недели оказывались в деревянном ящике. Потеря работы для них была равнозначна потере смысла жизни, крушению всего того мира, к которому они привыкли и без которого не могли существовать. Сам Ребус часто спрашивал себя, что можно придумать, чтобы избежать подобной участи, и ему приходил в голову только один ответ. Единственным выходом, который он видел, было уехать из города насовсем. Продав квартиру, он смог бы купить довольно большой дом практически в любом месте — на побережье Файфа, на одном из западных островов, известных многочисленными винокуренными заводами, или на юге, в бывшем краю контрабандистов. Проблема заключалась в том, что Ребус просто не представлял себя вне Эдинбурга. Этот город с его не до конца раскрытыми тайнами въелся в его плоть и кровь, он был необходим ему как воздух. Ребус жил здесь столько же, сколько служил в полиции, и эти две вещи — город и работа — накрепко переплелись в его сознании и душе. Каждое новое преступление добавляло крупицу к его знанию Эдинбурга, без которого он, в свою очередь, не мог надеяться раскрыть даже самое простенькое дело: слишком уж часто черты кровопролитного прошлого проступали в кровавом настоящем. Сторонники ковенантов и торговцы, банкиры и бордели, добродетельные граждане и злобные убийцы…

Верхний мир и нижний мир — противоположные и неразделимые.

— Дорого бы я дала, чтобы узнать, о чем ты думаешь, — сказала Шивон, появляясь в дверях кабинета.

— Зря потратишь деньги, — отозвался Ребус. — Оно того не стоит.

— Почему-то я в этом сомневаюсь. Ну что, готов?..

Она вскинула на плечо ремень сумки.

— Готов. Как всегда.

И это, пожалуй, правда, подумал он про себя.

Начинали они в баре вчетвером. Малый зал действительно был предоставлен в их полное распоряжение, на что указывала натянутая поперек двери бело-голубая полицейская лента, какой обычно огораживают место преступления.

— Удачная находка, — прокомментировал Ребус, опрокидывая первую за сегодня кружку пива.

Просидев в баре около часа, они перебрались в кафе, где уже стояла сумка с подарками. Шивон преподнесла Ребусу навороченный айпод. С опаской взяв его в руки, он заметил, что никогда не был в ладу с современными технологиями и вряд ли сумеет справиться с умной машинкой.

— Я уже закачала в память все, что нужно. «Роллинги», «Ху» и… словом, чего там только нет.

— А Джон Мартин и Джеки Ливен?

— Есть, есть, все есть. Даже Хоквинд и тот есть.

— Моя музыка под занавес, — только и сказал на это Ребус, но лицо у него при этом было почти довольное.

Тиббет и Хейс подарили ему бутылку двадцатипятилетнего виски и полный путеводитель по историческим местам Эдинбурга. Ребус поцеловал бутылку, любовно похлопал по обложке толстого тома, после чего надел наушники айпода и сказал, что не будет их снимать, пока все не напьются.

— Джек Брюс бесподобен, — пояснил он — Этот парень поднимает мне настроение даже в самых безнадежных случаях.

За ужином они выпили всего две бутылки вина и вернулись в «Оксфорд». Там уже сидели Гейтс, Керт и Макрей, в баре нашлось шампанское. Было почти одиннадцать, когда появился Гудир со своей девушкой. Ребус в это время допивал четвертую кружку пива. Колин Тиббет вышел на улицу глотнуть свежего воздуха, Филлида Хейс отправилась с ним и массировала ему спину.

— Колин плохо выглядит, — заметил Гудир.

— Семь двойных бренди способны свалить с ног и более крепкого парня, — ответил Ребус.

В баре не играла музыка, но в ней не было необходимости. Разговоры за столом были непринужденными, смех — веселым и искренним. Двое патологоанатомов сыпали анекдотами. Около полуночи Макрей тепло пожал Ребусу руку и стал прощаться.

— Не забывай нас, Джон, заходи в любое время, — были его последние слова.

Изрядно подвыпивший Дерек Старр обсуждал в углу какие-то служебные дела с Шэгом Дэвидсоном. Время от времени Шэг поднимал голову, и каждый раз Ребус ему сочувственно подмигивал.

Когда появился поднос с бокалами, Ребус вдруг обнаружил, что сидит рядом с девушкой Гудира.

— Тодд говорил, ты работаешь в криминалистической бригаде, — сказал он.

— Да.

Соня кивнула.

— Извини, но я тебя что-то не помню…

— Это потому что мы всегда надеваем капюшоны.

Она застенчиво улыбнулась. В ней было не больше пяти футов; зеленые глаза, коротко подстриженные светлые волосы… Шелковое платье, напоминающее по покрою японское кимоно, очень ей шло, облегая изящную фигурку.

— Давно вы с Тоддом встречаетесь?

— Примерно год, может, чуть больше.

Ребус посмотрел на Гудира, который разносил бокалы гостям.

— Он такой… очень уж правильный.

— Тодд умный, — возразила Соня. — Вот увидите, скоро он будет работать в уголовном розыске.

— Да, у нас как раз появилась вакансия… — Ребус кивнул. — Ну а тебе нравится твоя работа?

— Нормальная работа. А что?

— Ты, кажется, работала на Реберн-вайнд, когда убили Федорова?

Соня кивнула.

— И на канале тоже. Нашу дежурную бригаду вызвали…

— Пришлось отменить ваши с Тоддом планы?.. — посочувствовал Ребус.