Музыка под занавес - Страница 102

— Повезло, — сказала она, имея в виду такси. Тогда-то Ребус и достал деньги, которые Шивон в конце концов взяла.

— Поезжай прямо домой, — напутствовал он.

Провожая взглядом удаляющееся такси, Ребус, однако, задумался, готов ли он сам последовать собственному совету. На часах было почти десять, но температура пока держалась намного выше нуля. Подойдя к дому, Ребус некоторое время стоял перед дверьми, глядя на окна своей гостиной во втором этаже. В окнах было темно. Дома его не ждала ни одна живая душа. Непроизвольно Ребус подумал о Кафферти, гадая, что снится бандиту, если только коматозные больные вообще способны видеть сны. Что они вообще чувствуют? На мгновение он задумался, не отправиться ли ему в больницу, чтобы немного посидеть с Кафферти. Не исключено, что одна из дежурных сестер предложит ему чашечку чая. Быть может, она даже окажется хорошей слушательницей, и тогда он сможет поделиться с ней своими мыслями и соображениями. Федорову проломили череп ударом сзади. На Кафферти тоже напали сзади, но ему нанесли всего один или два сильных и точных удара, тогда как поэта сначала зверски избили и только потом прикончили. Какая связь между двумя этими событиями? Андропов — вот единственный ответ, который приходил Ребусу на ум. Андропов и его высокопоставленные друзья, Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл. Кафферти всячески ублажал Бейквелла и других банкиров, устраивая для них особые холостяцкие вечеринки, а Андропов тем временем готовился перевести свой бизнес в Шотландию, где новые друзья обеспечили бы ему режим наибольшего благоприятствования и защитили от уголовного преследования на родине. То, что обвинения, предъявленные Андропову в России, были очень серьезными, не имело для Бейквелла и компании решающего значения, потому что для таких людей бизнес всегда оставался на первом месте.

Спохватившись, Ребус вдруг понял, что по-прежнему глядит на неосвещенные окна собственной квартиры.

— Подходящий вечер для прогулки, — сказал он себе и, сунув руки в карманы, пошел по улице дальше.

Марчмонт засыпал, на Мелвилл-драйв почти не было машин, и даже на аллее под названием Джобоун-уок, пересекающей Медоуз, Ребус встретил всего нескольких прохожих — студентов, возвращающихся домой после дружеских вечеринок. Проходя под ведущей в аллею аркой, сделанной из настоящей китовой челюсти, Ребус уже не в первый раз задумался о том, кому пришла в голову столь экстравагантная идея. Когда-то, когда его дочь была совсем маленькой, они, гуляя, притворялись, будто кит глотает их обоих, как Иону или Пиноккио, но теперь… С аллеи доносились пьяные песни — на одной из скамеек, составив на землю пакеты с выпивкой, расположились бродяги. Старые больничные корпуса были превращены в новенькие жилые дома, изменившие привычные очертания линии горизонта. Ребус шел и шел, пока не добрался до Форрест-роуд. Там, вместо того чтобы двинуться дальше к Холму, он свернул на развилке у Грейфрайарз-бобби и вскоре оказался на Грассмаркет. Большинство пабов были еще открыты, перед дверьми ночлежек кучками собирались бездомные. Когда Ребус только переехал в Эдинбург, Грассмаркет-стрит была сущей помойкой — как, собственно, и большая часть Старого города. Теперь даже представить это было трудно.

Правда, находились люди, утверждавшие, будто Эдинбург никогда не меняется, но это было явным оговором — город менялся, и менялся постоянно. У «Пчелиного улья» и «Последней капельки» толпились курильщики, в лавочку, торгующую жареной рыбой и картошкой, выстроилась очередь. Когда Ребус проходил мимо, его обдало горячим воздухом от фритюрниц, и он несколько раз глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом раскаленного жира. Когда-то на Грассмаркет стояли виселицы, на которых десятками умирали сторонники Ковенантов; ^[27] быть может, подумалось Ребусу, теперь душа Федорова встретилась с ними где-нибудь в загробном мире.

Впереди замаячила еще одна развилка. Здесь Ребус свернул направо, на Кинг-стейблз-роуд. Проходя мимо автомобильной парковки, он ненадолго задержался. На первом уровне оставалась только одна машина. Минут через десять-пятнадцать стоянка закрывалась на ночь, и водителю пришлось бы волей-неволей искать себе новое место. Машина стояла на площадке рядом с тем местом, где произошло нападение на Федорова. Не обнаружив в пределах видимости никакой женщины в капюшоне, Ребус, закурив сигарету, двинулся дальше. Никакого отчетливого плана у него по-прежнему не было. До пересечения с Лотиан-роуд оставалось всего ничего, а там рукой подать — «Каледониан»… Интересно, подумал Ребус, Андропов все еще там?

И так ли уж ему нужно снова сталкиваться с русским?

— Подходящий вечер… — повторил Ребус вполголоса.

Потом он подумал о пабах на Грассмаркет. Гораздо разумнее было бы вернуться туда, принять «колпачок» на сон грядущий и на такси вернуться домой. Кивнув в знак согласия с собственными мыслями, Ребус повернулся и зашагал в обратную сторону. Поравнявшись со стоянкой, он увидел, как оттуда выезжает та самая, последняя машина. Урча мотором, она остановилась у бордюра, водитель выбрался наружу и, вернувшись к опустившемуся шлагбауму, включил механизм, закрывающий ворота. Широкие металлические полосы с лязгом поползли вниз, но водитель не стал ждать, пока они опустятся до конца. Вернувшись в машину, он поехал в сторону Грассмаркет.

Водителя Ребус узнал. Это был Гэри Уолш, один из двух сменных охранников. И его машина стояла на первом уровне… Но ведь когда Ребус его допрашивал, он заявил, что всегда оставляет машину напротив дежурки, то есть на втором этаже! Ребус подошел к воротам. Они были плотно закрыты, но примерно на уровне груди в них имелось небольшое смотровое окошко. Наклонившись, Ребус заглянул внутрь. Свет на стоянке горел — возможно, его не выключали и на ночь. В углу просторного зала первого этажа Ребус разглядел камеру наблюдения. Помнится, напарник Уолша говорил, что обычно камера направлена именно на то место, где был избит Федоров, но потом ее развернули в другую сторону. Что ж, подумал Ребус, смысл в этом есть. Если уж человек работает на многоэтажной парковке, то свою тачку он поставит там, где за ней можно присматривать, то есть — под объектив камеры наблюдения. Начхать на чужие машины, главное, чтобы своя была цела и невредима.

Ребусу вспомнились слова Макрея — «выглядит серьезнее, чем есть на самом деле». Все эти связи, которые он сумел нащупать… неужели и они — пустышка? Кэт Милз, она же Потрошительница, заигрывает с сотрудниками и приглашает Ребуса на свидание… Александр Федоров ездит в Глазго, ужинает с Риорданом, пьет с Кафферти и погибает в испачканных спермой штанах…

Женщина в капюшоне.

Федоров на парковке.

Выглядит серьезнее, чем есть на самом деле, или… или во всем этом действительно что-то кроется?

«Cherchez la femme, инспектор».

Поэт и его либидо… Ребус вспомнил, что у Леонарда Коэна есть альбом под названием «Смерть бабника». Одна из композиций так и называлась — «Никогда не возвращайся домой с эрекцией». А другая — «Настоящая любовь не оставляет следов».

Следов имелось в избытке — кровь на парковке, машинное масло на брюках убитого, сперма на нижнем белье.

Cherchez la femme…

Ответ был где-то рядом. Ребус почти физически ощущал его в воздухе.

Ранним утром Ребус взял в автомате парковочный талон и, дождавшись, пока шлагбаум, судорожно дергаясь, встанет вертикально, въехал с Касл-террас на верхний уровень стоянки. Следуя знакам-указателям, он спустился на второй этаж, где находилось помещение охранников. Напротив стеклянной будки было много свободных мест. Выбравшись из «сааба», Ребус подошел к дверям дежурки и, постучав, толкнул дверь.

— Эй, в чем дело?!

Джо Уиллс сидел за столом, сжимая обеими руками чашку чая. Узнав Ребуса, он слегка расслабился.