Музыка Океании (СИ) - Страница 9

Пассажир небрежно полез в карман, свободной рукой удерживаясь за поручень, и довольно быстро извлёк оттуда чёрный портсигар, украшенный голубоватыми камнями. Сняв крышку, он протянул его проститутке. Внутри покоилась дюжина сигарет марки «Карелия».

— Вау! — не сдержалась она, — скажи честно, у кого ты его спёр? Это сапфиры? Или просто дешёвая подделка?

Пассажир не сразу понял, о чём именно говорила блудница, замявшись. Она не дала ему ответить, когда её «сладкий» голосок задребезжал снова:

— Можно я пару-тройку возьму про запас? У тебя тут их набита куча, а ты мне ещё должен за твоё спасение. Чёрт! На твоём месте я бы шкатулку кому-то загнала, она точно целое состояние стоит.

Не дождавшись разрешения, она вынула из портсигара пять сигарет, зажала одну в губах, а затем особенно изящным жестом, засунула остальные за косточку лифчика, прямо вглубь своего декольте, так что те оказались между её упругих грудей, скрытые ими от глаз.

— Это аквамарин, не сапфиры, — отозвался пассажир, с трудом оторвав глаза от её глубокой ложбины, где теперь покоились четыре «карелии». Он вынул из заметно опустевшего портсигара ещё одну сигарету, достал из кармана спички, поджёг одну, сначала дал закурить девушке и затем затянулся сам.

— Да не важно, — бросила она. — По-моему глупо носить с собой такую ценность. Ладно, ты где выходишь?

— В Сердцевине, — отозвался пассажир, втягивая дым вглубь лёгких, выпуская его из ноздрей и с наслаждением ощущая, как вместе с ним улетает прочь боль из ушибленной ноги.

— Ты живёшь что ли там? Или как?

— Да.

— Давай провожу до дома, сегодня скользко, а я гляжу, у тебя с ногой не всё в ладах. А там, если надумаешь, можем покувыркаться разок-другой. Я сегодня всё равно выходная.

— И сколько мне это будет стоить? — спросил пассажир, оглядывая девушку и пытаясь прикинуть её цену.

— Дай подумать… Обычно я беру триста, при условии, если клиент не просит чего-то особенного. Но, сам знаешь, там надо отстёгивать процент сутенёру, поэтому для тебя сделаю скидку — двести талантов, и мы все останемся довольны. — С этими словами она улыбнулась, обнажив не самые ровные зубы в мире.

— Давай так: я плачу четыреста и прошу что-нибудь особенное.

— Например, что? — она вдруг стала соблазнительной, словно ядовитая змея. Изогнулась, выпятила грудь вперёд, кокетливо махнула головой, так что светлые волосы разбрызгались по плечам.

— Ты будешь лежать с закрытыми глазами и молчать. — Ответил напрямую мужчина.

Она захохотала так громко и раскатисто, что пассажир поморщился от этого звука, десяток поминальных колоколов загремели в его голове, ещё не прошедшей после долгой попойки.

— А ты смешной! — тут же вставила она. — Что, член зачесался при виде меня? С фантазией у тебя небогато.

— Ты согласишься? — настаивал он, показывая тоном, что говорит вполне серьёзно.

— Знаешь, как я обычно говорю? Покажи мне свои таланты, чтобы увидеть мои. — С этой фразой она игриво развернулась, продемонстрировав ещё одну удачную часть своего тела, слегка прикрытую короткой юбкой.

— Ты думаешь, у меня нет денег? — спросил пассажир, краем глаза приметив, что поезд подъезжает к станции Сердцевины.

— Я не знаю, ты не выглядишь как кто-то, кто купается в деньгах. Чем промышляешь?

— Я думал, ты уже догадалась. Я вор. — Ответил пассажир.

— Ах! Тогда это всё объясняет.

«Харон» прибыл в Сердцевину, издав пронзительный гудок. Пассажир слегка покачнулся, когда состав остановился напротив платформы. Тут раскрылись двери.

— Пойдём, — позвал он её. Девушка надула губки и, взяв его под руку, сошла вместе с ним с поезда.

— Итак, — задребезжал её голос, когда поезд, гремя колёсами, унёсся прочь в сторону Шумов, — как зовут хромого воришку?

— Что, если я предпочту остаться инкогнито? — спросил он. — В конце концов, я не обязан называть тебе своё имя, если плачу деньги.

— Ну, право такое ты имеешь, — согласилась она. — Только за таинственность могу потребовать доплату. Не люблю, когда люди строят из себя тайных агентов.

— Назовёшь цену утром, — ответил мужчина, — Не волнуйся, у меня хватит денег, чтобы оплатить любые твои услуги.

— Почему бы тогда не купить одежду почище? — спросила девушка. — Выглядишь, как последний бродяга.

— Прости, но эту тему я тоже не обязан обсуждать со шлюхой.

Она слегка поморщилась от этого слова, не то чтобы действительно оскорбилась, услышав его, но, кажется, оно всё же слегка резало ей по ушам.

— Эхо, — сказала она. — Клиенты говорят, это потому, что я отзывчивая.

— Очень милое имечко, — оценил он. — Давно ты промышляешь таким замечательным делом, Эхо?

— А вот это уже я не обязана обсуждать с клиентами! — огрызнулась она. — Если тебе что-то не нравится, я не напрашиваюсь ни на что! Я уже сказала, что сегодня выходная, значит, просто могу пойти к себе домой отоспаться перед завтрашним вечером.

— Но ты чуешь запах денег из моего кармана, так? — правый уголок его губ взвился чуть вверх. — Ладно, прости за грубость. — Тотчас переменился он, почувствовав, как ослабла хватка Эхо, державшей его под руку. — Ты помогла мне в поезде, а я веду себя по-свински.

— Ладно, проехали, — согласилась она. Рука ухватилась сильнее. — Может, я могу тебя всё же как-то называть? Обычно клиенты просто придумывают себе всякие идиотские имена. Что-то такое… знаешь, крутое, типа берут себе имена богов или древних героев. Мне иногда даже кажется, что я уже перетрахала весь учебник истории.

Ты в школе-то училась? — Хотел спросить мужчина, но воздержался от этой реплики.

— Никто, — ответил он. — Зови меня просто Никто.

— Это самое тупое из всех придуманных имён, которые я хоть когда-то слышала! — заявила Эхо, с подозрением заглянув в его заросшее щетиной лицо. — У тебя совсем плохо с фантазией, воришка несчастный?

— Пусть так, но имя не самое плохое, ты должна согласиться. Если вдруг твой сутенёр спросит тебя, кто тебя трахал вчера, ты честно ответишь — Никто.

— У тебя и с чувством юмора не срослось, бедняга? А, да, впрочем, что я спрашиваю, какая вообще разница? — отмахнулась Эхо. — Чёрт с тобой. Пусть будет Никто.

Некоторое время они шли молча. Два серых силуэта на белоснежном зимнем холсте чьего-то незаконченного пейзажа.

— Ты же, что… — прервала вдруг тишину шлюха, — женат? Дети есть? Сколько тебе, лет сорок?

— Как ты думаешь, Эхо, у воров часто бывают жёны?

— Да хрен его знает, — отмахнулась она. — Мне кажется, либо вор скрывает от жены свой промысел, либо она ворует вместе с ним, либо её просто нет.

— Третий вариант. — Коротко ответил он.

— Ну, а девушка? Или ты только шлюхами дешёвыми и побираешься всегда? — спросила она своим грубым сорванным голосом.

— Нет у меня никого. Я не часто снимаю шлюх… Ты, наверно, первая за последний год.

— Ого! — восхитилась Эхо. — А это уже не слабо! Ладно, ну а друзья? Домашнее животное? Хоть кто-нибудь?

— Нет.

— Тогда ты точно Никто, — согласилась она. — А ты жалок! Знаешь, я всех клиентов делю на типажи, кто-то снимает шлюху, когда ему надоедает жена, кто-то хочет позлить её, другие просто ищут что-то новое, есть даже те, кто влюбляется в шлюху, но чаще всего членом. А вот таких, как ты, мало. Кто вообще согласится провести ночь с проституткой только затем, чтобы не быть одному?

— Никто, — ответил он угрюмо.

— Ага, верно. Никто, — усмехнулась Эхо. — Что, совсем всё так хреново? Не самые лучшие времена настали?

— Не знаю… думаю, хороших времён и не было никогда.

Она прищурилась, недоверчиво покосившись на него, её густо-разукрашенные глаза сложились в две узкие щёлки, словно трещины на разбитом зеркале.

— Что? — не понял он, перехватив её взгляд, задержавшийся на нём так долго.

— У тебя очень странное лицо, — сказала Эхо.

— По мне, так совершенно обычное, — возразил Никто.

— Ага! А вот в том-то всё и дело. Сколько смотрю на тебя, не могу его запомнить… или понять вообще. Не вижу, как ты выглядишь.