Мужской стриптиз - Страница 17
И Маринка, смутившись вначале, засветилась ему навстречу, засияла, расцвела и ответила такой страстной и радостной улыбкой, какой он никогда не встречал на лицах своих бесчисленных партнерш. И на лицах чужих партнерш тоже. Он не играл в свою любовь — зачем? Он просто ее вспоминал, повторял, показывал. Воссоздавал свою жизнь. Это была не демонстрация, не вызов, не метод — голая правда. Андрей пришел с ней сегодня, принес ее сюда с собой — и уйдет отсюда только с победой. Или не уйдет никогда, пока не победит, пока не докажет всем, что он, Андрей Литвиненко, непобедим, что выше его никого нет и быть не может. Потому что у всех — не более чем танец, искусство, техника… У всех — игра, мастерство, показуха… И лишь у него одного — подлинная любовь, настоящее чувство, живая жизнь… У него одного…
Они пару раз сбились с ритма — давно не танцевали вместе. Маринка сделала слабую и несостоявшуюся попытку наступить Андрею на ногу, а потом неловко толкнула, задела бедром на повороте… В самом конце они слишком далеко отошли в разные стороны и зачем-то протянули навстречу руки…
…Когда они остановились, молодые тренеры в растерянности и замешательстве прятали друг от друга смущенные глаза. Не много понявшие, но тоже чем-то странно потрясенные, изумленные дети притихли, недоуменно переглядываясь.
Андрей улыбнулся Марине с благодарностью и признательностью: спасибо тебе, Мариша, за то, что ты меня поняла и не побоялась сделать то, о чем я тебя попросил! Это единственное, что ты умеешь, единственное, на что ты способна: отдаваться мне ночами так, как никто, кроме тебя, неспособен. Но днем, на виду у всего зала, мы с тобой можем это повторить на ура. Почему бы нет? И тогда мы будем единственными танцорами, которым нет равных на всем белом свете!
"Я люблю тебя… Это здорово!" Всего-навсего…
Степан смотрел по-прежнему пристально, исподлобья, мрачновато. Но в его угрюмом взгляде Андрей без труда уловил тоску, нежность, признание… И настоящее восхищение тренера, оценившего по заслугам бесконечно любимого и лучшего ученика, переплюнувшего сегодня учителя. Который просто вынужден признать свое очевидное, безусловное поражение. И навсегда отпустить от себя Андрея.
А ты недурно танцуешь, сынок…
Все молчали. И непонятливая Маринка, забеспокоившись, сделала неуверенный шаг вперед.
— Я слишком долго не танцевала, Степан Николаевич, — извиняясь, робко сказала она. — Я могу приходить каждый день, если вы разрешите… А Андрюша работает не каждую ночь…
Юрасов словно нехотя кивнул и согласно щелкнул в воздухе пальцами.
— В любое время, когда вам обоим удобно, — сказал он. — В тренере вы сейчас не слишком нуждаетесь. Однако танцы нужно обновить, Андрей, поэтому моя помощь тебе еще все-таки пригодится.
…Они снова стали ходить на тренировки. И вновь был открытый чемпионат, последний в их жизни. Все ждали этого состязания с нетерпением и тревогой, все хорошо понимали: Литвиненко должен сказать, наконец, свое слово, должен совершить невозможное — и получить на этот раз первое место. Только первый… Всегда первый…
Он опять выбрал стандарт. И все шло по тому же стандарту, которого ему, видимо, ни за что с некоторых пор не избежать. Статус кво…
Степан в зале не показывался: он обещал стать невидимкой. Но Андрея преследовал рок. Проклятие, бредущее за ним по пятам. А это не Викуля: не отбрыкаться и не отбояриться.
Они вновь, как в прошлый раз, победно дошли до последнего танца. По-прежнему выразительно и ласково улыбался Тимошка — не промахнись, друг!.. Напряженно сжимала пальцы тетя Маша… Снова неистовствовал зал, выкрикивая по слогам одну и ту же фамилию…
Перед последним танцем Марина вдруг судорожно прижала руки к животу.
— Это бывает на нервной почве, — успокоил Андрей. — Если что нужно, то скорее, у нас мало времени…
Маринка становилась все белее и белее. Прямо как лучший приятель Тим. Легкий на помине и появившийся возле довольно некстати — а может, как раз очень кстати, — он весело загомонил:
— Выходи, подлый трус!.. К подвигу готов?
И засунул язык в карман, увидев Маринкино лицо. Ну, снова тебе прифартило, братан!.. Дело труба… Полный пейджер… И что ты связался с этой малахольной?! Девка фартовая…
— Марина, что с тобой? — в ужасе прошептал Андрей, чувствуя: вот-вот произойдет самое страшное в его жизни. — Соберись, нам через минуту продолжать! Остался один танец!.. Всего ничего… Что у тебя болит? Позвать Степана?
Марина не отвечала, все крепче прижимая к животу тоненькие пальцы.
— Позови Зойку, — догадался Тимофей. — И поживее, браток, рассиропливаться некогда!
Но Зойка сама уже летела навстречу, в страхе вытаращив и без того огромные от косметики глаза. Она секунду пошепталась с Маринкой и торопливо потащила ее за руку прочь от выхода на паркет. Андрей смотрел им вслед молча: ему даже не хотелось ничего выяснять. "За прошлое плачу…"
Но Тимошка, конечно, не утерпел:
— Девки, у вас разжижение мозгов? — разухабисто поинтересовался он. — Тупая и еще тупее? В зале толпень, все мокнут от нетерпения увидеть победный выход Литвиненко, на него полгорода ломанулось, а Маринка вдругорядь динамит публику! Просто убиться веником! Ты, девушка, типа рехнутая? Внеси ясность в ситуацию!
И Зойка требуемую ясность внесла. Повернувшись, она на мгновение оставила Маринку и подлетела к Андрею. И выпалила ему в ухо:
— У нее выкидыш!
…Почему Андрей стал так часто вспоминать ту ночь, которую провела в клубе Лиза? Странная, необычная, ненастоящая ночь… Не тысяча, а одна… Он не играл, не танцевал, не повторял хорошо заученное… Он прожил эту ночь, как провел полгода с Лизой. Он показал ей, как они были вместе: то радостно, то печально, по-всякому, разно, но именно они. И Лиза его прекрасно поняла.
Он протанцевал перед ней их существование вдвоем, их любовь… Даже скорее, не любовь, а привязанность друг к другу — физическую, плотскую — и одновременно очень глубокую, завязанную на чем-то еще, кроме секса. На чем?..
Тогда, увидев его танец, Лиза, справедливо считавшая себя выше, умнее и образованнее Андрея, вдруг постигла его, наконец. Осознала и содрогнулась: они зашли слишком далеко. Ступили туда, куда наступать чересчур опасно и ненужно для них обоих. Дальше они увязнут в самих себе.
Андрей делал плоть духовной, легко превращал физиологию и страсть в сердечную тоску и душевную тягу. Никому на свете не удалось бы сделать это лучше и тоньше. Да и вообще на это вряд ли кто-нибудь, кроме него, осмелился. И он сам тоже не рискнул бы, если бы точно и четко на мгновение осознал суть своих безрассудных попыток. Но он поступал неосознанно, его вел за собой талант актера, исполнителя, мастера, не умеющего отделять в своем танце тело от души. Он был удивительно гармоничен и монолитен — настоящий талант, не различающий границы между формой и содержанием, не задумывающийся ни о каких пределах. Никогда не зависящий от публики и почти, казалось, не нуждающийся в ее одобрении и поддержке.
В ту ночь Лиза испугалась. Она увидела, что имеет дело не просто с блестящим любовником, способным в постели творить чудеса и меняющим женщин из любви к искусству. Искусство заключалось совсем в другом — он был профессиональный танцор и стриптизер по призванию, интуитивно познавший тайны души и тела и запросто открывающий их в себе и в других. Свободно и раскованно выставляющий эти тайны напоказ. Своим собственным, излюбленным и подвластным ему одному методом.
Андрей не хотел расставаться с Лизой. Ни за что. Но она сама выбрала единственно возможный и правильный, как думала и считала, вариант. И ушла. После той ночи в клубе. Лиза не хотела никаких откровений и боялась гениев.
Оставалась Маринка. Всего-навсего…
Теперь она окончательно провалилась в тину и перестала реагировать на окружающее. Сидела дома, изредка в одиночку ходила в кино, ночевала то в своей квартире, то на Бутырской… Андрей не мог для нее больше ничего сделать, сколько ни пытался. Ни разбудить, ни встряхнуть, ни разговорить… Танцы гавкнулись, канули в прошлое… Настоящим она не интересовалась, в жизнь Андрея не вникала — жила, как придется, непонятно для чего.