Мужчина и женщина - Страница 2

Меган стянула шелковые перчатки и сунула в карман, где лежал ключ от ее одинокой комнаты, где ее никому не нужная добродетель будет в безопасности. Безымянный палец левой руки горел, лишенный обручального кольца, которое она сняла ради ночи безумного забвения. Пружины снова скрипнули; режущий уши звук сопровождался глухим лязгом, словно металл ударился о металл.

Дыхание Меган на секунду пресеклось. Воздух оставался неподвижным. Ничто не указывало на то, что араб встал. Она облизнула пересохшие губы. Чтобы раздеться, свет ей был не нужен. Его комната была точной копией ее собственной, как, вне сомнения, все номера в маленьких гостиницах. На полу ни единого коврика, на чистых побеленных стенах — ни одной картины. Возле двери возвышалось бюро, увенчанное тазиком с кувшином. Напротив изножья кровати стоял стул с плетеным сиденьем и спинкой из перекладин.

Меган представила узкую кровать с откинутыми одеялами, мужчину, на котором не осталось ни клочка одежды, и убогую тумбочку у изголовья. Стук каблуков казался оглушительным в напряженной тишине, шорох платья терзал нервы, расстояние до кровати было невыносимо долгим…

Меган ударилась носком о твердое дерево. Острая боль пронзила большой палец правой ноги. Одновременно задребезжал колпак погашенной лампы, и в нос ударил едкий запах горелого масла. От стыда за собственную неловкость у нее запылали уши.

Араб не произнес ни слова. Однако она слышала мерные звуки его дыхания. А где-то вдалеке раздавался рокот прибоя.

С почти детской неловкостью, которой не испытывала с тех пор, как была простой восемнадцатилетней девчонкой из Корнуолла, Меган вынула шляпную булавку, протянула вперед левую руку, нагнулась, и пальцы ее сомкнулись вокруг маленькой прямоугольной металлической коробочки. Меган нахмурилась. Раньше ее здесь не было. До этой ночи она и не подозревала в себе такой склонности к разврату.

Бросив шляпу поверх булавки, она выпрямилась.

Пуговицы из резной кости, украшавшие лиф платья, оказались чересчур велики и не желали пролезать в петли. «Неужели арабы любят иначе, чем англичане?»— гадала она под бешеное биение сердца.

Поцелует ли он ее? Станет ласкать? Какой он на ощупь, этот обнаженный незнакомец, чье тело придавит ее к кровати?

Проникнет ли он глубоко или нет? Будет нежным или грубым? Удовлетворит ли она его? Ублажит ли он ее?

Она выскользнула из платья; тяжелая ткань оцарапала спину, бедра, слетела с ног и упала на пол. Теперь только башмаки мешали ей лечь рядом с этим человеком.

Но она подготовилась и к этому. Правым носком башмака она стащила левый, голыми пальцами левой ноги сбросила правый.

Меган ступила из круга черного шерстяного платья на холодное дерево пола. Темнота пульсировала чувственным жаром. Она шагнула вперед. Груди ее слегка колыхались. Понравится ли ему их полнота? Она сделала второй шаг. Бедра мягко покачивались. Не посчитает ли он их излишне крутыми?

Третий шаг. Ляжки терлись друг о друга, горло перехватывало. Манящее благоухание экзотических пряностей окутывало ее. Уголком глаза она различала слабое свечение горящих углей.

Почему она не видит его?!

Пятку уколола песчинка. Колено ударилось о твердую кость и упругую мышцу: голая нога, мускулистая нога, куда глаже, чем ее собственная. Одновременно ее ступня оказалась на чьей-то чужой ступне. Влажный воздух обжег ее кожу.

— От тебя пахнет уксусом.

Меган застыла, не в силах пошевелиться под бременем издевательского упрека. Горячее дыхание опаляло, ноги, похоже, оцепенели. В жизни она не предполагала, что мужчина заметит… мало того, упомянет о привычном средстве потаскух, предохраняющем от беременности и болезней.

Возможно, англичанин действительно не придал бы этому значения или галантно воздержался бы от комментариев.

— Я…

Она сглотнула, остро ощущая прикосновение его ноги к своей и близости своих дрожащих грудей к его губам.

— Внутри… у меня внутри губка, смоченная в уксусе.

— В этом нет необходимости, — резко бросил он. — Я позаботился о французском конверте.

Жестянка на тумбочке… сколько еще презервативов лежит в ней? И полагалась ли та проститутка, которую подкупила Меган, на мужчину, в надежде что тот убережет ее от нежелательного ребенка? Может, использовала зелье с запахом более приятным? Или пользовалась спринцовкой?

Чего же в отличие от англичан ожидают от женщины арабы?

— Так или иначе, другого способа защиты я не знаю, — с деланным спокойствием объявила Меган, внутренне сжавшись. Этот араб все еще может отвергнуть ее и будет прав.

Она осторожно двинула ногой, сняла ее с его ступни, задев при этом жесткие пальцы. Деревянный пол показался ледяным, хотя от мужчины шел палящий жар.

— Я никогда не лежал с англичанкой, — коротко пояснил он.

Между ними проскакивали крошечные молнии, словно за окном собиралась гроза. Но вечер выдался тихим. Она вдруг осознала, что прерывистый шелест воздуха исходит не из одной пары легких, а из двух. Они дышали в унисон.

— Осмелюсь заметить, что женщины независимо от национальности в основном одинаковы, — осторожно ответила она.

А мужчины? Почему он не дотронется до нее? Наверняка соитие с проституткой ничем не отличается от супружеского. Он овладеет ею, она молча подчинится. Не так ли?

— Я еще никогда не был с женщиной.

Откровенная исповедь прозвучала неожиданно. Меган чуть не отпрянула.

Она ожидала встретить опытного мужчину; он, оказывается, рассчитывал на то же. Он еще не познал женщины; она же познала только одного мужчину.

Она оказалась не готова к подобному открытию.

Тусклый свет блеснул во мраке: это сверкнули белки его глаз.

— Поэтому я и купил тебя.

Неожиданно черная вуаль неизвестности словно приподнялась, и Меган стала различать выбеленную темноту, оказавшуюся простыней, корону черного дерева, превратившуюся в шевелюру араба, и смутный круг — его запрокинутое лицо.

Она, казалось, стояла на самом обрыве, боясь шевельнуться. С чего это вдруг пятидесятитрехлетний араб, живущий в стране, где женщин запирают в гаремах для плотских удовольствий, оказался девственником?! Почему он приехал сюда именно в эту ночь, чтобы покончить с долгим воздержанием?

— Вы купили меня… чтобы найти физическое удовлетворение? — выдавила она.

— Нет.

Но что же ему нужно в таком случае, если не наслаждение ее телом? Стареющим телом. Арабские мужчины славятся пристрастием к прекрасным молодым женщинам, а не матронам, давно оставившим позади лучшие годы. Впервые за все это время Меган не чувствовала себя защищенной присутствием других обитателей гостиницы.

— Боюсь, я не поняла вас.

Она судорожно проглотила комок страха, застрявший в горле. Пальцы ног, касавшиеся его пальцев, продолжали гореть и наливаться кровью.

— Но зачем же покупать… — нет, нет, она не станет называть себя потаскухой, даже если в глазах других и выглядит таковой, — женщину, если не для удовольствия?

— Я хочу узнать женское тело, — выплеснула тьма; дыхание, пахнущее миндалем, опалило лицо. — Желаю, чтобы ты показала мне, как дать женщине наслаждение. Как дать наслаждение тебе.

Где-то вдали хлопнула дверь.

Должно быть, она не расслышала.

— Вы требуете, чтобы я показала, как подарить женщине… мне… наслаждение? — медленно повторила она непослушным языком.

— Да.

Откуда донесся его голос?

Жар лизал ее спину.

— Поэтому я и послал за тобой.

— Женщина получает удовольствие… в обладании мужчины… — дрогнувшим голосом пробормотала она.

— Ты шлюха. И лучше других женщин должна понимать, что мужская плоть не единственный источник блаженства женщины.

Беда в том, что она не была шлюхой.

Господи Боже! Он просто не может намекать на это! Не может! Ей чудится!

— На женском теле много мест, прикосновения к которым могут дать ей удовольствие, — возразила Меган.

— Я никогда не прикасался к женщине, — сухо повторил он.

— Я никогда не наставляла мужчину, — вырвалось у нее. Меган немедленно прикусила язык, но было уже поздно.