Мужчина без чести (СИ) - Страница 47
— Вы рассказали Изабелле об этом? — интересуется миссис Кафф.
Каллен нервно усмехается.
— Нет. Конечно же нет…
А сказав, вспоминает недоумение в глазах жены, когда попросил ее не обнимать его, и то, как провел всю ночь, уткнувшись лицом в подушку и лежа на животе. Благо хоть кошмара не было, хотя напоминания, конечно же, не ускользнули.
— В таком случае, для начала вам лучше откровенно поговорить.
Эдвард кусает губы.
— У нее были тяжелые роды. Я не хочу, чтобы ей снова было больно… даже если она согласится, я знаю, что ей не будет хорошо…
Он берет паузу. Он поднимает глаза на женщину.
— К тому же, я не знаю, смогу ли… если все это… если как с Пиджаком…
Он все говорит. Все свои опасения, свою боязнь. Говорит, все крепче сжимая подушку и молясь о том, чтобы прогресс, полученный за почти год сессий, чтобы рождение дочери, ставшее главной отправной точкой к выздоровлению, не пошло прахом из-за этой неожиданно возникшей проблемы. Миссис Кафф уверяла, что он строит себе опору, когда признает очевидные факты из прошлого и обсуждает их, отпуская. Но порой Эдварду кажется, что вовсе не бетон под ногами, а стекло. И от любого неверного шага…
— Я понимаю вас, — дождавшись, пока он закончит и, на всякий случай, подождав еще чуть-чуть, начинает доктор, — я понимаю вашу боязнь и ваши опасения, Эдвард. Разумеется, для вас это нелегко после всего, что было прежде, и это просто замечательно, что вы заботитесь об Изабелле. Я не могу с точностью сказать, какой крепостью обладает ваш брак и возможна ли полная асексуальность без вреда для отношений. Но, Эдвард, глядя со своей точки зрения, подкрепленной нашими разговорами с прошлых сеансов, мне кажется вполне допустимым то, что какое-то время — начиная с этого момента, например, — вам обоим будет сложно вернуться в постель. К тому же, рождение девочки отнимает много сил и времени… и это нормально. Все, что с вами происходит, нормально, закономерно.
Она ненадолго прерывается, глядя на него исчерпывающим голубым взглядом. Убеждает в том, что говорит, и дает время осмыслить, переварить услышанное.
А потом, как по невидимому сигналу, продолжает:
— Но в любом случае, откровенный разговор — лучшее решение любой проблемы. Если обсудить вдвоем, подумать, высказаться — будет проще. Куда проще, чем вы думаете, даже если тема, как эта, интимная и сложная. Вы живете вместе больше семи лет, Эдвард. Вы знаете друг друга куда лучше, чем кто-либо. И уж тем более чем я.
— Стоит попробовать?.. — его сомнение так же очевидно, как снежное покрывало на земле в январе.
— Это будет лучшим выходом, — кивает она.
Эдвард берет совет на вооружение.
Правда, тем вечером — после встречи — молчит. Следующим — тоже. А вот в среду, как говорится, взяв быка за рога и набравшись решимости, просит Беллу поговорить. Признается…
Эдвард смаргивает, возвращаясь на поверхность, к сегодняшнему теплому и обещающему быть погожему дню, легонько и с усмешкой поцеловав жену в лоб. Она удовлетворенно мурлычет, вернув ему поцелуй, а затем щекочет дочку. С невыразимой любовью смотрит на воодушевляющую улыбку на детском личике и то, как поблескивают серые глаза. Наслаждается тем, что очередная маленькая мечта сбылась. Алиса и правда Сероглазик.
…В ту ночь, десятого августа, кажется, Эдвард ощутил, насколько сильно на самом деле Белла его любит. И насколько сильно он сам любит ее.
Поцелуи за все прежние годы брака никогда не были более нежными и робкими. Касания, мягко начавшиеся с лица, а потом, потихоньку, оценивая реакцию, спускающиеся ниже, задевали те уголки сознания, которые прежде не были открыты… а когда Белла, закончив с раздеванием, начала шептать ему на ухо слова о красоте, мужественности и наслаждении, принятое решение перестало казаться страшным, а проблема — нерешаемой.
Эдвард отпустил себя. Задохнувшись, когда простыни стали ощущаться всей поверхностью обнаженного тела, отпустил.
И пусть в тот вечер вспыхнувшее воспоминание заставило отступить, прекратить начатое, решиться на вторую попытку было уже куда проще.
Тринадцатого августа. Тринадцатого, когда Белла, получив разрешение, поцеловала его… ниже талии. Когда, выражая всю нежность, заботу и любовь, соблазнительно улыбалась, чертя линии по всему телу. Когда с обожанием улыбнулась, доведя мужа до последней грани…
А следующим вечером улыбался уже сам Эдвард, наблюдая полуприкрытые глаза жены и глядя на то, как она кусает губы, беспомощна ища опору среди голубых простыней, перебирая их руками.
Их семейная жизнь восстанавливалась около месяца, долгое время состоя лишь из поцелуев и касаний, но оттого не терявшая всей великолепности результата, пусть и наполненного ожиданием.
А ожидание, как принято считать, вознаграждается, что и было, в конце концов, в сентябре подтверждено.
Тем вечером, как Эдварду показалось, он раз и навсегда, окончательно, до точности в девяносто девять и девять десятых процента, закрепил веру в сущность антуриума. В Мужскую — свою сущность. И больше ни он, ни Белла не боялись причинить друг другу боль, к чертям разворачивая брачное ложе. Той ночью Алисе пришлось поспать в гостиной…
— Папочка, — Белла, кажется повторяющая зов в который раз, закатывает глаза, — Папочка, оторвись на минутку от вида, пожалуйста.
Эдвард, возвращая взгляду осмысленность, с удивлением смотрит на жену. Но быстро все понимает, когда Алиса, своим фирменным криком разрезая утреннюю тишину, просится на руки к маме.
— Наш Папочка, малыш, как и ты, любит витать в облаках, — посмеивается девушка, забирая дочь на руки, — и слезы здесь совершенно ни к чему.
Она нежно проводит пальцами по щекам девочки, убирая прозрачные капли. И улыбается, удовлетворенная результатом.
Мужчина смотрит на них. На схожие черты лица, на похожие улыбки, на блеск в глазах — его глазах — и медленно качает головой, щурясь.
— Что-то не так? — Белла изгибает бровь, удобнее перехватив малышку. Невозможно описать то, насколько счастлива, как не раз признавалась за последние четыре месяца.
— Ничего особенного, — отвечает Эдвард, вернув их в свои объятия, — за исключением того, что у меня теперь две принцессы.
Белла закатывает глаза, но по всему видно, что это шутка. Тем более, потом она улыбается.
— Знаешь, Алис, будешь водить своих парней к папе, — шепчет она на ухо девочке, отвлекая ее от игры с интереснейшей пуговицей маминой пижамы, — пусть он научит их говорить комплименты.
— Слава богу, до ее парней еще далеко…
— Уже готов к бою?
— Уже давно, — Эдвард приседает, опускаясь на один уровень с глазами своего Сероглазика, и шепчет:
— Пока еще она только наша маленькая девочка…
Миссис Каллен ничего не отвечает. Вместо этого, снова приподнявшись на цыпочках, целует мужа. Легко и целомудренно, но с огромной любовью. Мужчина почти физически чувствует ее мерцание на губах.
— Думаю, нам лучше вернуться в постель, — скромно предлагает Белла, оторвавшись от него и взглянув на почти поднявшееся солнце, — вечером будем задувать свечи с дедушкой, а для этого нужно хорошенько выспаться…
— Полностью поддерживаю, — Эдвард прикрывает окно, подмигнув малышке. В последнее время они с отцом по-настоящему сблизились и наладили «контакт», к великой радости Эсми. И больше не волновало ни оставшееся время, ни диагноз, ни какие-то отголоски прошлого. Зачем же?..
Эдвард с радостью встречает протянутые в свою сторону детские ручки. С радостью забирает девочку к себе. И, уложив в кроватку, с широкой улыбкой возвращается под одеяло, где уже ждет Белла.
— Спокойного доброго утра, gelibter, — бормочет она, устроившись на его груди и перебирая волосы на затылке.
Каллен хмыкает, обеими руками обнимая ее за талию.
— И тебе, моя Принцесса.
*
Это случилось восемнадцатого ноября две тысячи пятнадцатого года…
Обычный рабочий день, затянувшееся совещание о проблемах с поставщиками, пробка на выезде из офисного центра и мелькающие фары спешащих домой машин, движение которых, особенно под музыку, воспринималось едва ли не с улыбкой.