Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание - Страница 17

Многое было уже как бы запрограммировано тем, что своим существованием боярские вотчины обязаны великокняжеской власти: сравнительно раннее возникновение единого государства, суровость, подчас большая деспотичность, чем в других странах Европы, великокняжеской, а затем и царской власти.

Их было не так уж много. В официальной родословной книге – «Государевом родословце», составленном в середине XVI века, немногим более сорока глав, каждая глава – род. Часть из них – великие князья литовские, московские удельные князья. Остальные – боярские роды, титулованные и нетитулованные. Кто же они?

Самый древний слой – старомосковское боярство. Так принято называть отпрысков семей, служивших еще с конца XIII–XIV веков московским великим князьям – основателю московской династии Даниилу Александровичу, его сыновьям Юрию и Ивану Калите, сыновьям Ивана Калиты, знаменитому внуку Калиты Дмитрию Донскому. Здесь потомки прибывшего на службу к князю Даниилу черниговского боярина Федора Бяконта – Плещеевы, Игнатьевы и другие, потомки новгородца Радши, в том числе Пушкины.

Кроме Пушкиных, потомками Радши были Мятлевы, Чеботовы, Челяднины. От «мужа честна» Андрея Кобылы, выезжего «из Прусс» (как полагают, с Прусской улицы Великого Новгорода) происходили Шереметевы, Колычевы, Захарьины с их ветвями – Яковля и Юрьевы, а от последних – Романовы. Это был кружок людей, все материальное благополучие и политическое влияние которых связано с успехами московских князей. Недаром сын Ивана Калиты, Симеон Гордый, писал в 1353 году в своем завещании, обращаясь к наследникам-братьям: «Слушали бы есте отца нашего владыки Олексея, тако же и старых бояр хто хотел отцю нашему добра и нам. А пишу вам се слово того деля, чтобы не перестала память родителии наших и наша, и свеча бы не угасла». Упомянутый здесь «владыка» Алексей – это митрополит всея Руси, родившийся уже в Москве сын боярина Федора Бяконта.

Известно витиеватое и несколько патетически приподнятое «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского». Автор его вкладывает в уста умирающему Дмитрию пространную похвалу боярам. Он советует наследникам: «Бояр же своих любите и честь им достойную воздавайте… без их думы ничтоже творите», а обращаясь к боярам добавляет: «Пред вами… родихся и возрастох, и с вами царствовах… С вами на многы страны мужествовах, вами в бранех страшен бых… Вы же не нарекостеся у мене бояре, но князи земли моей».

Переход новых территорий под высокую руку великого князя московского (а потом и всея Руси) всегда сулил этим боярам большие материальные выгоды. Например, когда Ивану Калите удалось захватить часть Ростовской земли, то «отъяся» от ростовских князей «власть и княжение, и имение, и честь и слава, и вся прочая, и потягну к Москве», а «насилование много» воевод Ивана Калиты привело к тому, что «не мало их от ростовець московичем имениа своя с нужею (то есть насильно. – В. К.) отдаваху».

Когда московский князь становился одновременно великим князем владимирским, старшим среди всех князей Русской земли, то под его власть тем самым попадали обширные богатые территории собственно Владимирского великого княжения – земли Переславля-Залесского, Костромы, Углича, Вологды, самого Владимира и многие другие. Со времен же Дмитрия Донского эти земли фактически сливаются со старой территорией Московского княжества. Наместниками здесь становились московские бояре. Наместник же в те времена был «кормленщиком»: он получал в свою пользу определенную долю налогов и судебных пошлин с управляемого уезда – «кормления». Чем уезд крупнее и богаче, тем и кормление доходнее.

В XIV веке титулованных бояр еще не было. Такое распространенное в XVI–XVII веках словосочетание, как «боярин князь» такой-то, было в XIV столетии – в первой половине XV века еще невозможным. Либо князь, либо боярин! Слово «князь» воспринималось не только как титул, но и как «должность». Лишившиеся своих уделов князья обычно автоматически лишались титула. С великой «честью» выехал в Московское княжество с Волыни князь Дмитрий Михайлович Боброк, будущий герой Куликовской битвы, вместе с сыновьями. Великий князь Дмитрий даже выдал за него замуж свою родную сестру, и тем не менее ни он, ни его потомки (Волынские и Воронцовы-Волынские) не сохранили титула.

Но в XV веке положение меняется. На московскую службу переходит все больше и больше потомков самостоятельных князей. Отпрыски литовской великокняжеской династии Гедиминовичей – князья Патрикеевы, Голицыны, Куракины, Хованские, Вельские, Мстиславские… Потомки ярославских князей – Пенковы, Кубенские, Курбские, Сицкие… суздальско-нижегородских – Шуйские, Горбатые… ростовских – Лобановы, Буйносовы, Темкины… оболенских – Репнины, Курлятевы, Серебряные, Долгоруковы… – становятся постепенно воеводами и боярами, но сохраняют княжеские титулы. Вслед за ними в московской Боярской думе оказываются и самостоятельные владетели княжеств на Верхней Оке, отпрыски черниговской княжеской династии Воротынские и Одоевские.

Вождь воинствующих церковников Иосиф Волоцкий льстиво назвал Василия III: «всея Русский земля государем государь». В этой формуле – точная фиксация существовавшего тогда положения: государю всея Руси служили многие «государи» рангом пониже, продолжавшие властвовать над своими подданными. Перешедшие на службу к великому князю владетели бывших независимых княжеств долго сохраняли в своих землях право суда по всем делам, право жизни и смерти над своими подданными, выдавали жалованные грамоты монастырям и держали собственных служилых людей – тоже феодалов. Лишь к середине XVI века эти особые княжеские права были постепенно ликвидированы.

Представление о боярстве как постоянной аристократической оппозиции во многом возникло под влиянием знакомства с историей Западной Европы, где гордые и самоуправные бароны сопротивлялись королевской власти. Но сопоставление это грешит неточностью. Прежде всего, на Руси не было боярских замков. Высокие ограды боярских усадеб еще не делали их замками по функциям. Когда подходил неприятель – иноземный или из соседнего княжества, боярин никогда не принимался за укрепление и оборону своей собственной усадьбы. Летописи при описании военных действий обычно говорят о сожжении сел, то есть усадеб, и осаде городов. Русские бояре защищали не каждый свое село, а все вместе – княжеский (позднее – великокняжеский) град и все княжество. Недаром у каждого боярина был в городе «осадный двор». С западноевропейскими баронами сопоставимы скорее удельные князья, чем бояре.

В концепции, по которой реакционное боярство враждебно централизации, заключено внутреннее логическое противоречие. Как известно, высшим правительственным учреждением была Боярская дума, все указы и законы оформлены как «приговоры» или «уложения» царя или великого князя с боярами. Все историки согласны, что воплощенная в этих указах правительственная политика была направлена на централизацию страны; таким образом, если придерживаться традиционной концепции, – против боярства. Итак, боярство – своего рода коллектив самоубийц, настойчиво проводящий меры, направленные против себя? Разумеется, эти рассуждения недостаточно доказательны – ведь реальная жизнь слишком сложна и плохо подчиняется строгим логическим схемам. Да и читатель, знакомый с историей, вправе спросить: а как же быть с боярской идеологией, с убежденностью бояр в своем наследственном праве участвовать в управлении государством и тем самым ограничивать власть монарха? И на память сразу приходит князь Курбский, тот самый, что «от царского гнева бежал». «Идеолог боярской оппозиции», он будто бы требовал ограничить царскую власть. Впрочем, давно существует и иная оценка взглядов Курбского. Крупнейший советский историк С. Б. Веселовский писал, что «все притязания Курбского сводятся к тому, чтобы не быть битым без вины и без суда».