Муся - Страница 1

Я подробно обо всём расскажу. Даже с теми подробностями, которые, может показаться, и внимания не стоят. Но, по-моему, все эти подробности суть характерные детали и могут света пролить. А если опустить их в угоду красоте изложения, многое просто из виду исчезнет, недоступным пониманию окажется. Так что я уж всё подряд изложу, так, как сам помню. Тем более что и для меня самого кое-что неясным осталось. И понадеюсь, что рассказ этот поможет мне разобраться во всём.

Что же касается повествования, я, конечно, понимаю, что от совершенства оно далеко. Но, как сказал один человек, а сказал он гениальную вещь, я ведь не Лев Толстой. Ха-ха! Вы, конечно, спросите, что же тут гениального. Да ничего, баловство одно. Только теперь ведь модным стало банальности свои ссылкой на известное лицо предварять: он-де гениальнейшую мысль обронил. Как будто от всех этих ссылок ума прибудет, или банальность вдруг менее банальной сделается. Так что это я модничаю.

Тот человек тщетно пытался какое-то своё соображение словами выразить, но под конец только руками развёл: «Я ведь не Лев Толстой…» Мне этот ход его очень понравился. Он тем самым с себя всякий стыд за своё косноязычие сложил и совершенно оправдал себя. Впрочем, он и не думал оправдываться, а хотел только, чтобы от него многого не требовали.

Я потому эти слова его сейчас вспомнил, что и сам благосклонности ищу и прошу строго меня не судить. Я-то ведь тоже не Лев Толстой…

Познакомился я с ней на вечеринке у одних, как оказалось, наших общих знакомых. Она последней пришла, когда все уже вокруг стола расселись и закусывали. Как вошла она, все разом замолчали и к ней повернулись, рассматривать принялись. А она румяная с морозу, свежая, глаза блестят. В дверях остановилась, заулыбалась всем и, смутившись, покраснела пуще. Потом пролепетала что-то и присесть заспешила. Помню, принесла она с собой запах мороза и духов горьковатых. Ещё помню, платье на ней такое было… Дурацкое платье. Я его тогда про себя «буржуйским» назвал: юбка до пят, воланы какие-то… Прошлый век, да и только! В общем, мне она поначалу не очень понравилась.

Я тогда полгода, как в Москве жил, учился на режиссёрском. И мне всё мечталось, что здесь, в Москве, новая моя жизнь начаться должна. Я ведь в своём городе много дурного оставил и в Москву приехал очень несчастным. Но у меня мечта была. Я мечтал жизнь свою обустроить, сделать её до того удобной и приятной, чтобы каждый день мой радостным был. При этом я блеску хотел. Не мещанской серой обыденности с блинами да пирогами, и не холи банкирской, а вот именно блеску, красок. Я хотел в искусство войти, и чтобы меня там за своего приняли. Мне мечталось собственный фильм снять. Такой, чтобы весь мир, глядючи, плакал. Я хотел, чтобы фильм мой всё в себя вмещал: любовь, страдания, счастливый конец. Потому что именно такую картину публика примет, именно такой сюжет сейчас людям нужен.

И я поступил на режиссёрский. Если б вы знали, чего мне это стоило! Но я всё выдюжил и поступил. Разве не вправе был я после этого уважать себя и от других уважения требовать? Но не подумайте, что я такой уж Наполеон был и всё только о великом мечтал. Мне и простых вещей хотелось. И я думал, что поступлю учиться, работу найду подходящую, чтобы опыту набираться, с девушкой познакомлюсь. Потом квартиру с ней снимем, жить вместе будем. И всё всегда вместе. Но ведь всё со строгостью и сообразностью! О беспутстве я и не помышлял. Я именно верным быть хотел. Это уж мой принцип. Я знал, что в том мире, куда я стремлюсь, свои законы. Но я с самого начала положил, что пить много не буду и насчёт женщин буду воздержан. Выберу себе лучшую, и достаточно с меня будет.

Верность – вот, что важно. Сейчас это даже не модно. Но я хотел, чтобы она мою верность видела и понимала, кто я таков. Ведь за одно только это меня уважать можно было, за одно только это я благодарности был вправе потребовать. Теперь-то я понимаю, что не прав был тогда. Что нельзя от людей благодарности ждать – в дураках останешься. Сколько у меня было шансов с женщинами! Но я ни единым не воспользовался, потому что от неё одной благодарности ждал. И что же?.. Но после об этом. А теперь я так вам скажу: для себя только жить надо, одной минутой. Если видите в чём-то своё удовольствие, хватайте его, не упускайте, чтобы не жалеть потом. А главное, не ждите, что за ваши добрые дела кто-нибудь спасибо вам скажет. О людях только тогда вспоминать нужно, когда они выгоду сулят. Любите себя и добивайтесь того, чтобы все вас любили и вам служили. Но не любовью ответной добивайтесь – слишком высокая цена, – но хитростью и особым умением. И кто это умение приобретёт, хитрости научится – только тот счастливым и станет. Но это я отвлёкся. Тогда мне совсем о другом мечталось. Вот мы вместе с ней выходим из дома утром, а вечером вместе возвращаемся. Потом ужин вместе готовим. После ужина – уборка, концерт по телевизору, ну и всё прочее. Как выходной – мы в клуб с ней. Я и сам весёлый и подругу свою весёлой воображал. До утра веселимся, а там и домой, отсыпаться. Я даже и то себе представлял, как мы поутру с ней домой возвращаемся. У неё чёрное пальто и длинные, до талии, волосы на прямой пробор, распущены по спине белой гладью. И лицо, чуть осунувшееся после бессонной ночи, бледное. Я пальто ей снять помогаю, а потом затяжно целую. А она, уставшая, слабо так сопротивляется: не до того, мол, мне…

И так-таки в подробностях я и рисовал себе свою жизнь. Я прежде с женщиной не жил никогда. В хозяйственном смысле, конечно. И потому очень уж испытать хотелось. О семье я и не помышлял. А так только, чтобы жить вместе. Мне почему-то ужасно нравилось, когда живут вместе. Не женятся, а так только. Всё думал, что подойду к ней и эдак торжественно, на манер предложения руки и сердца объявлю: «Хочу жить с тобой…» А она, конечно, умилится или что-нибудь в этом роде, и согласием мне ответит. Мне тогда казалось, что этого для счастья довольно. Я даже думал, что у каждого человека своя формула счастья, свой набор необходимых благ. Мой набор был невелик. И я, помню, собой гордился, когда думал, что мне много не надо. Но было и у меня одно непременное условие: чтобы подруга моя была красавицей. Потому как я и сам недурён и знаю, что женщинам нравлюсь. Я высок, худощав, правда, несколько. Зато у меня смуглая кожа, тёмные волосы немного вьются и очень красиво блестят. Ещё нос у меня… хороший такой нос, тонкий, прямой. По правде сказать, я несколько даже влюблён в свой нос, я горжусь им. Иногда я любуюсь на свой профиль в зеркале. Я встаю боком к большому зеркалу и навожу на своё отражение в нём маленькое зеркальце. И так, поворачиваясь, я могу прекрасно видеть себя со всех сторон. Мне кажется, что в профиль я похож на Перикла. С такой внешностью я мог бы быть и актёром, тем более, что я и вправду необыкновенно артистичен. К тому же, и я совершенно в этом уверен, я человек приятный и лёгкий в общении. Так неужели несправедливо, что я и женщину подстать себе искал? За полгода, что в Москве-то жил, я успел свести несколько близких знакомств. И даже в связи с одной очень сексуальной блондинкой был. Хотел было и предложение ей сделать о совместном проживании, но тут-то она меня и огорошила. Опередила меня с предложением-то. Такое предложила, что и повторить сейчас совестно. Я, говорит, по-всякому пробовала, только вот этак ещё не пробовала. Хочу, говорит, всё испытать, потому как я женщина свободная. Признаться, был грех, призадумался я. Да удержало что-то. А она говорит: «Я-то думала, что ты мужик. А ты…» И в глаза мне рассмеялась. Понятно, что предложение моё отпало само собой. Я потом вспоминал о ней, жалел даже: уж больно хороша была!

И вот, представьте, на таком-то контрасте: росту среднего, острижена, как после тифа, в дурацком платье. Но, правда, фигурка симпатичная: ноги там, грудь… И мордашка то, что называется хорошенькая: глазки, щёчки, ямочки… Но главное, было же в ней что-то такое, отчего хотелось смотреть на неё. Было какое-то выражение в лице особенное, детское, нежное выражение. И взгляд её был детским и нежным. Она на всех так смотрела, и в ответ ей все улыбались. Улыбнулся и я, взгляд её перехватив. И тут же захотелось мне в игру с ней сыграть. Никакой цели особенной я не имел, тут в вине, наверное, причина была. В общем, стал я из себя Демона представлять. Голову опустил и гляжу на неё исподлобья. Ещё и левую бровь для убедительности поднял. Глаза прищурил, а взору своему загадочности постарался придать. Впрочем, всё без улыбки. Она сначала как на дурака на меня посмотрела и глаза отвела. Но, видно, роль моя мне удалась. Потому что через минуту она опять ко мне оборотилась, с любопытством на этот раз. Я всё то же. Тогда она игру мою принять решила и сама на меня уставилась. Поглядим, дескать, кто кого пересмотрит. Но мы недолго глазами друг друга буравили. Потому что хозяева музыку включили, и мне, само собой, пришлось её пригласить. Стали мы танцевать с ней, а точнее, слегка обнявшись, топтаться на месте. Говорить, понятно, не о чем: едва знакомы. Ну, я, благо выпимши, наклонился к ней и поцеловал в самые губы. Думал, оттолкнёт она меня: девица в таком платье непременно оттолкнуть должна. Но она, мало не оттолкнула, подалась вся ко мне и на поцелуй мой ответила, точно ждала его. И подалась как-то доверчиво, естественно, то есть, не заламывая рук, не запрокидывая головы и без всех этих несносных телодвижений, страсть имитирующих. Я тогда ещё подумал, что зря сомневался. Иначе-то и быть не могло, ведь видел, что нравлюсь.