Мозаика странной войны - Страница 31

– Пустыню? – переспросил Пилот.

“Значит, полковник так и не дотянул до океана… Впрочем, это было ясно сразу же пос­ле взрыва”.

– Целились в океан… – выдавил он. – Если они у вас есть, конечно.

– Здесь – нет, – отрезала Генобра, подчеркивая слово “здесь”. – Это чисто военная ли­ния. А зачем вам понадобилось бросать бомбы в океан?

– За тем же, зачем и вам! – раздраженно огрызнулся Пилот. – Чтобы взорвать к чер­то­вой бабушке весь этот мирок!

– Весь мир?… – женщина побледнела. Пилот взглянул на нее с интересом.

“Притворяется?”

– Ваша бомба могла взорвать весь наш мир?

– Ну да. Если бы попала в в любую акваторию, сообщающуюся с океаном. Реакция син­те­за – знаете, что это такое?

– Н-нет… – женщина была явно потрясена. – То есть, теоретически знаем, но вызвать ее ис­кусственно… Ты ничего не перепутал?

Она снова взглянула на дисплей, и Пилот понял, что по крайней мере одна из за­га­доч­ных кривых имеет некоторое отношение к детектору лжи.

– Ничего. Бомба запускает реакцию синтеза, в которую вовлекаются дейтерий и тритий Ми­рового океана. Ваши бомбы именно так и поступили с двумя нашими мирами.

– Наши бомбы?

Женщина снова бросила обеспокоенный взгляд на стену.

– Странно. Ты не врешь… – она вскочила на ноги и сделала несколько шагов в сторону, за­тем передумала, вернулась и упала в кресло.

– Но во всем этом есть один маленький нюанс, – заявила она после длитель­ной паузы. – У нас нет таких бомб. И мы никогда не бросали ничего подобного на ваши пла­не­ты.

Эпизод 29.

Следующее пробуждение оказалось далеко не таким приятным, и не только физически. Со­знание вернулось сразу же, и Пилоту не доставила ни малейшего удовольствия мысль о том, что во власти его собеседницы были его жизнь, смерть, сон, бодрствование и прочие состояния – как приятные, так и не очень.

Насчет “не очень” он оказался пророком – боль сразу же дала о себе знать. Начиналась она где-то в ногах, плавно нарастала к коленям и снова шла на убыль где-то в районе живота. С большим трудом повернув голову, Пилот сквозь прозрачную булькающую питательно-ды­ха­тель­ную жидкость узрел рваные лохмотья на месте собственного таза, мягкие, колыхающиеся в растворе кос­ти ног – то ли полурастворенные, то ли, наоборот, наполовину синтезированные – хотел за­кри­чать – но знакомое уже до ужаса жужжание снова бросило его в синтетическое беспамятство.

Сквозь сон приходило новое знание, в редкие мгновения, когда мозг разгонял все же дур­ма­нящий туман, Пилот ощущал, что умеет управлять ракетным летательным аппаратом ама­зонок, знает, как обращаться с их странным оружием; чувствовал он, и как утекает куда-то в чу­жие синапсы и микросхемы информация о его родном мире, мире Стратега, Базе… обо всех ми­рах, в которых он когда-либо побывал – или о которых слышал хоть краем уха. Иногда мозг пробовал было сопротивляться – но ужасная, сотрясающая сознание волна боли про­катывалась по всем нейронам – и то­гда Пилот с облегчением проваливался в беспамятство…

Но все кончается в этом мире – и настал час, когда обновленное, перебранное по всем клеткам те­ло, перестроенное, ускоренное, усиленное, армированное пластиком, титаном и имплан­тиро­ван­ными системами оружия, снабженное форсификатором мозговой деятельности, было из­вле­че­но из биологической ванн, обсушено, размято, одето и накормлено .

Пилот – впрочем, теперь он был биологическим аналогом хорошо знакомых ему робо­пи­лотов для штурмовиков, и по странному совпадению назывался точно так же – стоял в ряду та­ких же модернизированных соратников, и единственным его желанием было умереть за про­цве­тание мира амазонок, и единственной целью был странный, чуждый и враждебный мир, где не было заботливых биологических ванн, где дикие, невоспитанные люди мыслили само­стоя­тельно и даже прибегали к помощи не менее диких механических противоестественных устройств, мир, где изобрели чудовищное оружие, способное уничтожить прекрасное и хрупкое, как бабочка, создание амазонок – этот враждебный по своей сути мир должен был быть унич­то­жен и сожжен, но перед этим – лишен своих гигатонных ядовитых клыков.

“По машинам!”

Команда прозвучала не вслух – тем не менее, каждый понял и воспринял ее, как долго­ждан­ный сигнал, и они бросились к своим аппаратам – как застоявшиеся в засаде кони рвутся в бой, не жалея о том, что встретят их не цветами, а шрапнелью и пулеметным огнем, а в данном случае – наземными и орбитальными лазерами, ЭМИ-генераторами, зенитками, ис­тре­бителями и подобным весьма полезным оборудованием.

Так же, по мысленной команде одной из предводительниц, ровным строем машины под­нялись в воздух, почти вертикально забрались на высоту пятьдесят тысяч, и все разом за­пус­тили программу Перехода.

Эпизод 30.

Если раньше Переход казался Пилоту смертью, то сейчас это было еще ужаснее. Он про­сто всхрипнул и потерял на миг сознание, а когда пришел в себя – у истребителей такая при­выч­ка вырабатывалась очень быстро, – то понял, что технология Перехода у амазонок развита на­много хуже.

Две машины – очевидно, потеряв пилотов – просто столкнулись и превратились в осле­пи­тельный огненный шар, еще один истребитель без всяких видимых причин наклонил нос и, быс­тро набирая скорость, устремился к земле, остальных разбросало по небу так, что нес­коль­ко драгоценных минут ушло на собирание их обратно в строй, и только после всех этих ма­ни­пу­ляций обнаружилось, что не хватает еще одного.

Итого, из грозной десятки эскадрилья превратилась в три потрепанных, дез­ори­ен­ти­ро­ван­ных пары, потерявших к тому же эффект внезапности.

Сомнения насчет эффекта внезапности, если у кого и были, то быстро исчезли – на ра­да­рах появились засветки от множества быстро приближающихся целей, с неба ударили лазеры, де­монстративно разрезав на части двух крайних – и Пилот, будучи в здравом уме, потянулся бы к катапульте – но приказ, сидевший в сознании глубже, чем без­ус­лов­ный рефлекс, знал только одну команду – “Вперед!”.

Носитель рванулся вверх – в облака. Оставшиеся истребители, поколебавшись, при­стро­ились следом, Пилот облегченно вздохнул – слава Богу, тяжесть принятия самостоятельного ре­ше­ния была снята с его плеч – и тоже толкнул вперед сектор газа. Между делом он бросил взгляд на радар – и снова порадовался, что принимать решения есть кому, а на его долю…

Додумать он не успел, поскольку одна из целей подошла совсем близко и вдруг пре­вра­ти­лась в сверкающее облако огня и осколков. Сосед слева прикрыл его своим корпусом, ма­ши­ну только встряхнуло, а носителю не досталось и этого – и Пилот вздохнул облегченно – са­мым важным был, разумеется, носитель… и та женщина, что его пилотировала.

Где-то в глубине души, не отвлекая его от пилотирования, шевельнулось смутное чувст­во, больше всего напоминающее изумление – как это раньше он умудрялся обходиться без та­кой вот Госпожи, любящей, понимающей, всегда знающей, что и как надо делать. Где-то рядом ше­вельнулась мысль о том, что бомба, с которой он пришел в мир амазонок, могла ей на­вре­дить, или даже…

При одной мысли о смерти Госпожи у Пилота затряслись руки, и что-то чужое и до сих пор незаметное быстро и четко навело порядок в голове, уничтожило вредные мысли, осталь­ные загнало подальше – и вовремя, поскольку в следующий момент только новая, сверх­че­ло­ве­ческая реакция Пилота уловила некоторое движение сверху, руки его сами рванули рули – и ат­мо­сферник, поливая огнем пустое место, пронесся совсем рядом. Все так же рефлекторно Пи­лот довернул машину на прежний курс, загнал скачущий силуэт в прицел и двумя залпами раз­нес его на быстро гаснущие осколки.

Они забирались все выше и выше, атмосферники отстали и упали в штопор, и небо становилось все чернее, и прорезались звезды, и дымные хвос­ты за ракетопланами стали вдруг рассеиваться, как в вакууме, да собственно, это уже и был ва­ку­ум, но магнитодинамички преследовали их и здесь, и сочетая подвижность с ма­нев­рен­нос­тью, заходили сзади, стреляли, иногда попадали, отставали, и новые их звенья поднимались из-под облаков навстречу, и кто-то в глубинах мозга Пилота возмущался бездарностью, с ко­то­рой был спланирован этот рейд, и снова приходил кто-то черный, чужой и до сих пор не­за­мет­ный – и наводил порядок, и так было, пока в небе не загорелась яркая зеленая звезда, и не ужа­ли­ла идущий впереди и уже почти недосягаемый носитель, и не разрезала его пополам.