Моя жизнь среди индейцев - Страница 3

Широко раскинувшиеся побуревшие прерии; далекие крутые холмы с плоским верхом; за ними огромные горы с синими склонами и острыми вершинами, покрытыми снеговыми шапками; запах полыни и дыма костров лагеря; гром десятков тысяч копыт бизонов, бегущих по твердой сухой земле; протяжный тоскливый вой волков в ночной тишине, – как я любил все это!

Я, увядший, пожелтевший лист, сухой и сморщенный, готовый упасть и присоединиться к миллионам предшественников. Вот я сижу ни на что негодный, зимой у камина, в теплые дни на веранде; я могу только переживать в памяти волнующие годы, проведенные на границе note 4. Мысли мои все возвращаются к прошлому, к тому времени, когда железные дороги и доставленные ими толпы переселенцев еще не стерли с лица земли всех нас, – и индейцев, и пограничных жителей, и бизонов.

Любовь к вольной жизни в лесу и поле, к приключениям у меня в крови от рождения; должно быть, я унаследовал ее от какого-то далекого предка, потому что все мои близкие – верующие люди трезвых взглядов. Как я ненавидел все удовольствия и условности так называемого цивилизованного общества! С ранней юности я чувствовал себя счастливым только в большом лесу, лежавшем к северу от нашего дома, там, где не слышно ни звона церковных колоколов, ни школьного колокольчика, ни паровозных свистков, Я попадал в этот огромный старый лес лишь ненадолго, во время летних и зимних каникул. Но настал день, когда я мог отправиться куда и когда захочу, и однажды теплым апрельским утром я отплыл из Сент-Луиса на пароходе вверх по реке Миссури, направляясь на Дальний Запад.

Дальний Запад! Страна моей мечты и моих надежд! Я прочел и не раз перечел «Дневник» Льюиса и Кларка, «Восемь лет» Кэтлина, «Орегонскую тропу», книгу об экспедициям Фримонта. note 5 Наконец-то я увижу страну и племена, о которых рассказывали эти книги. Наш крепкий плоскодонный, мелкосидящий пароход с кормовым колесом каждый вечер, когда темнело, пришвартовывался к берегу и снова отправлялся в путь утром, когда рассветало. Благодаря этому я видел все берега Миссури, фут за футом, на протяжении 2600 миль, от впадения ее в Миссисипи и до места нашего назначения, Форт-Бентона, откуда начинается навигация по реке.

Я видел красивые рощи и зеленые склоны холмов в нижнем течении, мрачные «бедленды» note 6 выше по течению и живописные скалы и обрывы из песчаника, изрезанные ветрами и ливнями, придавшими камню всевозможные фантастические формы, типичные для берегов судоходного верхнего течения реки, Я увидел также лагеря индейских племен на берегах реки и такое количество диких животных, какого и не мог себе представить. Часто наш пароход задерживали большие стада бизонов, переплывающие реку. Бесчисленные вапити note 7 и олени бродили в рощах на склонах речной долины. На открытых низинах у реки паслись небольшие стада антилоп и чуть ли не на каждом холме и скале в верхнем течении реки можно было видеть горных баранов. Мы видели много медведей-гризли, волков и койотов, а вечерами, когда стихал шум на пароходе, у самого борта играли и плескались бобры.

Но больше всего меня поражало огромное количество бизонов. По всей Дакоте и Монтане до самого Форт-Бентона на холмах, в долинах у рек, на воде можно было изо дня в день видеть бизонов. Сотни утонувших бизонов, распухших, валялись на отмелях, выброшенные течением, или плыли мимо нас по реке. Я думаю, что коварная река со своими плывунами, зимой покрытая льдом неравномерной толщины, причиняла стадам не меньший урон, чем живущие по берегам индейские племена. Наш пароход часто проплывал мимо несчастных животных, сгрудившихся иногда по десятку и больше, под крутым обрывом, на который они тщетно пытались взобраться; они стояли, медленно, но верно погружаясь в вязкую черную грязь или плывуны, пока наконец мутное течение не покрывало целиком их бездыханные тела. Естественно думать, что животные, переплывающие реку, оказавшись под высоким обрывистым берегом, должны повернуть обратно и плыть вниз по течению, пока не найдут хорошего места, чтобы выйти на берег. Но как раз этого бизоны во многих случаях не делали. Решив плыть к какой-либо точке, они направлялись к ней по прямой. Судя по тем бизонам, которых мы видели мертвыми или издыхающими под береговыми обрывами, животные как будто предпочитали скорее умереть, чем направиться к цели обходным путем.

Когда мы достигли страны бизонов, стало попадаться много мест, оставляя которые я испытывал сожаление. Мне хотелось сойти с парохода и исследовать эти места. Но капитан говорил мне: не торопитесь, езжайте до конца, до Форт-Бентона; это то, что вам нужно, там вы познакомитесь с торговцами и трапперами всего Северо-Запада, с людьми, на которых можно положиться, с которыми можно путешествовать относительно безопасно. Боже мой, да если бы я вас здесь высадил? По всей вероятности, не прошло бы и двух дней, как с вас бы сняли скальп. В этих оврагах и рощах скрываются рыщущие повсюду военные отряды индейцев. Ну, конечно, вы их не видите, но они тут.

Мне, глупому, наивному «новичку», никак не верилось, что я могу пострадать от рук индейцев, когда я так хорошо к ним отношусь, хочу жить с ними, усвоить их обычаи, стать их другом.

Наш пароход в Форт-Бентон этой весной пришел первым. Задолго до того, как мы увидели форт, жители заметили дым судна и приготовились к встрече. Когда мы обогнули речную излучину и приблизились к набережной, загремели пушки и взвились флаги. Все население форта приветствовало нас на берегу. Впереди толпы стояли два торговца, не так давно купившие здесь дело Американской пушной компании, вместе с фортом и всем имуществом. Они были одеты в синие костюмы из тонкого сукна; длиннополые сюртуки со стоячими воротниками были усеяны блестящими медными пуговицами; на белых рубашках с воротничками чернели галстуки; длинные, гладко причесанные волосы спускались на плечи. Рядом с торговцами стояли их служащие – клерки, портной, плотник – в костюмах из черной фланели, тоже с медными пуговицами. Служащие также носили длинные волосы, а на ногах у них были мокасины note 8 с подметками из сыромятной кожи, пестро расшитые замысловатыми яркими рисунками из бисера. Позади этих важных лиц теснилась живописная толпа. Здесь стояли группы служащих-французов, в большинстве креолов из Сент-Луиса note 9 и с нижней Миссисипи, проведших всю свою жизнь на службе Американской пушной компании и протащивших бечевой немалое число судов на огромные расстояния вверх по извивам Миссури. Одежду этих людей составляли черные фланелевые верхние куртки с капюшонами и фланелевые или замшевые штаны, перехваченные яркими поясами. Толпились здесь еще погонщики мулов, независимые торговцы и трапперы, одетые большей частью в костюмы из замши, гладкой или вышитой бисером и отороченной бахромой; почти у всех за поясом торчали ножи и шестизарядные револьверы Кольта с пыжами и пулей; головные уборы, особенно у торговцев и трапперов note 10 были самодельные, главным образом из меха прерийной лисицы, грубо сшитого в круглую шапку мордой вперед, со свисающим сзади хвостом. Позади белых стояли индейцы, взрослые мужчины и юноши из близлежащего лагеря, и женщины – жены постоянных и временных белых жителей.

По тому, что я успел увидеть среди различных племен на пути вверх по реке, я уже знал, что обычный житель прерий – индеец – не похож на роскошно разодетое, украшенное орлиными перьями существо, каким он мне представлялся по картинкам и описаниям. Конечно, у всех у них есть такой маскарадный костюм, но носят его только в торжественных случаях. Индейцы, толпившиеся на берегу, были одеты в леггинсы из одеяла или кожи бизона, в гладкие или шитые бисером мокасины, ситцевые рубашки и плащи из одеяла или шкуры бизона. Большинство стояло с непокрытой головой; волосы их были аккуратно заплетены, лица раскрашены красновато-коричневой охрой или красно-оранжевой краской. У некоторых за плечами висели луки и колчаны со стрелами, у других кремневые ружья, у немногих более современные пистонные ружья. Женщины были в ситцевых платьях, на нескольких женах торговцев, клерков и квалифицированных рабочих я заметил даже шелковые платья, золотые цепочки и часы; у всех без исключения были наброшены на плечи яркие цветные шали с бахромой.