Моя вторая мама. Том 1 - Страница 103

Похороны были недолгими. Маленький гробик снесли в угол кладбища, где земля была скованна каменными надгробьями, и опустили в могилу. Присутствовавшие стали расходиться. У ворот кладбища Долорес повернулась к сыну:

– Ты должен быть рядом с Хуаном Антонио. Ты можешь ему понадобиться.

– Нет, он должен побыть наедине с Даниэлой. Она просто убита горем, – возразил Мануэль.

– Ты прав, дорогой, – сказала Ракель, беря мужа под руку. – Чем можно их утешить? Они потеряли сына! Я даже думать боюсь, что было бы со мной, случись что с нашим мальчиком.

– Бедный малыш! – вздохнула Долорес. – Он не смог даже узнать, что такое жизнь. Она прошла у него в этом «инкубаторе». Похороны вообще печальное событие, а уж таких печальных, как эти, я не помню.

Фелипе и Джина сели в машину и отъехали от кладбища. Оба молчали. Потом Фелипе сказал:

– Не плачь, а то я тоже заплачу.

– Это так ужасно! Мне казалось, я сама умираю, когда опускали в могилу гроб с сыном Даниэлы.

– Да, очень тяжело, но слезами горю не поможешь.

– Даниэла уже никогда не будет прежней. Я потеряла мою подругу, понимаешь?

– Нет, Даниэла – умная женщина. И сильная. Она еще оправится от горя.

– Тогда почему она не захотела, чтобы я поехала вместе с ней?

– Потому что бывают минуты, когда нужно побыть одному. Даниэле необходимо выплакаться.

– Я не хочу, чтобы она плакала. Она и так уже все глаза выплакала.

– Ты тоже должна успокоиться! Тебе нельзя переутомляться, – озабоченно сказал Фелипе. – Побереги себя!

– Да, теперь на мне лежит вся работа в Доме моделей, – кивнула Джина, – пока Даниэла не оправится от шока. Мне кажется, что никогда уже не будет так, как раньше. Я пессимистка, да?

– Прошлого не вернуть, это точно, – согласился Фелипе.

– Я должна благодарить Бога за то, что у меня такой характер. Если бы не это, я бы сошла с ума из-за тебя.

– Так ты уже сошла с ума, – хмыкнул Фелипе.

– Издеваешься, да? – укоризненно покачала головой Джина.

– Нет… Разве что самую малость, – ответил Фелипе.

После похорон Моника прошла на кухню к Марии и Доре. Мария налила Монике грейпфрутовый сок в высокий стакан.

– На, выпей.

– Спасибо, – поблагодарила Моника, но пить не стала. Она угрюмо уставилась в одну точку и спросила: – Мой братик умер не из-за меня, правда?

– Конечно, нет, Моника. Не мучай себя!

– Мне так грустно, – призналась девочка.

– Нам всем грустно. То, что случилось, слишком тяжело, – отозвалась Дора.

– А теперь кто умрет? – неожиданно спросила Моника.

– Бог с тобой! – замахала руками Мария. – Надеюсь, что никто.

– Все умирают. Зачем мы рождаемся, если так получается? – Моника повернулась к Марии.

– Ты еще очень мала, чтобы думать о таких вещах. Как такое тебе приходит в голову?

– Я любила моего братика. Я так просила святую деву, чтобы она его спасла!

– Не плачь, Моника! – попросила Дора и погладила девочку по голове.

– Мне кажется, что Даниэла никогда меня не простит. Тем более сейчас, когда мой братик умер.

– Мы все должны жалеть Даниэлу, помочь ей забыть ее горе. В последнее время на нее слишком много всего навалилось. Подумай, как ей тяжело, – стараясь быть спокойной, сказала Мария.

– Детей ведь очень любят? – опять задала Моника неожиданный вопрос.

– Да, Моника, очень!

– Когда я выйду замуж, у меня не будет детей. От них только слезы и неприятности. Как у моего папы и Даниэлы от меня.

– Но ты им можешь дать и огромную радость, они могут гордиться тобой, – заверила Монику Мария.

– Ты считаешь?

– Да, вот увидишь, – Мария понизила голос. – Слушай, пойди к сеньоре Даниэле и скажи ей, что ты очень ее любишь и что она тебе нужна.

Хуан Антонио обнял жену:

– Я рядом с тобой, любимая! Я люблю тебя. Очень! Ты должна взять себя в руки. То, что произошло, очень печально. И не думай, я тоже переживаю, мне очень больно, но я не могу видеть то, что творится с тобой.

Даниэла, казалось, не слышала его и повторяла как в бреду:

– Мой мальчик! Моя кроха! Столько планов, столько надежд!

– Мы могли бы усыновить ребенка… – сказал Хуан Антонио.

– Нет, это не то, – Даниэла покачала головой. – Я не могу не думать о нашем сыне, понимаешь? Временами моя боль так велика, что я просто ничего не чувствую.

– Ты должна вернуться на работу в Дом моделей. Это тебя отвлечет.

– Я одинаково плохо буду чувствовать себя тут, дома, и там.

– Что ты намереваешься делать? Запереться в комнате и рыдать целыми днями?

– Ты меня не понимаешь, – вздохнула Даниэла.

– Ты мне нужна! И Монике тоже! Подумай о нас!

– Единственное, что я хочу, это умереть, Хуан Антонио. Неужели ты не понимаешь? Я – самая несчастная женщина на свете!

– Поплачь, дорогая! Отведи душу, – сдался Хуан Антонио и вышел из спальни, оставив жену одну.

Моника видела, как отец спустился со второго этажа, вышел из дома, сел в машину и уехал. Она решила, что настал удобный момент поговорить с Даниэлой, и поднялась к ней в спальню.

– Я могу побыть немного с тобой?

– Нет. Я никого не хочу видеть! А тебя тем более! – голос Даниэлы звучал непривычно резко. – Я знаю, ты рада тому, что произошло! Ты меня не любишь и никогда не любила.

– Нет, Даниэла, я тебя люблю, – возразила Моника.

– Ты, должно быть, счастлива, что у тебя больше нет братика, который бы все у тебя отобрал?

На глаза Моники от обиды навернулись слезы:

– Я любила моего братика, клянусь тебе! Раньше я тебе говорила неправду.

– Пожалуйста, оставь меня одну! – почти закричала Даниэла.

– Но я хочу побыть с тобой, прошу тебя!

– Нет! Считай, что я погибла в аварии. И отчасти так оно и есть, – и Даниэла выставила Монику за дверь.

Леопольдо вернулся домой темнее тучи.

– Ты больше не будешь ни с кем встречаться! – набросился он на Иренэ. – Ты хотела меня провести? Я все знаю, я заметил, как ты бросаешься к телефону. Ты разговариваешь с мужчиной!

– О Господи! Я разговариваю и вижусь только с Ракель. И то все реже, – оправдывалась Иренэ.

– Я не позволю, чтобы ты мне наставила рога! – Леопольдо стукнул тростью об пол.

– Тебя так волнует моя верность? – Иренэ скривила губы в усмешке. – Тогда зачем ты заставляешь меня танцевать перед твоими друзьями? Зачем позволяешь, чтобы эти слюнявые старики меня тискали?

– Это совсем другое дело! – Леопольдо был в бешенстве. – Больше ты не получишь от меня денег! Когда тебе что-нибудь понадобится, тебе придется это заслужить. Без моего разрешения ты больше из дома ни ногой!

– Но здесь не тюрьма…

– Ты будешь делать то, что я говорю! Если ты выйдешь, то больше не вернешься в этот дом!

– Ты не можешь запретить мне выходить. Я – твоя жена, и этот дом принадлежит и мне.

– Нет, голубушка, ошибаешься! Все, что здесь есть, – Леопольдо тыкал тростью, указывая на мебель, картины и ковры, – вот это, и это, и это тоже – все мое, включая и тебя! Открой свои глазки, моя куколка!

Прошло несколько дней. Даниэла почти не выходила из спальни, и все усилия как-то расшевелить ее, пробудить интерес к жизни оказывались тщетными. Даже Джина не могла поднять ей настроение. Джина влетела в спальню Даниэлы, изобразив на лице радость:

– Когда ты выйдешь на работу?

– Не знаю. Когда-нибудь…

– А почему бы тебе не принять ванну, привести себя в порядок и выйти прошвырнуться по улицам, а? Давай пойдем по магазинам, купим что-нибудь… Прошу тебя, дорогая, сделай над собой усилие. Мы все очень тебя любим и не можем позволить, чтобы ты вот так… погибала на наших глазах.

– Я ничего не хочу, Джина! Вместе с моим сыном похоронили и мою душу.