Моя ревность тебя погубит (СИ) - Страница 10

— Он говорит, что это всё от усталости— мама каждый день работает и всёна себе тянет. У неё много долгов — поэтому ей просто нужно на ком-тосгонять свою злость.

— И ты считаешь, что это действительно оправдание?

— Я просто очень хочу, чтобы у мамы всё наладилось и она перестала срываться на мне, ведь счастливый человек так не поступает. Я хочу… Хочу нормальную семью, — на разрыве аорты говорит она.

У меня к горлу подступает ком. У меня умирает душа.

Она всего лишь хочет нормальнуюсемью.

Блядь, где справедливость в этом сучьем мире?

— А что случилось с твоим папой, принцесса? Извини, если тебе будетнеприятно об этом говорить.

— Он был шахтёром. Когда я пошла в третий класс, папа повредилпозвоночник и больше не смог ходить. Обезболивающие были очень дорогими, поэтому маме тогда пришлось много работать и брать в долг — чтобы хватало ещё и на лекарства.

Тяжёлая ситуация.

И снова один вопрос — почему жизньтебя так изувечила? В то время, когда ты должна растворяться в наивных мечтах — ты растворяешься в кислоте, которой тебя обливают.

— Всё обязательно наладится. Можешь даже не беспокоиться.

Раз ты так хочешь счастливую семью с любящей матерью, то будет сделано — ведь я пообещал выполнять любую твою просьбу.

Ты загадываешь — я выполняю. Стану твоим волшебником.

— Тем более, сейчас я рядом — бояться нечего.

— Стас, а можно будет утром позвонить с твоего телефона папе? Просто мой совсем не реагирует ни на что.

— Конечно, только с самого утра мнепридётся съездить на работу, но я что-нибудь придумаю.

— Спасибо.

— Допила чай?

— Да.

— Больше ничего не хочешь?

— Нет.

— Тогда беги спать.

Под моим руководством онаотправляется в спальню. Следом иду за ней — как верный пёс. Мне хочется, чтобы она чувствовала моё вмешательство. Видела, что она теперь под защитой — круглосуточно.

— Спокойно ночи, Стас.

— Сладких снов, принцесса. Отдохни и поспи подольше. А если проснешься и меня не будет, то в холодильнике полно еды.

— Хорошо.

Когда она полностью прячется пододеялом, я внезапно понимаю, чтосмотреть на неё — мой собственныйспособ наслаждения жизнью. Я готовнаблюдать за ней до шести утра — даже если нужно будет вставать в шесть тридцать.

Кстати, уже скоро шесть тридцать — и вряд ли я снова засну.

— Мне нужно, чтобы курьер привёз телефон к девяти утра. Если получится — раньше.

***

— Знаешь, в чём сейчас основная проблема?

Мой голос спокоен.

Зажатая между пальцами сигарилла медленно тлеет. Сквозь жалюзи в офис просачиваются редкие лучи солнца. В моих мыслях словно плывёт мягкое облако, на котором от усталости разлеглась Полина — всячески пытается рассеять моё внимание, отвлечь от рабочих вопросов. Заполняет мою голову своими ямочками на щеках, родинкой на шее, чуть волнистыми волосами, что спадают на плечи.

Если бы каждая эмоция влияла на мой рассудок — то я не поднимал бы такие бабки. Хотя подобное со мной впервые. Как это будет сказываться на работе — пока что загадка.

— Заказов больше, чем мы можем охватить.

— Верно, в следующем году открывают земельный рынок для иностранцев — это значит, что можно будет купить любую землю без приватизации по государственной цене. И если мы приобретаем несколько участков площадью до трёх-четырёх гектаров — то это ещё в десятки раз больше объёма.

— Разве в следующем году? Я читал, что даётся три года на привятазацию.

— Можно подтереться тем, что ты читал.

— Тогда вряд ли обойдёмся двумя-тремя бригадами.

— Именно поэтому уже сейчас нужно что-то решать.

— Я вас понял.

— Молодец, теперь свободен.

Часы проведённые на работе длятся столетиями — раньше такого точно не было. Но с появлением Полины у меня поменялись циферблаты — теперь есть время, когда я могу наблюдать за ней, и время, которое я готов вытравить из своей жизни. Одна секунда без неё — траур. Минута — онемение, афазия, паралич. Час — и фаланги рушатся в суставах.

Срочно. Мне срочно нужно её увидеть.

***

Себя потерять слишком легко — особенно когда находишь человека, заменяющего тебе вселенную. Моя крохотная вселенная — ростом где-то в сто шестьдесят сантиметров — на данный момент сидит на кухне и сразу же приковывает мой исступлёный взгляд на себе. Волнистые волосы непослушно спадают на плечи, когда она огромным ножом режет хлеб.

Наверное, Полина так сильно устала, что совсем недавно проснулась. А я так сильно спешил к ней, что успел к завтраку.

Полина придаёт такой волшебный уют этой одинокой квартире, что здесь хочется находиться вечно.

— Привет, Стас, — улыбается она и отставляет досточку с нарезанным куском хлеба в сторону — так смущённо, будто сделала что-то предосудительное.

— Привет, принцесса. — Подхожу ближе. — Как твой день прошёл?

— Хорошо.

— Чем занималась без меня?

— Телевизор смотрела. Ничего страшного?

— Конечно нет. Делай всё, что захочешь. А я успел к обеду, да?

— Да, — радостно отвечает Полина.

— А на завтрак что было?

— Ничего.

— Ты ещё ничего не ела?

— Нет.

— Полина, на улице темнеет, а ты только решила что-то поесть? — во мне разыгрывается непреодолимая отцовская забота, которой я готов укрыть её с ног до головы, как махровым пледом в одну из морозных февральских ночей.

— Просто без тебя не хотела кушать…

— Но всё-таки пустой желудок победил, — в шутку говорю я и присаживаюсь напротив неё.

Замечаю на краю стола старенький телефон с множеством трещин на экране.

— Ты видела, что я тебе оставил?

— Видела.

— И что, уже открыла подарок?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не могу это принять.

— Принцесса, я ведь не спрашивал — можешь или не можешь. Это мой подарок, поэтому я настаиваю, чтобы ты взяла его.

— Для меня это очень дорогой подарок.

Чёрт, я готов ей отдать свой дом, свою грёбанную фамилию, весь мир и самого себя, а она трепещет от телефона.

Каждый раз, когда она нервничает — она прячет взгляд. Задерживает его на любой вещице — только не на мне, таким образом пытаясь хоть как-тозащитить свои границы. Интересно, сколько раз она прятала взгляд послеунижений матери? Я миллиард разпереживал то, что могло быть с ней.

— Пожалуйста, не думай об этом. Я неприму твоего отказа.

Вдруг она решает, что мой подарок — это повод для внезапной истерики. Прерывистое дыхание. Всхлипы, которые Полина пытается сдержать. Явстаю из-за стола — присаживаюсь накорточки рядом с ней и кладу руки ей на колени.

Русые пряди растрёпанных волослипнут на влажные щёки. Обеимиладонями Полина закрывает лицо — снова пытается от меня спрятаться. Думает, что таким образом я ничего не увижу? За двадцать восемь лет жизни ничего хуже слёз этой светлой девочки я не видел. И никогда ещё мне не хотелось быть для кого-то настолько сильным — для того, кто сам непомерно по-детски слабый.

Я буквально изнываю от желанияукрыть Полину от всего мира своимтелом. Убить к чёрту всех, кто способен причинить ей боль. Украсть её, чтобы больше никто и нигде не знал о существовании этой прекрасной девочки. Я изнываю от желания запереть её под семью замками — и обязательно, чтобы она улыбался каждый раз при виде меня. Улыбалась и ждала меня с работы. Улыбалась и плакала от счастья, когда мы вместе. Улыбалась и наполняла мою некогда серую жизнь своим ярким присутствием.

Вряд ли я мог ожидать от себя такойнездоровой реакции на любую еёэмоцию.

Но от чувств не избавишься по щелчку пальцев — даже если будешь щёлкать беспрерывно и сотрёшь их в кровь.

— Почему плачешь?

— Просто мне никто никогда не дарил таких подарков, — отвечает Полина рывками, глотая воздух и больше не скрывая слёз. — Даже родители.

А родители ведь святое — даже когдаони в пьяном угаре генерируют идеитушить сигареты о своего ребёнка.