Моя любимая стерва - Страница 9
– Ромео потерял здесь мячик, вот хотела посмотреть…
– Посмотрите, только вряд ли чего найдете, все утро детвора бегала.
Женщина устроилась на полотенце, а я стала тщательно обследовать лужайку. Не знаю, что я ожидала обнаружить, но не нашла абсолютно ничего. Ромео с несчастным видом помогал мне изо всех сил, но успехом похвастать тоже не мог.
Я злобно посмотрела на свое кухонное окно и от души пожелала ему провалиться. Правда, быстро одумалась и попросила Провидение не принимать мои слова буквально, тем более что произнесены они были в сердцах и по большому счету на них вовсе не стоило обращать внимания. Женщина приподнялась на локте и крикнула:
– Нашли?
– Нет. Должно быть, действительно дети взяли…
– Конечно, дети… Костер задумали разжечь, в такую-то жарищу. Тетя Клава их прогнала, так они пререкаться начали. Из соседнего дома детня, все как на подбор шпана. Так через забор и просятся, – кивнула она на каменную стену тюрьмы, в погожий летний денек выглядевшую особенно мрачно.
Я слушала женщину, кивала и ждала, когда можно будет проститься и уйти.
– А вы из двадцать девятой квартиры? – без перехода спросила она. – Меня Машей зовут. А вас?
– Аня. Да, я из двадцать девятой.
– Недавно переехали?
– В общем, да…
– С мужем?
«Господи, какая любопытная».
– Я живу одна, – ответила я с достоинством.
– А окна сюда выходят?
– Да…
– Повезло, – вздохнула Маша с заметной печалью. – Пятый этаж, окна сюда выходят, и без мужа… А у меня три окошка и все во двор.
Я немного растерялась, не видя особого повода для переживаний, но разговор меня вдруг заинтересовал, я присела рядом и спросила:
– Чем же вам двор не нравится? Окна у вас на светлую сторону, и дворик, по-моему, очень симпатичный.
– Оно, может, и так, – согласилась моя собеседница, – только ведь от этого двора никакого проку.
– А какой прок от моего окна? – проявила я любопытство. Женщина посмотрела с озорством, хихикнула и спросила:
– А то не знаете?
– Нет, конечно, – растерялась я.
– Да? – она вроде бы тоже растерялась. – Ну… скоро узнаете…
– А нельзя узнать сейчас? – нерешительно сказала я, чувствуя, что нахожусь на пороге разгадки своей тайны. – Вы меня так заинтриговали… Так что ж хорошего в моих окнах?
Она хохотнула, покачала головой и задала очередной вопрос:
– Вам записки не передавали?
Тут меня просто оторопь взяла, и я с трудом промямлила:
– Да. Странные такие… Просили подойти к окну…
– А вы подходили?
– Да, – в этом месте я неожиданно пунцово покраснела.
– А раздеться просили?
– Как это? – опешила я.
– Ну… раздеться… стриптиз, одним словом?
– Нет…
– Странно… А деньги оставляли?
– Оставляли…
– Чего ж тогда раздеться не просили? Чудно…
– Да кто просил-то? – не выдержала я. – Я имею в виду, чьи это дурацкие шутки?
– Хороши шутки, – обиделась Маша. – Да у нас полдома на эти «шутки» живут. И как живут. Припеваючи. Вот Верка Тюлькина машину купила, а пятый год безработная.
– Как же она машину купила? – окончательно обалдев, спросила я.
– Так вот на эти деньги. Подойдет к окну, разденется, покрутится малость, и всех делов. Это не на фабрике возле станка горбатиться, да еще задаром…
– Конечно, задаром горбатиться ужасно, – согласилась я. – Только вы так и не объяснили, кому надо, чтобы эта Тюлькина так себя вела, раздевалась у окна и все прочее…
Маша посмотрела на меня так, точно я ляпнула величайшую в мире глупость, я даже глаза опустила и растерянно кашлянула, а она покачала головой, потом ткнула пальцем в стену напротив и спросила:
– Это что, по-вашему?
– Что? – испугалась я.
– Тюрьма, – вздохнула Маша. – Мужики сидят. Бывает, и подолгу. А тут дом совсем рядом. Свет включи, шторы не задергивай, и все как на ладони. В их-то положении и журнальчик полистать за радость, а тут живая баба…
– Боже мой! – простонала я, на этот раз бледнея. – Какая низость…
– Что? – нахмурилась Маша, а я решила прояснить еще кое-что:
– Но если человек в тюрьме, как же записки и деньги попадают к женщинам?
– А я почем знаю? Может, дружки на воле или еще чего… были бы деньги, а придумать можно что угодно… В вашей квартире раньше бабенка жила, так один тип ей пять лет письма писал. Она уж привыкла и вроде ждать его начала. Освободился и сразу к ней. И такой мерзавец оказался, не чаяла от него избавиться. Так и уехала в деревню к матери… Но ей просто не повезло. Остальные очень довольны. Акимова из двадцать восьмой квартиры с мужем, а тоже подрабатывает. Свой-то у нее пьяница, зенки зальет и на диване дрыхнет, а она по комнате бродит, вроде дело у нее какое, а шторы-то не задергивает. Так этот дурак, муж то есть, до сих пор ничего не знает. А у меня мужа нет, зато все окна во двор…
– Не повезло, – брякнула я, подхватила Ромео и зашагала к подъезду.
Моему возмущению не было предела. Боже мой, я, как последняя дура, торчала у окна, без конца думала об этих записках, и вдруг… Какой-то гнусный тип меня использовал… посмел прислать деньги… да я мужу нажалуюсь… Негодяй… Он у меня из этой тюрьмы не выйдет…
Я влетела в квартиру и опустила жалюзи на окнах. Потом вдруг вспомнила, что примерно месяц назад, когда отопление было включено, а на улице царила жара, я, вернувшись домой, целый вечер бродила нагишом, а жалюзи тогда у меня еще не было. Были тюлевые шторы, а вот свет горел… Боже, какой стыд… Должно быть, этот мерзавец заметил меня и решил, что я все делаю нарочно, вот и прислал деньги… Нет, я не переживу такого позора… Сколько их там на меня смотрело? Ужас какой… Я, дура несчастная, гадаю, кто этот странный тип, а все так просто, некрасиво и лишено романтизма.
Я совсем было собралась звонить Максиму, но вовремя одумалась. Да если он узнает, я со стыда сгорю. Максим прав, я – кактус. Только человек, начисто лишенный мозгов, мог забыть, что у него под окнами тюрьма. А я-то подозревала кладбище… Не думать об этом, немедленно забыть, а главное – переехать! Повод есть: статья в газете, я не хочу, чтобы Ромео съели.
Выпив три чашки кофе, я еще немного пострадала, а потом решила написать письмо. Человек должен понять, как оскорбительно его поведение и сама мысль о том, что меня использовали. И пусть заберет свои деньги.
«Я не знаю вашего имени и не хочу знать, – так начала я. – Вы совершили отвратительный поступок…» – и далее в том же духе, письмо не очень длинное, но очень эмоциональное. Надеюсь, оно отобьет охоту совать в мой почтовый ящик всякую дрянь.
Закончив свои труды, я отнесла письмо вниз: у окна появляться не буду, в конце концов этому типу надоест швырять деньги на ветер, и он будет вынужден обратить внимание на мое письмо.
Я с облегчением вздохнула и, взяв с собой Ромео, поехала на речку, день чудесный, и погреться на солнышке будет приятно, а заодно избавиться от скверных мыслей.
Неделю ничего не происходило, то есть кое-какие незначительные происшествия были: к примеру, я потеряла ключи от квартиры, и пришлось менять замки, только-только их поменяли, как ключи сразу же нашлись, и не где-нибудь, а в моей сумке.
Еще я оставила Ромео в кафе. Он умудрился уснуть под столом, а я забыла, что вышла из дома с ним. Так как в квартире собаки не оказалось, я решила, что Ромео похитили, позвонила в милицию, а затем мужу. Милиция проявила равнодушие, а супруг примчался с какими-то подозрительными типами и решил вновь менять замки, я вспомнила про кафе, мы поехали туда и обнаружили Ромео, он тихо-мирно продолжал спать под столом.
Я немного поскандалила с хозяином кафе, указав на невнимательное отношение к клиентам, то есть к их собакам, мы вернулись домой, замки менять не стали, и слава богу – у меня уже скопилось столько ключей…
Еще за эту неделю я трижды ссорилась с Максимом, потому что ощущала некоторую нервозность, а он всегда некстати оказывался под рукой. Жалюзи на окнах я не поднимала, в почтовый ящик не заглядывала и, проходя мимо него, принципиально отворачивалась.