Моя и только моя (СИ) - Страница 41

— Аня! — врывается в сознание голос Артема. — Что с тобой?!

Темнота, пронзаемая фиолетовыми кругами, быстро расступается. Осторожно втягиваю воздух, выравнивая дыхание, и оглядываюсь по сторонам.

— Где он?

— Кто?

— Сюда никто не приходил? — спрашиваю недоверчиво.

— Ээ… Разве что медсестра поставила тебе капельницу и, возможно, врач заходил.

— Приснилось, значит… Снова…

Артем держит мою руку, слегка поглаживая.

— Я опять тебя напугал?

— Нет, ты меня разбудил и правильно сделал. Опять видела… Его. Зверя, — выдавливаю под конец.

Артем понуро опускает голову, словно он в чем-то виноват. Воцаряется неловкое молчание.

— Знаешь, я бы не вернулась, если бы не мама, — зачем-то говорю вслух.

— Ты видела свою мать?

— После того, что я тебе рассказала, ты еще удивляешься, — слегка усмехаюсь.

— Просто…

— Знаю, похоже на шизоидный бред, — прерываю его без тени обиды. Чего уж скрывать, данная мысль и у меня была бы первой, будь я на его месте. — Да шучу я, — улыбаюсь, глядя на его смущенное состояние.

— И… как там?

— Хорошо… Очень! Так тихо, спокойно и… невероятно красиво! Ты наверняка видел закат или кристально чистое горное озеро. Так вот там еще лучше, ярче… — пытаюсь подобрать слова, вспоминая ту божественную в прямом смысле слова красоту. Но как можно по-земному рассказать о неземном? — Это невозможно описать. Я попробую нарисовать, только мне кажется, здесь даже красок таких нет. Там все как будто в другой палитре.

— Почему… не осталась? — спрашивает без тени намека или издевки. Он не уверен, что я «тут» надолго, а я просто знаю, что уже никуда не уйду.

— Увидела, как ты переживаешь и мне… стало стыдно. Ты бы считал себя виноватым, в том, что случилось, хотя был бы совершенно ни при чем. Ты поддержал, когда мне было тяжело. Все это время ты был моей единственной надеждой на спасение. Как я могла… остаться?

— Почти ценой собственной жизни…

— Даже сейчас обвиняешь себя. Не надо, — робко провожу пальцем по тыльной стороне его ладоней. Так же, как всегда делал он. — Хотя поступил бы точно так же. Знаешь, я бы… не простила себе, если б пуля попала… по назначению. Не смогла с этим жить, и… Блин! — зажимаю уголки глаз пальцами. Слезы наворачиваются, противно щипая. — И все-таки я эгоистка. Вернулась, в том числе чтоб увидеть сюрприз.

Улыбается.

— Ты его увидишь. Очень скоро. Когда будем дома.

— На сколько я здесь?

— Врач сказал, хотя бы месяц, а там посмотрят. Я, кстати, принес твои вещи, — сменяет тему, чтоб я не разрыдалась вконец. Понимает — если говорить мне сейчас «тебе нельзя плакать» или что-то в том же роде, то я разойдусь еще больше. — Ноутбук, там, планшет, плеер…

— Правда? Ой, спасибо! — теперь мне не придется помирать от скуки, постоянно заставляя себя спать. — Слушай, я же так и не показала тебе тогда… ну…

— Цикл?

— Да, — ощущение, как будто я опять чем-то хвастаюсь. Терпеть не могу это чувство! — Можешь зайти на мой бук. Там по папкам удобней посмотреть будет, чем по аккаунтам в Инсте переключаться. Пароль — Вера, — «раскрываю карты», заметив его замешательство.

— Потом можешь поменять, — говорит, смутившись, что «нарушил мое личное пространство».

— Не, не буду. Это маму так зовут… звали, — поправляюсь после некоторой заминки. Артем хмурится, — Все нормально. Я ведь ее недавно видела. У нее все хорошо, — улыбаюсь, вспоминая «встречу».

Парень бросает растерянный взгляд на меян, и тут же поспешно переводит его на экран ноутбука.

— Там пять папок. Три из них — циклы, две — рубрики. Ну, думаю, разберешься.

— Мм, «Два капитана». Ого!.. — восклицает, увидев добрую сотню работ.

— Да, вдохновение на многое способно. Несколько месяцев ушло.

Внимательно рассматривает каждый портрет, изредка клацая для переключения.

— Может, дашь мне пока плеер? А то, — усмехаюсь, — ожидать критики в звенящей тишине слишком волнительно. Правда, я могу уснуть, — «предупреждаю», получив гаджет.

— Спи, если хочется. Тебе нужно поправляться.

— Угу.

Одеваю наушники и включаю музыку, позволяя звукам унести сознание в мир переливающихся трелей.

Спустя какое-то время

Только что меня выписали. Ну, как только что. Где-то полчаса назад. Или час, я не знаю.

Я все еще пытаюсь угадать, что это. То, чего нет там, у мамы… что это может быть? Язык так и чешется спросить, но я сдерживаюсь, утешая себя тем, что осталось подождать каких-то минут двадцать.

— Не волнуйся, — подбадривает Артем, пока мы едем домой. — Все будет хорошо.

Такие знакомые фразы… за это время ставшие чем-то вроде моего второго «я». Какой-то биполярочкой попахивает… Просто ставшие очень знакомыми. А, это я уже сказала… Родными, в общем.

Киваю.

— Я не волнуюсь.

Вру. Конечно же, волнуюсь.

Машина уже заезжает во двор и паркуется. Артем помогает выйти, хотя я вполне могла бы сделать это самостоятельно.

Снова ступаю на знакомую дорожку. Сколько воспоминаний связано с этими узорами, сколько раз я смотрела себе под ноги, всегда думая о разном и одновременно об одном и том же…

А на пороге гостиной я замираю, невольно вцепившись в руку Артема. Напротив нас, опустив голову, сцепив руки в замок, сидит незнакомый мужчина.

Поднимает голову. Встает. Подходит ближе, и я машинально дергаюсь назад. Артем крепче сжимает пальцы, придавая этим простым жестом уверенности: никто не посмеет сделать мне плохо, пока он рядом.

И я остаюсь. В том числе потому, что лицо мужчины кажется смутно знакомым.

В памяти вспыхивают обрывки.

Папа запускает со мной кораблик.

Ведет меня в школу.

Поднимает на руки, чуть кружит и потом уходит. Больше, чем на десять лет…

— Папа? — слетает с губ шепот.

Выпускаю руку Артема, делая шаг навстречу…

— Как ты выросла… — произносит он тихо.

Голос. Его голос…

Словно фотографии на пленке, образы мелькают перед глазами: папа-мужчина, папа-мужчина. Папа… Мужчина… И, наконец, сливаются в один.

— Папочка, — только и выдавливаю, прижимаясь к нему.

— Узнала…

Он обнимает. Так, как не обнимет никто, даже Артем. Как-то по-своему. Гладит по волосам.

Слезы выжигают глаза, скатываясь по щекам.

— Рыжик, малыш, какая же ты большая стала, — вытирает соленые дорожки с моего лица.

Рыжик, Апельсинка… Папочка так прозвал, потому что в детстве рыжий был моим любимым цветом. А еще потому что просто обожала цитрусовые (эта любовь никуда не делась). И вот теперь…

— Не плачь, Рыжик. Папиной Апельсинке нельзя плакать, — шепчет, ласково трепля щеку.

Зарываюсь пальцами в его волосы. Прикрываю глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего. В том, что это не ожившее сновидение, не призрак и не плод моих галлюцинаций.

Пальцы натыкаются на шрам…

— Его раньше не было, — озвучиваю свои мысли.

— Не было, — подтверждает. — А у тебя не было вот этого, — осторожно проводит пальцем вдоль полоски на темени, которую я стараюсь прикрывать волосами. Только это же папа, от него не скроешь.

— Это после гимнастики. Неудачно на элемент зашла и стукнулась о жердь.

— Ты все-таки осталась в спорте…

— Да.

Кроме легких морщинок в уголках глаз, ничего не поменялось. Это все так же мой папа.

Мой.

Папа.

Аня

Прошло несколько лет. Я, наконец, перестала стесняться шрамов и вздрагивать при слове «зверь», смогла прогнать панический ужас перед зоопарками и цирками, потому что там его можно было услышать чаще всего. Смогла затушить огонь ненависти и жажды мести, расслабиться и начать ЖИТЬ, наслаждаясь каждым мгновением. Ибо слишком дорого на собственной шкуре осознавать, насколько близка смерть… Она не где-то далеко, как может казаться. Она рядом. Всегда.

— Ну как? — Артем и Катя встают с лавочки, направляясь ко мне.