Моя драгоценная гнома (СИ) - Страница 12

Ноги сами понесли обратно — по мраморной лестнице, мимо просителей, стоявших и сидевших вдоль стен. Я ворвалась в зал суда без очереди, не обращая внимания на возмущенные вопли за спиной.

Судья как раз выслушивал жалобу какого-то человека, и лицо у красавца-эльфа было такое же брезгливо-жалостливое, как и когда он слушал меня.

— Это была эльфийская магия, — выпалила я, останавливаясь напротив кресла судьи.

Писари и стражники замерли, потому что обвинение было нешуточным. Один судья сохранил невозмутимый вид:

— Тебе следовало дождаться, когда тебя вызовут, гном, — сказал он. — Твое прошение было внесено в реестр…

— Это была эльфийская магия! — почти крикнула я. — Моего отца похитили эльфы! К тому же, они еще и нагло обокрали нас, обманом выманив почти все наши драгоценные камни — тридцать рубинов, восемнадцать сапфиров, четыре пригоршни жемчуга…

— Ты обвиняешь эльфов в корысти? — глаза судьи стали холодными и далекими, как звезды.

— И в применении магии в преступных целях!

— Твое обвинение будет рассмотрено, — судья сделал знак писарям, и те поставили особую пометку на свитке с моим прошением. — Но если оно не подтвердиться, будешь наказан — штраф или исправительные работы…

— Я говорю правду!

— Это мы проверим, — бросил он и кивнул стражникам.

Меня выкинули из зала суда, как нашкодившего щенка, а в коридоре я еще получила пару оскорблений и тычков за то, что нарушила очередность. Но это было уже неважно, совсем неважно. Слезы душили меня — вот оно, хваленое эльфийское правосудие! Вместо того чтобы искать колдунью, похитившую отца, судья начал грозить мне наказанием за ложь.

Домой я пришла в смятении чувств и не могла уснуть до рассвета, а утром меня ждало новое потрясение. Едва взошло солнце, зазвенел колокольчик на входе. Проковыляв до двери, я посмотрела в «глазок» и тут же открыла, потому что пришли эльфийские стражники.

— Вы нашли отца? Где он?

Но старший из эльфов швырнул на стол свиток, исписанный плотно и мелко. К свитку крепилась судейская печать.

— Приказано провести обыск, — сказал эльф, с любопытством оглядываясь. — Гном, тебе предлагается выдать все драгоценные камни и поделки из оных.

— Что происходит?! — пискнула я, вжимаясь в стену.

— И покажи-ка лицензию на занятие ювелирным делом, — объявил эльф. — Она временно аннулируется. Решили, значит, нажиться в выходной день? Какие же вы, гномы, жадные, — он покачал головой и выдвинул ящики прилавка, вывалив все их содержимое прямо на пол.

Камни и поделки раскатились по полу, а я с отчаянием смотрела, как эльфы роются в них, выбирая особо красивые камешки и показывая их друг другу. Не было сомнений, что половина камней сейчас же осядет в карманах стражников, а вторая половина плавно перетечет в казну королевства.

— Мы не торговали в выходные, — попробовала я запротестовать. — Это был всего лишь разговор…

— Не старайся, гном, — лениво бросил старший эльф, он как раз присматривался к подсвечнику, выточенному из яшмы с причудливым бело-розовым рисунком. — У нас есть свидетель.

— Свидетель? Кто же? — я лихорадочно пыталась сообразить, видел ли кто-нибудь меня в эльфийской карете в тот злополучный день.

— С какой целью интересуешься? Хочешь убить его, чтобы замести следы?

Несколько секунд я только открывала и закрывала рот, не находясь с ответом.

— Господин Лозиль! — один из эльфов вышел в лавку из жилых комнат, держа в руках статуэтку «Охотника». — Посмотрите-ка на это!

— Это мое, личное! Отдайте! — я бросилась отбирать, позабыв об осторожности, но господин Лозиль кивнул, и двое стражников быстро меня скрутили, оттащив подальше.

Старший стражник долго крутил в руках статуэтку, то поднося к самым глазам, то отодвигая на расстояние вытянутой руки:

— Занятная вещица! — только и сказал он.

— Была спрятана в постели, — сказал эльф, который нашел статуэтку.

— Наверняка, украдена из королевской сокровищницы, — протянул Лозиль, опуская «Охотника» в поясную сумку.

— Не украдена! — закричала я, возмущенная ложным обвинением. — Это моя работа!

— Разберемся, — сказал Лозиль равнодушно.

После эльфийского обыска все в нашем доме было перевернуто, разбросано, растерзано и сломано. Тайник в стене эльфы не нашли, но остальное забрали подчистую — все ценное, что было. Драгоценные камни и даже незаконченные поделки были упакованы в мешки, и господин Лозиль самолично следил, чтобы их сложили в карету, а карету старательно опечатал.

— Что делать с гномом? — спросил один из стражников, указывая на меня.

Я сидела в углу лавки, сгорбившись и стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. После слов стражника, я подскочила, как ужаленная и уставилась на господина Лозиля.

На тонком лице эльфа отразилась та самая брезгливая жалость, которую я наблюдала на лице судьи. Лозиль вяло махнул рукой:

— Что взять с этого сброда? Пусть ждет решения суда. Поехали, ребята.

Эльфы взобрались на козлы и запятки кареты, и Лозиль присвистнул, понукая коней.

Первым делом я заперла двери, но в безопасности себя от этого не почувствовала, и заплакала, стесняясь собственных слез, хотя никто не мог меня сейчас видеть. Неужели ничего нельзя предпринять? Неужели наш народ стал настолько бесправен, что и защиты найти негде? А все эльфы — бессовестные и алчные твари, а вовсе не высшие творения?

Если только леди Дафна…

Я свирепо растерла лицо рукавом. Прочь слезы! Леди Дафна может помочь! Если попросить ее устроить мне встречу со вдовствующей маркграфиней, она не откажет. А я уж использую все свое красноречие, чтобы умолить маркграфиню ускорить поиски отца.

Возле замковых ворот мне пришлось прождать два часа. И чем дольше тянулось ожидание, тем больше я паниковала. Почему госпожа Дафна не посылает за мной так долго? Не хочет видеть? Или ее нет в замке? А что, если все зря?..

Заметавшись у ворот, я не сразу заметила, что улица, ведущая к замку, заполнилась прохожими. Только когда меня начали толкать со всех сторон, я поняла, что горожане ждут удивительного зрелища, и оно не заставило себя ждать — дочери покойного маркграфа возвращались из молитвенного дома в замок, ласково улыбаясь зрителям и помахивая точеными руками в знак приветствия.

Коляска их двигалась медленно, а по обеим сторонам вышагивали стражники — важные, гордые от выпавшей им чести сопровождать таких красавиц.

Меня сдавили с двух сторон, и я вылетела вперед, как пробка — чуть не под копыта лошадей, впряженных в коляску. Решение было принято мгновенно — я поднырнула под алебарду стражника, охранявшего кортеж, и вцепилась в дверцу коляски, пытаясь вскочить на подножку.

— Куда лезешь, гном?! — заорал один из стражников и наклонился в седле, чтобы схватить меня за шиворот.

— Добрые леди! — заверещала я, обращаясь к дочерям маркграфа. — Прошу о милости! Моего отца похитила эльфийская колдунья!..

Сказать больше я не успела, потому что стражники в две руки оторвали меня от дверцы и отшвырнули прочь. Я улетела под ноги зевакам, но кричать не перестала.

— Эльфийская колдунья! Эльфийская колдунья! — кричала я. — Моего отца похитили эльфийские колдуны!

Толпа отхлынула в одно мгновение — с проклятиями и возмущениями, а я оказалась лежащей на мостовой в окружении стражников, грозно нацеливших на меня алебарды и мечи.

— Взять его! — приказал старший. — Нарушитель спокойствия, облыжный обвинитель — десять суток в общей тюрьме.

— Я говорю правду! — заорала я и на четвереньках поползла к коляске, юркнув между кожаными эльфийскими сапогами. — Помогите сироте, добрые леди! Прошу о милости!.. О ми… — тут стражники снова схватили меня, не дав коснуться даже колеса, и зажали рот, оттаскивая в сторону. Я отчаянно брыкалась и рвалась из их рук, и эльфам стоило большого труда меня удержать.

— Проклятый гном! — воскликнул старший. — Да он взбесился!