Моя дорогая - Страница 2

Я никогда не прислушивалась, когда девчонки в женском туалете, сбившись в кучку и хихикая, щебетали об "этом". Даже не помню, как и от кого я всё узнала. И меня это совершенно не заинтриговало. Секс казался мне чем-то излишне сложным и к тому же опасным. Я не могла представить себе, как я доверю свою драгоценную письку какому-нибудь парню, да и откуда ему знать, как с ней обращаться - я-то занималась ей всю жизнь, и то не всегда хорошо понимала, что ей нужно. К тому же ему захочется, чтобы я занималась еще и его, этим, как его, мужским хозяйством, а мне это было неинтересно. Иногда я все же чувствовала неясную потребность, чтобы меня потрогали чужие руки. Однажды я дала себя пощупать одной глупой девке, которой было любопытно, "как это устроено". Она возилась у меня в паху вяло и бестолково, но я была достаточно возбуждена, чтобы кончить, - после чего эта дура долго и брезгливо вытирала руки о форму. Меня это взбесило, и я решила больше не связываться. В следующий раз желание у меня вызвал подружкин котёнок, который так нежно лизал мою руку, что я невольно задумалась о том, что письке это было бы приятно. Но письке эта идея не понравилась. У неё тогда вообще было капризное настроение.

Я иногда думаю, что было бы, если бы она заговорила со мой позднее, лет в пятнадцать-шестнадцать. Так-то я с раннего детства привыкла к этому, как к чему-то само собой понятному, и только потом позже писька мне рассказала, что у других людей всё по-другому.

Голос письки у меня раздаётся не в голове, а чувствуется где-то внизу живота. Очень смешное ощущение. Это ведь даже и не голос, а такое странное тягучее чувство - однако всё понятно. Даже когда она ругается. Или молчит со значением.

Писька родилась позже меня, но росла и умнела куда быстрее. Помню, когда я училась в третьем классе, она уже вовсю болтала со мной о разных вещах. Конечно, взгляд на мир у неё был очень узкий, но в чём-то более правильный, чем у меня. Хорошо всё-таки, что она вообще стала общаться со мной - то есть с глоткой.

Я одно время удивлялась, почему все эти письки, ручки, ножки, кишочки, и прочие наши органы, называют нас, настоящих целых людей, "глотками". Потом писька мне объяснила, что я, оказывается, тоже глотка.

- Ну, - говорила она мне, - тело ведь живое, и у каждой части есть какое-то сознание. У руки, у ноги, у меня, у всех у нас есть своя часть мозга, которая за нас думает. Просто люди так устроены, что у них есть одно самое главное сознание. Оно и стало самым главным, потому что умеет разговаривать звуками, а не как мы все. И оно связано с горлом и языком: ну вот глотка же, она и есть глотка. Вот ты - глотка. И ты уж меня извини, но все глотки какие-то сумасшедшие. Глотка думает, что она в теле одна, а остальные - так, мусор какой-то, и никаких прав не имеют. И называет себя "сознанием", а нас вообще не замечает. Ты, правда, нормальная такая глотка, и ко мне всегда хорошо относилась, и я с тобой, конечно, дружу, но ты знаешь - мне все органы говорят, что с глоткой дружить западло. Потому что глотка никого не слушает, только визжит. Она как рождается, так начинает визжать, чтобы нас не слышать. И себя оглушает, и нас всех. Поэтому мы ненавидим глотки. Прости, но это правда.

Тогда я очень обиделась, но письку продолжала ублажать, как могла.

Всё изменилось, когда Шурка засунула мне руку в трусы.

Так, вот и домашний телефон затрезвонил. Это, наверное, вы, генерал. Вам нужен доклад. Подождите немного, генерал, я ещё не всё рассказала. Сейчас я выдерну провод и продолжу.

Вообще-то её звали Саша, и она была немножко не того. В смысле - с головой не в порядке. По-хорошему, её надо было отправить в спецшколу, но её родители делали подарки нашей классной, завучу, и далее по списку, и её каждый раз переводили. Она была совсем безобидной дурочкой, и девчонки её всячески изводили. Поэтому она старалась держаться поближе к мальчишкам те её не обижали. Особенно когда у неё стали расти груди и меняться фигура. Родители, кажется, поздно спохватились, а когда заметили - она уже была на четвёртом месяце.

Это случилось незадолго до того, как Шуркина мама, наконец, обратила внимание на поднимающийся дочкин животик. Она зажала меня в туалете. Я только что помочилась, и как раз аккуратно промакивала писю салфеткой - тут дверь распахнулась, и Шурка, тяжело дыша, навалилась на меня, да так, что я чуть было не треснулась головой о трубу. Это было до того неожиданно и нелепо, что я растерялась: бедная девочка была глупым, но совершенно безопасным существом. И когда она зашарила руками по моему телу, я просто растерялась. Даже когда она полезла мне между ног, я всё ещё не могла понять, что происходит. А потом было уже поздно - её палец нащупал вход и вошёл внутрь. Писька возмущённо заорала (у меня аж свело живот от её крика), но вдруг осеклась, и я всем телом почувствовала, что она к чему-то прислушивается.

А потом она велела мне сидеть неподвижно, потому что она разговаривает с Шуркиной рукой.

На следующем уроке я сидела совершенно обалдевшая. Писька тоже помалкивала. Когда прозвенел звонок, я кое-как собрала сумку, и на негнущихся ногах потопала домой.

Вечером того же дня писька рассказала, что руки у Шурки очень умные. Как и вообще все её органы. И что, наверное, в детстве они как-то очень серьёзно перессорились с глоткой, и отказались её слушаться. Совсем. И что поэтому Шурка такая. И ещё - она хочет серьёзного разговора с Шуркиной писькой.

Где живёт Саша, я в принципе знала. Как и то, что её мама возвращается с работы где-то около восьми. Поэтому на следующий день после уроков я сразу пошла к ней домой. Шурка долго не открывала - не могла справиться с замком. Потом мы пили жиденький чай на кухне. Там же, на кухне, всё и случилось.

Я никогда не думала, что всё это будет так неудобно. Помню, как мы пытались пристроиться друг к другу, а глупая Шурка всё никак не могла понять, как нужно. В конце концов, мы улеглись прямо на полу, стыдно сказать как, совершенно по-дурацки, но наши письки, наконец, соприкоснулись, и смогли поговорить.

Надо сказать, разговаривают они очень быстро. Через полминуты в животе стоял невнятный гул. Я думала, что умру - настолько сильно я кончала. Не знаю, что чувствовала Шурка, но когда они, наконец, наговорились, под нами уже скопилась небольшая липкая лужица.