Москва в первый год войны (очерки) - Страница 9

И, довольный эффектом, завсегдатай пещеры обводит стены и прижавшихся к ним людей с видом заправского оратора. Правда, лица большинства его невольных слушателей немногим неравнодушнее стен.

- Еще в Библии сказано, что жизнь есть убежище скорбей. Подчеркиваю: убежище. Тут вот, через два двора, продолбило фугаской воронку. Если рассудить, что такое воронка? Отвечаю: воронка есть убежище для бомбы. У нас же: бомбоубежище. И сходство, и разница. Или вы не согласны?

Новичок вместо несогласия отвечает судорожным зевком и подымает на оратора сконфуженные глаза. Завсегдатай, извиняюще кивнув головой (бывает), продолжает разматывать нить своей излюбленной мысли. В голосе его, сперва звучащем скучливо и монотонно, начинают возникать интонация и металлические призвуки. Еще немного, и речь начнет карабкаться на крутизну пафоса. Две-три головы пододвинулись ближе. Молодая женщина, прикорнувшая в углу, оторвала ухо от подушки и кивает в ритм словам.

- Войне надо учиться у природы. Ни более, ни менее... Война - это, ну, как сказать? - спор зуба со скорлупой: либо скорлупа - крак, либо слава нам - и зуб пополам. До феодальности сколько времени убежало, пока человек думал-думал-додумался: спрячу-ка туло под панцирь, голову под шишак. А природа все это давно устроила: черепаха без панциря ни шагу, червь презренный - и тот в кокон завивается, а человека, им едомого, никак без домовины не похоронишь. Вот, скажем, над нами дом в эн этажей, говоря алгебраично, а под домом домо... впрочем, я не то хотел... не в ту улочку свернул. На чем бишь мы?

- Про черепаху вы давеча...- робко напоминает женщина.

- Верно, про черепаху,- постепенно разгорается стратег-болельщик,- вот древние римляне, чего уж древнее, щит к щиту, бывало, приставят, "черепахой" назовут и - на штурм. А природа их передревнила: спокон веков у черепахи, если анатомически взглянуть, щит из меленьких щитиков, пластин то есть. Вот оно и выходит, что природы не перемудришь. Она - всем стратегам стратег. Но это есть частность... А вообще, главное правило войны в том, чтобы...

Пальцы на вытянутой руке оратора шевелятся, как бы перебирая нужные слова, но сам он колеблется - дать формулу или... для профанов хватит?

- Какое ж оно, главное? - осведомляется новичок.

- А такое: не торопись умирать, а торопись убивать.

- Но ведь одно без другого?..

- Что и говорить: роешь яму другому - остерегись, сам в нее не свались. Подчеркиваю: остерегись. Уберёга нужна, береженого и...

- Какая ж такая война без крови?

- Кто говорит: без крови? Только нужна пропорция: ведро поту, капля крови. А не наоборот. Головой киваете? Трудное, мол, дело? А кто ж говорит, что легкое? Прежде чем головы под пролом катить, как орехи под щипцы, реши головоломку: стратегема называется. Вот. Это вроде как англичане промеж собой... поговорка у них такая есть: "Изжарь- яичницу, не разбив яиц". Вот она: стратегема.

- Ну, это английская "трата",- чего такого не выговоришь,англичанину, может, и с руки, а русский как размахнется...

Измыслитель стратегем, прежде чем снова раскрыть рот, презрительно подбирает его к самому носу:

- Не женского ума дело, гражданочка. Говорили про вашу нацию: "Волос долог, ум короток". Только оттого, что волос укоротили, ум длиннее не стал. С чем и поздравляю.

- Это вы напрасно,- заступается за женский пол новичок,- все-таки...

- Ничего не все-таки. Вот назовите мне хоть одну бабу-полководца, а я трубочку раскурю да подожду.

И теоретик войн не торопясь роется в карманах, разыскивая курительные принадлежности. Несколько минут молчания.

- Без трупов война не делается. Это так. Только... слыхали вы, молодой человек,- продолжает теоретик, заботливо отгоняя ладонью дым от своего соседа,- про Андерсеновы сказки? Иные весьма поучительны. Скажем, про Нильса и Никса, или как там по-ихнему. Была у Нильса бабушка. Ну, и преставилась Нильсова бабушка, как всякой бабушке полагается. Так. Нильс был парень бедный. На катафалк и прочую похоронную принадлежность у него ни единой датской копейки в кармане нет. Посадил паренек мертвую бабушку на

452

тачку да и повез на кладбище. А дорога мимо гастхауза, по нашему трактира. "Дай,- думает Нильс,- выпью кружечку". Выпил: денег не платит, кружки не отдает, бабушки не везет. "Другую". Дал ему трактирщик другую. Нильс опять: ни денег, ни кружки не отдает, бабушки не везет. "Другую". Дал ему трактирщик другую. Нильс опять: ни денег, ни кружки не отдает, мертвую бабушку к мертвым прабабушкам не везет. Трактирщик: "Ах, ты..." А Нильс ух в него кружкой, сперва одной, потом другой. Трактирщик - за камень (кружек-то ему жалко) да в Нильса. Нильс за мертвую бабушку ухоронился, камень по ней, по мертвой, тра-рах, а Нильс плачет-убивается: "Ах, мол, ах, убили мою бедную бабушку, за это тюрьма полагается". Перепугался трактирщик насмерть: "Вот тебе крона, да марка, да еще золотой, увози ты свою бабушку, не отвечать бы мне за нее головой". Вот она, военная хитрость. Дай такому Нильсу вместо тачки тачанку, а на тачанке пулемет, так он тебе такое пропишет... Вот недавно в газетах писали, как наши мины с немецкого минного поля в сторону оттащили, фрицы пошли в обход да сами на свой динамит напоролись, а мы по выполотому минному огороду, да голыми руками... Знай нашу бабушку. Надо, как вот в шашки: белое через черное прыг да в дамки.

- В шашки оно так,- раздумчиво отвечает новичок,- а вот в шахматы там на место убитой фигуры сам становись под прицел. Сами же вы говорили: головоломки. Нильс ваш в ефрейторы, конечно, сгодится. А в большие командиры - вряд ли. Враг, он тоже хитер. Мало иметь ум, надо из своего ума его ум вычесть, и если в остатке останется, тогда и... А то дока на доку наскочит.

Матерый болельщик впервые с некоторым уважением слушает реплику новичка. Сперва только трубка, зажатая меж губ, бросает сизые клубки дыма. Затем берет слово и его хозяин:

- Это вы правильно походили, молодой человек. Хвалю. Но я отвечаю. Один французский маршал, не помню, как его, говаривал: "Маневр сет мон нерв". Вот, на нерве-маневре, на натянутой струне вся эта музыка и ведется. Арифметика учит: от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. А стратегия говорит другое: от перестановки мест сумма весьма и весьма меняется. Тут здесь да там кадриль танцуют. Где были кони-скакуны, вдруг, откуда ни возьмись, танки-ползуны (в рот тебе ситного с горохом); или, скажем; немец летит, думает, я на крыше, а я вон где - в подвале.

- Крыша тоже не пуста, на ней пожарники дежурят. Так что пример, извините, сбросу подлежит, щипцами да наземь. И вообще,- машет рукой новичок, странным образом превращаясь из стажера пещеры в арбитра,- не так оно все просто, как иным людям хотелось бы. Душа - она тоже маневрирует: то подо лбом, то - глядь, в пятках. Война - дело геройское, а мы с вами... В подвале этом раньше, наверно, грибы солили, а про войну не судили, не рядили. На командирскую вышку здесь мало похоже. Что это отбою не слыхать? Пора бы.

Будто в ответ слышится короткий глухой удар. Весь дом вздрагивает - от фундамента до кровли. Головы на нарах тревожно поднялись.

- Где бы это?

- Недалече.

- Не меньше полутонки. По голосу слыхать.

- Наверно, и у нас стекла посыпались.

- Д-да. Теперь жди ветер в гости. До смерти отсюда рукой подать.

В дверь снаружи стучат: "Мужчины, выходите".

Пещерный житель и захожий человек переглядываются: кого зовут - их или не их?

Примечания

В архиве С. Д. Кржижановского (ЦГАЛИ, ф. 2280) рассказы сгруппированы - соответственно авторской воле - в шесть книг-циклов:

"Сказки для вундеркиндов" - двадцать девять рассказов;

"Чем люди мертвы" - девять рассказов, три из которых (в том числе вошедший в данное издание - "Книжная закладка"), учитывая сгущенность и лаконичность письма Кржижановского, вернее назвать повестями;

"Чужая тема" - шесть рассказов, из которых пять (такие, как заглавный или "В зрачке") тоже скорее повести;