Москва подземная - Страница 2

Почти каждое селение на Востоке имеет свой собственный колодезь. Чтобы оградить их от наноса песка, отверстия оных обыкновенно покрывались большим камнем… Заваливать колодцы землею на Востоке всегда считалось и даже досель считается делом враждебным и неприязненным, и незаконное присвоение себе прав на пользование оными как своею собственностью часто служило причиною серьезных ссор и раздоров».

Многие завоеватели древних и Средних веков, прежде чем покорить страну, отправляли туда разведчиков, чтобы выяснить, где находятся источники питьевой воды. Колодцам поклонялись скифы, а при наступлении врага отравляли в них воду. Когда неприятель изгонялся, колодцы обезвреживались: старую воду откачивали, а в новую бросали серебряные изделия. Кроме того, скифы совершали особые обряды.

Примерно так же поступали и другие народы. Местность, где обитали племена вятичей и кривичей и в которой возникла Москва, в отличие от засушливых степей, изобиловала озерами и реками. Но относились вятичи и кривичи к колодцам так же трепетно, как и скифы.

В старину люди наделяли рукотворные источники волшебными возможностями и почитали водных духов.

На Руси покровителем рукотворных источников воды стал великомученик Федор Стратилат. Его обезглавили в 319 году враги христианской веры.

Восьмое июня называют днем Федора Колодезника. В эту пору часто случались грозы, а после них от земли поднимался туман. В народе говорили: «Федор Стратилат грозами богат. Где по зорям первый туман ложится, там копай колодец».

Мастера-копатели в этот день привязывали к кисти правой руки алый лоскуток, а к левой — веревочку. Согласно поверью, это приносило удачу. Восьмого июня не полагалось рыть землю. А вот выбирать места для будущих работ не возбранялось.

Спозаранку сажали колодезники в мешок петуха и отправлялись на поиски. Чтобы выяснить, есть ли неглубоко под землей вода, они выпускали голосистую птицу и приговаривали: «Ну-ка, смочи горло, смочи клюв, а то совсем охрип!.. Не отлынивай, а то Федор Стратилат накажет!..»

Считалось, что петух при этом обязательно остановится и начнет скрести землю, где неглубоко есть вода.

Были у колодезников и другие приметы. Забирался один из них на высокое дерево и сбрасывал шелковую нитку. Остальные мастера следили, куда она опустится, и просили: «Федор Стратилат, помоги — укажи». От его дуновения нитка летела туда, где следовало копать.

Первую пригоршню воды из нового колодца мастера плескали на четыре стороны и благодарили Федора Стратилата. Из второй пригоршни пили. А из третьей умывались.

Для поисков воды нередко применялась лоза — ветка дерева с развилкой.

Вечером 8 июня колодезникам разрешалось расслабиться. Они ужинали и приговаривали: «Сколько одолею капель зелья, столько мне еще отрыть добрых колодцев!»

Обычно русские святые, подвижники, странники, прежде чем создать свой скит, обитель, монастырь, обустраивали источники питьевой воды. При основании монастыря Сергий Радонежский самолично выкопал яму, и «…внезапу источник велий явился… от негож вычерпают на всяку потребу монастырскую».

«…Загорелась церковь Всех Святых, и от того погорел весь город Москва — и посад, и Кремль, и Загорье, и Заречье. Была великая засуха, да зной…».

К сожалению, подобные исторические записи появлялись почти каждый год. И чего только не делали московские правители, чтобы уберечь город от огня.

Известный историк Николай Костомаров писал: «Москва, как известно, славилась многими историческими пожарами, губившими не только жилища, но и тысячи людей. Стоит припомнить пожар 1493 года, истребивший всю Москву и Кремль; славный пожар 1547 года, когда кроме строений сгорело более двух тысяч народа; пожар 1591 года, доставивший Борису случай показать пред народом свою щедрость; пожары при Михаиле Федоровиче были так часты, что не обходилось без них ни одного месяца; иногда на них было такое плодородие, что они следовали один за другим каждую неделю и даже случалось, что в одну ночь Москва загоралась раза по два или по три.

Некоторые из этих пожаров были так опустошительны, что истребляли в один раз третью часть столицы».

В конце XV века великий князь Иван III, чтобы обезопасить Кремль, повелел снести все строения на расстоянии сто десять саженей (примерно двести тридцать четыре метра) от крепостных стен.

Работавших с огнем ремесленников насильно переселяли поближе к прудам и рекам.

Иван III основал в Москве пожарно-сторожевую охрану. В конце главных улиц были установлены заставы — решетчатые ворота. На ночь они запирались. С наступлением темноты разрешалось выходить на улицу лишь с фонарем. Тех, кто был замечен в поджоге, казнили. Великий князь запретил летом топить избы и бани и даже зажигать лучины.

Но и эти строгие меры мало помогали. Москве требовалось гораздо больше водоемов и колодцев.

Самыми главными поставщиками воды для города стали реки Москва, Копытовка, Яуза, а также Пресненский и Хапиловский пруды.

В Кремле еще до XVI века были сооружены подземные ходы к реке и тайные колодцы. Но они потребовались не столько для борьбы с пожарами, сколько на случай вражеской осады.

Во времена царя Михаила Федоровича в Белом городе и на больших улицах Москвы появилось множество колодцев. С1736 года их сооружали по одному на пару дворов.

В начале XIX столетия в Первопрестольной уже насчитывалось более четырех тысяч колодцев. Их выкладывали бревнами, а над ними возводили будки, навесы, шатры. Воду поднимали специальными приспособлениями: блоками, воротами и журавлями.

Москва разрасталась, источники воды оказывались или на проезжей части, или на месте новых построек. И тогда их засыпали мусором и закрывали досками. Делалось это порой в спешке и некачественно. Ненадежное деревянное прикрытие вскоре сгнивало.

Немало зафиксировано случаев, когда в старые колодцы проваливались и конные повозки, и пешеходы. А ведь глубина некоторых из них превышала десять метров.

В 1890 году в одном из переулков рядом с Кузнецким мостом едва не погиб крестьянин Василий Фролов. Его телега была нагружена дровами. Лошадь успела миновать опасное место, а под задними колесами телеги покрытые слоем земли доски проломились, и вся поклажа рухнула в заброшенный колодец.

Спустя пятнадцать лет подобное произошло с автомобилем. Неподалеку от Калужской заставы шофер почувствовал, что почва уходит, и выскочил из машины. Ему повезло: автомобиль с двумя боковыми колесами завис над старым колодцем.

Примерно в те же годы в районе Чистых прудов провалился приезжий из Подмосковья. Однако ему удалось выбраться наверх без особых повреждений.

В двадцатых годах прошлого века на Моховой улице, перед приемной председателя ВЦИК Михаила Калинина открылся провал. Его глубина была примерно девять метров. И на этот раз обошлось без жертв.

Но случалось — люди гибли. Старые москвичи рассказывали историю, как во дворе в районе Маросейки не поладили между собой две соседки. Одна закричала: «Чтоб тебе провалиться на этом месте!» Другая не сдержалась и кинулась на обидчицу с воплем: «Сама провались!..»

Пожелания скандалисток исполнились. Обе тут же рухнули в заброшенный колодец и скончались.

В Средние века главным орудием труда у копателей колодцев была дубовая лопата с железной оковкой. А в поисках воды они использовали деревянные и металлические щупы, ореховые прутики и даже чугунные сковородки.

Эту кухонную утварь с заходом солнца клали на место предполагаемого раскопа. А утром проверяли: на сковороде есть роса — значит, вода неглубоко залегает, остается посудина сухой — значит, не стоит копать.

Уже в XV–XVI веках в Москве существовало много слобод. Их жители, как правило, объединялись по профессиям. Так, в районе Таганской площади жили изготовители таганов — треножников для походных кухонь. На Поварской улице селились барские повара. В том месте, где расположены Котельническая набережная и Котельнический переулок, стояли дома изготовителей котлов. Были слободы: и Гончарная, и Плотничья, и Ружейная, и Кузнецкая, и Печатная.