Москва нас больше не любит - Страница 25

Изменить размер шрифта:

В общем, ничего нового, впечатления маленького человека в Нью-Йорке, Бангкоке, Лос-Анджелесе, Шанхае, et cetera.

А иногда она вообще почему-то думает о своей казанской бабушке - ветеране Великой Отечественной войны (как сейчас говорят - “ВОВ”), живущей на 100 евро в месяц и считающей, что это очень-очень хорошо (жена слышала, как она сказала своей сестре по телефону: я сейчас живу, как в Кремле!), и считающей так потому, что она 70 из своих 80 лет жила на 5-15 евро в месяц и даже не думала, что это когда-нибудь изменится. И еще, что она, молодая, успешная 30-летняя женщина, социолог со стажем, гуманитарий, любитель и знаток театра, иногда немного комплексует и волнуется, глядя на эти громады. Особенно, если у нее проблемы на работе. То есть, выражаясь современным языком, “если она не вполне успешна”. Жена даже сказала, что иногда ей хочется нарисовать какой-нибудь плакатик, типа “первомайского”: “Сначала отдайте моей бабушке ее деньги!” - и встать с ним где-нибудь на набережной, через речку от этих громад. При этом она понимает, что это нелепо и даже глупо: причем тут ее бабушка, какие деньги?! Свои деньги ее бабушка может искать только в передаче “Поле чудес”.

- Но ведь твой плакат даже не будет виден с двадцать пятого этажа небоскреба, где, например, заседает их начальство, а если вдруг его и разглядят в бинокль, то что, кроме снисходительной улыбки, может вызвать эта надпись? - сказал я. - И, ты же сама говоришь, причем тут вообще пенсионеры? Что за левацкая фразеология? Да, у бабушки была и пропала ее советская сберкнижка, накопления всей жизни. И что? Зато у нее есть мобильный телефон. И ей исполнилось восемьдесят лет, скоро ей начнут возвращать ее деньги, - я, читал, в Думе недавно приняли такой закон. Впрочем, если ты хочешь встать с плакатом, вставай. Я встану с тобой. Побить не побьют, уже достижение. Имеем право выразить личное мнение, если не мешаем уличному движению.

Жена сказала, что она понимает, что пенсионеры ни при чем и что это у нее, наверное, так сублимируется социальное беспокойство плюс беспокойство маленького человека в очень большом городе, они когда-то даже проводили соцопрос на эту тему, - много народу в Москве испытывает так называемый мегаполисный стресс.

И мы еще немного поговорили о маленьком человеке - “Башмачкин” это или “Не-Башмачкин”, а может, это “Хлестаков”? И пошли в располагающийся неподалеку театр, смотреть пьесу Эжена Ионеско “Носороги”, а то уже время поджимало.

Про пьесу я уже говорил раньше, в начале. Если кто пропустил, то ее сюжет состоит том, что люди незаметно превращаются в носорогов, - незаметно для самих себя, я имею в виду…

И вот мы посмотрели пьесу, которая нам очень понравилась своими красивыми цветными декорациями и бодрой, энергетичной игрой молодых актеров Театра Фоменко, вышли из театра и тихо пошли по набережной Шевченко к центру, разговаривая об увиденном, об Эжене Ионеско, авторе пьесы (о том, что в США в свое время критика упрекала Ионеско, что, разоблачая зло, он совершенно не указал, что такое добро), о нашем приятеле, когда-то молодом, а ныне уже 37-летнем режиссере, который нас пригласил в этот театр, и как-то незаметно-незаметно вернулись к странному разговору, который у нас возник до спектакля.

- Откуда берется это ощущение? - спросил я себя и жену. - Этот дискомфорт в родном городе? Ведь это здорово, что все так меняется! Что сломали, например, эти страшные пятиэтажки за рекой и теперь строят там современный бизнес-центр, Сити, и один из этих домов, башня “Федерация”, будет самой высокой в Европе, что к зданию унылого советского почтового ящика у метро пристраивают новый большой жилой дом, где в квартирах, говорят, будут даже бассейны.

- А ты представляешь, сколько будут стоить эти квартиры? - сказала жена. - И кто там будет жить?

- Ну, знаешь, - сказал я, - ты опять, так тоже нельзя. Это же не важно и, в общем, не наше дело. Если цены на жилье в Москве растут, значит, на него есть спрос. Люди берут ипотеку, а кто-то очень хорошо зарабатывает. Не нужно социальной демагогии. Мы же не коммунисты.

- Говорят, - сказала жена, - то есть я читала, что в начале 2008 года, перед выборами цены на недвижимость подпрыгнули еще, так как служащие так называемых силовых министерств вкладывали туда свободные деньги… А с этой “ипотекой”, как ты говоришь, это вообще смешно. Там такой процент, что за ее время я должна буду выплатить две квартиры, если не три. В какой нормальной стране такое возможно?! Это грабеж и обман! И неужели ты думаешь, что в этом супер-доме будут жить люди, берущие ипотеку? Не смеши!… Знаешь, - немного погодя добавила жена, - может быть, я не патриотична, но мне почти безразлично, что в Москве будет самый высокий дом в Европе. Если бы в Москве был самый высокий уровень жизни в Европе, тут я бы гордилась. Или самое высокое детское пособие, самое лучшее медицинское обслуживание… Самый высокий дом в мире находится в Малайзии, а это одна из не самых богатых стран мира. По-моему, там правит султан. Нам только султана не хватает!…

Мы некоторое время молчали. Я хотел ей что-то возразить, но искать аргументы не было сил. За мостом “Багратион” аллея уперлась в глухой забор, и мы свернули через дворы на Кутузовский проспект. Несмотря на март, на улице было холодно. Вообще, честно говоря, я не люблю разговоров по типу “в нормальной стране это было бы…” Последнее время, особенно после нескольких путешествий в Азию, я как-то укрепился во мнении, что атмосферы Бенилюкса у нас не будет никогда и попытки ожидания этого - лишь напрасное раздражение нервов. “Нормальные страны” - это все же не самая большая часть земного шара. Правильнее было бы назвать эти страны “не-нормальными”. Экономическая и общественная ситуация в Голландии, Швеции или Канаде и на сопредельных им территориях, увы, не является нормой для всего человеческого сообщества. Как раз наоборот! А раз так, то не является ли эта терминологическая путаница - “нормальная - не нормальная” (страна) - причиной путаницы более важной, в мироощущении?

- Давай поедем сегодня ночевать к маме, но по пути зайдем в какую-нибудь кофейню и выпьем чего-нибудь согревающего, - предложил я. - Может быть, это инфантильно, но мне почему-то хочется сегодня вечером побыть среди родственников, в доброжелательной атмосфере. “Носороги” эти, что ли, навеяли.

- Может, здесь куда-нибудь зайдем? - сказала жена. - Поздно уже к маме… У бывшей Пиццы-хат вроде бы было круглосуточное кафе.

- Не надо, - сказал я. - Будний день, пустое кафе, за окном пространства Кутузовского проспекта… Темнота, восемь рядов машин… Как-то это все, - я замолчал, подыскивая нужное слово.

- Бесчеловечно? - спросила жена

- Ну, зачем ты так?! - сказал я. - Просто немного холодно. В прямом и переносном смысле. Такое ощущение, наверное, присутствует у любой большой автомагистрали, она же предназначена для машин, а не для людей… В Петербурге, например, в городе совершенно другой архитектурной атмосферы, у широченного Лиговского проспекта я тоже чувствую себя очень неуютно.

И мы поймали машину и поехали на Динамо, где живет моя мама. Некоторое время мы проехали молча.

- Но Москва - это наш родной город, и мы его должны любить!… - завершая разговор, сказал я.

Жена промолчала.

Шофер-кавказец посмотрел на меня в зеркало.

- А он вас любит? - вдруг спросил шофер.

Я сначала не понял:

- Кто?

- Ну, вы сказали, что вы должны любить Москву.

- Да, и что?

- А она вас любит?

Причем он подчеркнул это свое вас, добавив:

- Я не про себя говорю.

И засмеялся.

На Ленинградке мы проехали мимо маминого дома и остановились неподалеку, в очень симпатичном павильоне с большими окнами почти напротив Аэровокзала, - я давно его знаю и люблю туда изредка заходить, когда бываю в тех местах. Там недорого и какой-то на редкость приветливый персонал - милые девочки, наверное, студентки из соседнего автодорожного института, подрабатывают вечерами. Забавно, что это место поздним московским вечером было очень тихим - редкие парочки, одинокие дамы, праздношатающиеся мечтатели вроде меня.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com