Московские обыватели - Страница 89

«Живая фотография» появилась в России в 1896 году, когда в Петербурге и Москве в перерывах между актами театральных оперетт показали короткие французские киноленты. Русский кинорынок оказался довольно прибыльным, и в 1903 году в Москве были открыты два постоянных электротеатра и вскоре одно за другим стали появляться представительства зарубежных фирм по производству и продаже фильмов. До 1907 года киноленты были исключительно иностранные — французские и итальянские мелодрамы и комедии. Русские газеты, и правые, и левые, все без исключения, набросились на молодое искусство (впрочем, искусством «живую фотографию» тогда никто не смел называть). Обвиняли кинематограф в разврате молодежи, обирании честных небогатых людей, пошлятине, недостойном соперничестве с театром…

«Кинематограф, демонстрируя картины из подвалов преступного мира, показывает часто такие ловкие приемы, до каких не додуматься заправскому преступнику. Эти картины могут служить целям усовершенствования для новичков, и всякие темные личности получают возможность изучать интернациональное преступное дело. Дикие злодеяния разжигают страсти у молодежи, приучают к жестокости, вдохновляют колеблющихся».

«Человек, имеющий силы протестовать, искать, требовать хотя бы просто здорового зрелища, не был бы в числе посетителей современного кинематографа. Он навсегда отряхнул бы его прах со своих ног. Только усталый, пассивный зритель может без возмущения выдержать современную кинематографическую картину».

«Непристойность, сцены раздевания, любовные приключения, совращения — вот притягательные средства кинематографа».

Упреки были во многом справедливы. Но «живая фотография» с каждым месяцем завоевывала все большую аудиторию, становясь самым демократичнымиз зрелищ. Как же тут не схалтурить, не потрафить зрителю, когда он платит тебе звонкой монетой! И заслуга русского кино, что началось оно не с порнографического холуйства перед публикой, а с попытки с первых же шагов обрести собственное лицо и достоинство — с создания фильмов на сюжеты русской истории и русской классики. За пять лет работы в кинематографе Гончаров прошел путь от малохудожественной ленты «Стенька Разин» до полнометражного исторического фильма с зачатками настоящего искусства — «Оборона Севастополя».

Когда Гончаров задумал снять на месте трагических событий Крымской войны фильм с привлечением многочисленных войск и кораблей, над ним лишь посмеялись: это дело неподъемное даже для богатых французских фирм, не говоря о русской фабрике А. Ханжонкова. Но неутомимый фанатик от кинематографии отправился в Петербург и месяц спустя до Москвы дошла неслыханная новость: постановка фильма «Оборона Севастополя» взята под высочайшее покровительство, для чего по всей империи фабрике Ханжонкова обещаны содействие и помощь от властей.

На Гончарова уже смотрели с завистью — для него не существовало препятствий. Он взялся за работу как всегда с неистовым азартом и громадным размахом. В костюмерной Пинягина выбрал и отправил в Крым целый вагон военного обмундирования полувековой давности. В пиротехническом заведении Кульганек заказал несколько тысяч бомб, гранат и дымовых шашек, дабы запечатлеть на пленку нешуточное сражение. В Севастополе он быстро перезнакомился со всеми начальниками города и, где лестью, где угрозами, добыл все, что необходимо для съемок: войска, хор певчих, редчайшие экспонаты местного музея, паровые и парусные суда, даже подводную лодку.

«Он проявил много инициативы, давшей блестящие результаты, — вспоминал А. Ханжонков. — Так он созвал в Севастополь престарелых участников Крымской кампании, и мы благодаря этому украсили картину ценными кадрами с живыми свидетелями казалось бы такого отдаленного исторического события. Он выискал композитора Козаченко, убедил его оставить свои текущие дела и заняться специальной музыкой для нашей картины и т. д. и т. п. Все его заслуги перечислить трудно».

«К концу съемок, — вспоминает другой их участник, кинооператор Луи Форестье, — командующему Севастопольским гарнизоном адмиралу Бострему, первое время охотно дававшему в наше распоряжение солдат и матросов для батальных сцен, надоели затянувшиеся съемки, которые отрывали солдат от учебы. Он отдал приказ, запрещавший частям гарнизона участвовать в киносъемках. Гончаров поехал к адмиралу просить войска еще на несколько дней. Адмирал приказал выставить его за дверь. Но Гончарова это не смутило. Так как у дверей адмиральского кабинета стоял часовой, Гончаров полез в окно и стал грозить Бострему, что будет жаловаться военному министру, великим князьям, самому Николаю II. Адмирал перепугался, дал разрешение, и мы спокойно закончили съемки».

Премьера «Обороны Севастополя» состоялась в Большом зале Московской консерватории 15 октября 1911 года, и в течение нескольких лет фильм не сходил с экрана, принося большие барыши фирме «А. Ханжонков и К ⁰».

Кино во всем мире началось не как искусство, а как выгодное помещение денег. Но с его младенческих лет существовали люди, подобные Гончарову, которые верили, что это не способ наживы, а «великий немой просветитель народа».

Веселый и обаятельный, умеющий найти нужный язык и с чиновниками, и с толстосумами, и с сослуживцами, Василий Михайлович сам понимал, что ему мешает переизбыток темперамента, иногда губивший съемки (одно время Ханжонков даже нанял специального человека, чтобы во время съемок удерживать Гончарова, порывающегося броситься в гущу играющих актеров, за фалды пиджака). Последние годы жизни, работая у Ханжонкова, он, главным образом, исполнял административную работу и редактировал журнал «Вестник кинематографии».

Гончаров до последнего дня жизни был неисправимым романтиком. 23 июля 1915 года его нашли мертвым в постели с повестью Николая Карамзина «Бедная Лиза» на груди. На похороны на Ваганьковское кладбище собралась вся кинематографическая Москва. На венке фирмы «А. Ханжонков и К°» была надпись: «Вечная и добрая память первому русскому кинорежиссеру».

Бытует мнение, что альпинисты, как подавляющее большинство спортсменов, — люди малообразованные, посвятившие себя исключительно наращиванию мускулов и совершенствованию профессиональной сноровки. Мнение это бытует среди тех, кто не то что никогда не поднимался на заснеженную вершину, но даже боится посмотреть вниз с балкона многоэтажного дома. На самом же деле неучей среди альпинистов не больше, скорее даже меньше, чем среди генералов, налоговых инспекторов или политологов.

Альпинизм — юное дитя по сравнению со многими традиционными видами спорта. Людей изначально охватывал страх при виде величественных, покрытых вечным снегом горных вершин. Воображение населяло их могущественными мифическими существами, повелевающими человеком.

Отправной точкой альпинизма можно считать 1786 год, когда Бальма и Соссюр покорили высочайшую вершину Западной Европы — Монблан. Первый клуб скалолазов был основан в 1857 году в Лондоне. Следом — в Австрии, Германии, Италии и, конечно, в Швейцарии, чьи горы подарили свое имя новому виду спорта. Впрочем, альпинизм родился отнюдь не как спортивное состязание, первоначально он не ставил перед собой олимпийских задач — обыграть, опередить соперника, стать лучше других. Примером тому может послужить жизнь основоположника альпинизма в России А. К. фон Мекка.

Александр Карлович происходил из старинной дворянской семьи Курляндской губернии. Его отец, Карл Федорович (Карл Отто Георг) фон Мекк, выучившись на инженера путей сообщения, поселился в Москве и занялся железнодорожным строительством. Благодаря обширным знаниям, практическим навыкам и деловой хватке он легко получал подряды на дорогостоящие работы и нажил большой капитал. Мать, урожденная Надежда Филаретовна Фроловская, была знатоком музыки и состояла в многолетней переписке с П. И. Чайковским (опубликовано около 1200 их писем друг другу). В течение 1876–1890 годов она оказывала гениальному композитору существенную материальную поддержку, пересылая по 6000 рублей в год. Старший брат Николай Карлович стал изобретателем и испытателем новых типов паровозов. Занимался он и благотворительностью: обеспечил железнодорожников дешевыми и качественными продуктами, жертвовал крупные суммы денег на московские учебные заведения, выстроил на свои капиталы техническое училище и телеграфную школу. Но благие дела не помогли ему уцелеть при советской власти, шестидесятишестилетний старик был расстрелян в 1929 году на Соловках. Известен был в среде русской интеллигенции и племянник Александра Карловича — Владимир Владимирович фон Мекк, принадлежавший к кругу художников «Мира искусства». Он был страстным коллекционером, и многие из собранных им живописных полотен стали достоянием Третьяковской галереи. Кроме того, он заведовал благотворительными заведениями великой княгини Елизаветы Федоровны и участвовал в постройке церкви Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке.