Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Страница 53
«Товарищи предлагают, – сказал Хрущев, – увековечить память видных деятелей партии и государства, которые стали жертвами необоснованных репрессий в период культа личности. Мы считаем это предложение правильным. Целесообразно было бы поручить Центральному Комитету, который будет избран XXII съездом, решить этот вопрос положительно. Может быть, следует соорудить памятник в Москве, чтобы увековечить память товарищей, ставших жертвами произвола. (Аплодисменты.)».
Вторично эта же идея была высказана 27 лет спустя – на XIX партийной конференции 1 июля 1988 года в заключительной речи М.С. Горбачева. «И еще, товарищи, – сказал он, – один вопрос, который был поднят накануне конференции и на ней самой, – о сооружении памятника жертвам репрессий. Вы, вероятно, помните, что об этом говорилось в заключительном слове на XXII съезде партии и было встречено тогда с одобрением. Поднимался этот вопрос и на XXVII съезде партии, но не получил практического решения. Как говорилось в докладе, восстановление справедливости по отношению к жертвам беззаконий – наш политический и нравственный долг. Давайте исполним его сооружением памятника в Москве. Этот шаг, я уверен, будет поддержан всем советским народом. (Аплодисменты)».
Почти три десятилетия разделяют эти два выступления. Но ни правительство «оттепели» Хрущева, ни перестроечное Горбачева так и не исполнили этого «политического и нравственного» долга да и не могли, в частности, потому, что они сами имели прямое отношение к коммунистическому «произволу».
Однако слова генсека развязали руки общественной инициативе. Снизу, общественностью, было образовано всесоюзное добровольное историко-просветительское общество «Мемориал», которое, как сказано в его уставе, «считает своей главною задачей создание на добровольные пожертвования памятника жертвам сталинизма, а также информационно-исследовательского и просветительного центра «Мемориал» с общедоступным музеем, архивом и библиотекой». «Мемориал» и взял на себя дело создания памятника.
В ноябре 1988 года в Доме культуры МЭЛЗ (Московского электролампового завода) на Большой Семеновской улице состоялась выставка проектов памятника. В основном их авторами были не профессиональные скульпторы и архитекторы, а люди, которые сами подвергались репрессиям, и те, кто действительно – сердцем – сопереживал жертвам общенародной трагедии. При обсуждении места памятника предлагались различные места Москвы – Красная площадь, Воробьевы горы, площадка снесенного в 1931 году «в связи с реконструкцией Москвы» храма Христа Спасителя, но чаще всего назывался дом КГБ на Лубянке, именно его большинство считало наиболее подходящим для мемориала-музея…
От грандиозного памятника пришлось отказаться – не по средствам: правительство денег не дало, а на рубли, выделенные из нищенских пенсий бывших зеков, такого памятника не поставишь… Ни один проект из представленных на выставке не получил одобрения, поэтому решили ставить символически памятный знак – просто Камень. Теперь уже не вспомнить, кому первому пришла мысль о камне с Соловков, кажется, что всем обсуждавшим проект одновременно. Но мысль оказалась счастливой. «Стал памятником простой природный камень, а не рукотворный обелиск. Видимо, потому, что ни один архитектор, ни один скульптор не может постичь в своем решении всей бездны мрака, ужаса и страха, разверзшейся в стране в те годы», – так писал газетный репортер. Место же для памятника Моссовет отвел не из названных народом, но поблизости от одного из них, не на видном месте, а в сторонке, не сразу и увидишь, – на Лубянской площади, в сквере на месте дома Шипова.
Утром 30 октября 1990 года участники торжественной церемонии открытия памятника-камня – бывшие лагерники, дети погибших – собрались у Сретенских ворот на бульваре.
Повсюду видны прибитые на палки таблички с названиями лагерей: Воркута, Дальлаг, Дмитровлаг, Тайшетлаг, Бамлаг… Табличек много, очень много, возле одних – десяток-полтора человек, возле других – двое-трое, а кое-кто одиноко бродит среди толпы со своим плакатиком, высматривая, не встретит ли солагерника… Много было лагерей, многие миллионы сидели в них, но немногие вышли, а из тех, кто уцелел, единицы дожили до открытия памятника…
Со священниками во главе, с иконами и хоругвями процессия двинулась по Большой Лубянке (тогда еще улице Дзержинского). Из репродуктора на медленно ехавшей автомашине женский голос перечислял фамилии, имена, отчества, и после каждого имени – итог судьбы: расстрелян…
На митинге у камня, наряду с официальными лицами и представителями, выступил старый соловчанин – писатель Олег Васильевич Волков. Его голос звучал в скорбной, внимающей тишине, его устами говорила сама история. Советские газеты тогда не опубликовали его выступление, оно было напечатано много позже. Вот эта речь:
«Казалось бы, можно сказать «Ныне отпущаеши» – на одной из центральных площадей Москвы заложен памятник невинным жертвам жестокого опыта, проделанного над народом во имя социалистической утопии, обернувшейся разрушением страны и всеобщим одичанием, утратой веры в добро и братскую солидарность между людьми.
С Соловецкого архипелага доставлен в Москву камень – пусть он будет напоминать нам и нашим потомкам о тяжелейшем периоде нашей истории – начале крестного пути народа, пролегшего через Соловки. Именно там была проведена в жизнь и разработана система массовых репрессий, перечеркнувшая все представления о правосудии и законности.
Площадь, на которой мы сейчас собрались, окаймлена громадами многоэтажных домов, принадлежащих ведомству зловеще прославившейся организации преследований и бессудных расправ над теми, кто был призван покорно безмолвствовать перед лицом глобального террора. На нас с вами глядят окна домов, где вершились расправы над невиновными, трагическая судьба которых должна была внушать населению страны беспредельный страх перед властью, требовавшей слепой покорности и немоты.
Но вокруг нас не только эти нависающие тяжкими воспоминаниями здания. Здесь же стоит памятник и тому, кто по праву может считаться одним из главных руководителей когорт карателей и палачей: вот он – Железный Феликс, тот самый легендарный ленинский сподвижник, имя которого прочно слилось с представлением о массовых расстрелах и реках пролитой крови.
И вот как совпало, что именно здесь, в нескольких десятках метров от священного Соловецкого камня, в самом центре Москвы маячит силуэт палача тех самых жертв, память о которых мы собрались почтить.
И в этом есть какое-то странное трагическое недоразумение. Либо пусть стоит здесь памятник Дзержинскому, по нему и площадь названа. Либо пусть его уберут, и она снова станет Лубянкой, куда люди будут приходить отдать долг памяти миллионов жертв коммунистического террора.
Совесть и здравый смысл не допускают такой двойственности».
Потом была панихида, звучал хор, горели свечи…
«На открытии памятника, – было напечатано в газетах на следующий день, – присутствовал первый секретарь МГК КПСС Ю.А. Прокофьев. Он возложил к подножию валуна букет бордовых гвоздик».
Митинг у памятника Дзержинскому на Лубянской площади. Фотография 1991 г.
После открытия памятника «жертвам тоталитарного режима» бывший заключенный Лев Николаевич Мартюхин, представлявшийся при знакомстве «заключенный-каторжанин Соловков, Беломорканала и Колымы», написал стихотворение «Соловецкий камень». Он прожил долгую жизнь, ему шел уже девятый десяток, в Соловецком камне для него воплотилась память обо всем, что пережила Россия и пережил он за советское время.
Мартюхин называет Камень «окаменевшим сердцем России».