Морские волки. Навстречу шторму (сборник) - Страница 31

2 октября. Утром неприятель, ободренный успехом, открыл пушечную стрельбу по нашим судам, но не причинил ни малейшего вреда. Баранов, уведомив меня, что по болезни на корабле быть не может, просил принять меры, какие только я сочту необходимыми для успешного окончания начатого дела. Я приказал при всяком удобном случае тревожить неприятеля с судов пушечной стрельбой, не высаживаясь на берег. Такие действия принесли желаемый успех. Неприятель вынужден был просить мира. Я принял его предложение с тем, однако, чтобы к нам были присланы аманаты и возвращены все кадьякские пленные. Посланник сначала старался отделаться от моих требований своим красноречием, но потом, услышав, что мы без этого не отойдем от крепости, прислал к нам своего внука в аманаты, дав честное слово, что все прочее на другой день будет исполнено. Задумавшись, нет ли какого умысла в столь неожиданной перемене, я через переводчика приказал, чтобы ни один человек не выходил из крепости и ни одна лодка не выезжала бы до тех пор, пока мир не будет заключен окончательно. Между тем, зная по опыту о вероломстве ситкинцев, мы приготовились к новому нападению. Я обласкал находящегося у нас аманата, от которого узнал, много ли у них тайонов, пороха, ружей и пушек, какое количество провианта и где живут женщины.

3 октября. К рассвету ситкинцы выставили на крепости белый флаг и начали присылать аманатов, но с таким интервалом, что до самого вечера их прибыло не более девяти. Между тем нам приходилось неоднократно стрелять по крепости, потому что множество людей выходило из нее на берег, чтобы подбирать наши пушечные ядра. Однако при всем том еще можно было ожидать мира, так как самые близкие родственники тайонов находились уже у нас.

4 октября. Поутру ситкинцы прислали к нам мужчину и двух кадьякских женщин, от которых мы узнали, что еще есть несколько тайонов, которые к нам настроены не доброжелательно, поэтому мы потребовали аманатов и от них. Баранов, приехав ко мне после полудня, твердо потребовал сдачи крепости, без чего никакой мир заключить невозможно. Это требование было предъявлено вечером, чтобы у неприятеля оставалось достаточно времени одуматься. Между тем я приказал своим судам продвинуться к берегу. С самого прибытия судов в это место наши партовщики разъезжали по островам. Вчера кадьякцам удалось отыскать юколы (вяленая рыба, которая запасается для зимнего времени) такое огромное количество, что ею нагрузили 150 байдарок.

5 октября. Утром нам привезли одного аманата с кадьякской девушкой. Она сообщила, что наши неприятели, не надеясь на собственные силы, послали к хуцновским жителям, своим родственникам, просить у них помощи. Известие это заставило нас послать к ситкинцам переводчика с требованием, чтобы они немедленно оставили крепость, если не желают все погибнуть. Весь день был проведен в переговорах; наконец, сам главный тайон попросил у нас позволения переночевать в крепости, дав честное слово, что с рассветом все жители ее оставят.

6 октября. Утром, подняв белый флаг на корабле, мы спрашивали, готовы ли ситкинцы выехать из крепости, но услышали в ответ, что они ожидают прилива. Около полудня прилив начался, но неприятели не проявляли никаких признаков исполнения своего обещания. Переводчику приказано было опять взывать к неприятелям в крепость. Не получив никакого ответа, я вынужден был стрелять. В этот день мы взяли две лодки. Не добившись никакого успеха в переговорах, я посоветовал Баранову приказать делать плоты, на которых можно было бы при полной воде подвезти пушки под самую стену. Вечером ко мне приехал тот, кто перевез к нам всех аманатов. Он просил возвратить ему захваченную нами лодку, уверяя, что в то самое время, как он собирался ехать, ее унесло водой. Отказав в просьбе, я советовал ему уговорить своих земляков выйти из крепости как можно скорее. Дав обещание это выполнить, он сказал, что если его соотечественники согласятся на наше требование, то ночью прокричат трижды ууу! И в самом деле, в 8-м часу вечера мы услышали гул, на который и сами прокричали три раза ура! После этого ситкинцы, пропев песню, дали нам знать, что они только теперь считают себя в совершенной безопасности.

7 октября. На следующее утро, не видя никакого движения, я решил, что ситкинцы готовятся к выезду из крепости. Спустя некоторое время, заметив, что повсюду насело великое множество ворон, я послал переводчика на берег. Он скоро возвратился с известием, что в крепости, кроме двух старух и мальчика, не осталось уже ни одного человека. Опасаясь, чтобы при их выезде на лодках мы не произвели по ним пушечной стрельбы, они решились бросить все и бежать лесом, оставя нам до двадцати лодок, из которых многие были еще новые. Таким образом, за совершенное ими злодеяние они самих себя наказали жесточайшим образом.

8-го числа судьба ситкинского укрепления решилась. Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали всех их смерти.

Ситкинская крепость представляла неправильный треугольник, большая сторона которого простиралась к морю на 35 сажен [65 м]. Она состояла из толстых бревен наподобие палисада, внизу были положены мачтовые деревья внутри в два, а снаружи в три ряда, между которыми стояли толстые бревна длиной около 10 футов [3 м], наклоненные на внешнюю сторону. Вверху они связывались другими также толстыми бревнами, а внизу поддерживались подпорками. К морю выходили одни ворота и две амбразуры, а к лесу – двое ворот. Среди этой обширной ограды найдено четырнадцать барабор (домов), весьма тесно построенных. Палисад был так толст, что немногие из наших пушечных ядер его пробивали, а потому побег ситкинцев объясняется, скорее всего, недостатком у них пороха и пуль. В крепости мы нашли около 100 наших пушечных ядер; я приказал отвезти их на корабль. Кроме этого, нам достались две оставленные неприятелем небольшие пушки. В бараборах найдено немного вяленой рыбы, соленой икры и другой провизии, а также множество пустых сундуков и посуды. Из всего этого мы могли заключить, что в крепости находилось не менее 800 мужчин.

9 октября. После окончания своей борьбы с ситкинцами, 9-го числа, мы возвратились к Новоархантельской крепости.

15 октября. С 10-го числа погода продолжалась дождливая и чрезвычайно затрудняла нашу работу, связанную с разными постройками. Что же касается ситкинцев, то мы уже ничего о них не слышали, хотя каждый день до ста наших рыбаков разъезжали по разным проливам. С некоторого времени мы здесь не могли достать никакой речной рыбы, попадались только палтусы[110], вес которых иногда достигал 8 пудов [128 кг]. Они ловятся здесь по ноябрь, после этого до марта уходят на большую глубину. Поэтому на зиму надо заблаговременно запасаться съестными припасами.

21 октября. На прошедшей неделе наши стрелки убили пять сивучей[111]. Большой сивуч весил до 70 пудов [1120 кг], остальные – от 40 до 60 пудов [от 640 до 960 кг]. Мясо этих животных похоже на говяжье, может служить хорошей пищей, очень вкусны почки и язык. В этот день байдарка отправилась на реку за рыбой неподалеку от нашей старой крепости, и там из лесу застрелили одного нашего гребца. Это навело нас на мысль о том, что ситкинцы не хотят жить с нами в мире.

23 октября. Сегодня на корабль «Нева» приехал старик, привозивший к нам ситкинских аманатов. Он явился в качестве посланника от хуцновского народа с уверением, что они желают жить с русскими в дружбе. В подарок он привез нам двух бобров. Баранов и я, со своей стороны, одарили его разными вещами, заверив в том, что мы желаем сохранять добрые отношения со своими соседями. После этого посланник попросил у нас позволения, чтобы хуцновские жители взяли ситкинцев под свою власть, утверждая, что последние не заслуживают доверия. На столь странную просьбу Баранов ответил, что он в их отношения вмешиваться не намерен, а желает дружно жить со всеми. Затем приказал переводчику рассказать о случившемся третьего дня убийстве. Старик, выслушав это, повторил свою просьбу о том, чтобы его соотечественникам позволили покорить себе ситкинцев. После этого он рассказал о происхождении ситкинцев: «В губе, неподалеку от старой нашей крепости, жили два малолетних брата, но неизвестно, откуда они взялись. Они ни в чем не нуждались. Однажды, гуляя по морскому берегу, младший, по имени Чаш, нашел растение, похожее на огурец с колючками, и съел его. Старший, увидев это, сказал своему брату, что съеденный им плод для них запрещен, и после такого преступления им придется искать себе пропитание трудом, прежнее же их благополучие исчезнет. После этого предались они печали. Спустя несколько времени появились стахинцы[112] из пролива позади острова Адмиралтейства и хотели взять в плен обоих братьев. Но они, рассказав о своем сиротстве, малолетстве и бедности, упросили пришельцев не только не лишать их свободы, но еще и найти им жен, а также подсказать, как жить на свете. Желание их было исполнено; у них родилось много детей и таким образом положили начало ситкинскому народу».