Морские волки. Навстречу шторму (сборник) - Страница 29

В самый день моего приезда я побывал на обоих компанейских судах и нашел на них большой недостаток. На каждом из них находилось по две шестифунтовых пушки и по два четырехфунтовых картауна[104], однако ни пороха, ни такелажа не хватало, чтобы успешно выполнить свою миссию. Я удивился, как можно было отправить эти два перевозочных бота (так как судами назвать их нельзя) в столь беспомощном состоянии против народа, который, совершив преступление, принял все зависящие от него меры для своей защиты и снабдил себя достаточным количеством огнестрельного оружия. Приступив к руководству этими судами, я приказал их начальникам требовать от меня все необходимое, предварительно добавив на каждое из них по две пушки с достаточным количеством снарядов.

31 августа. По 31-е число мы не видели ни одного из жителей, кроме тех, которые находились на упомянутой выше лодке, но сегодня около полудня прибыла большая лодка, 12 человек на которой были раскрашены, с головами, убранными пухом. Объехав мыс гавани, они пробирались украдкой около берега. Утром мы отправили за рыбой две байдары. Опасаясь, чтобы ситкинцы не захватили их, я начал стрелять по лодке из пушек, однако мы не нанесли им никакого вреда, потому что они миновали пролив, находящийся против нас, с великой поспешностью. В это время капитан корабля «Океин» ездил на своем баркасе за лесом и на обратном пути был атакован у берега. Я тотчас послал свой баркас в погоню за ситкинцами, но отыскать их не удалось, так как они успели перетащить лодку через отмель в другую небольшую губу, что нашему баркасу было не под силу. После этого я отправил то же самое судно вместе с катером для оказания помощи рыболовам, если бы ситкинцы вздумали на них напасть. Уже в самые сумерки все наши гребные суда благополучно возвратились. Хотя утром рыболовы и видели неприятельскую лодку, но та, которая прошла мимо нас, с ними нигде не встретилась.

Поэтому мы решили, что она, испугавшись нашей пушечной стрельбы, поскорее убралась домой. Впрочем, я не знаю, что думать о сегодняшней дерзости ситкинцев. Если бы у них не было никаких неприятельских намерений, то они могли бы прямо подъехать к нашему кораблю: вместо этого, поравнявшись с нами, они произвели несколько ружейных выстрелов и насквозь пробили катер, который мы тогда спускали на воду. Нанесли они и небольшой вред также баркасу корабля «Океина», но из находившихся на нем людей ни один не был убит или ранен.

8 сентября поутру судно «Океин» ушло в море. Пользуясь ясной погодой, я провел астрономические наблюдения и нашел, что долгота этого места была западная 135° 18´ 15˝, широта же северная 57° 08´ 24˝. С самого нашего приезда в ожидании Баранова мы здесь ничем не занимались, кроме рыбной ловли и других мелких работ. При минувшем новолунии я заметил прилив и отлив, по которым прикладной час[105] составил 1 час и 10 минут пополудни. Мы, конечно, могли бы заняться подробным описанием проливов, разделяющих наш соседний архипелаг, но из-за агрессивных действий со стороны ситкинских жителей разъезжать на гребных судах было опасно, и мы вынуждены были коротать время в скучной праздности.

19 сентября дул юго-восточный ветер с частыми шквалами и дождем; эта ненастная погода продолжалась с 8-го числа, да и вообще можно сказать, что погода с самого нашего прихода, исключая несколько дней, стояла ветреная и дождливая, а иногда туманная. В 5 часов пополудни к нам прибыл Баранов на судне «Ермак». Нет необходимости описывать, с какой радостью мы встретили его прибытие, ведь уже более месяца мы дожидались его в этом несносном климате, оставаясь без всякого дела. Признаюсь, я было начал сомневаться, жив ли он. По словам Баранова, ненастная погода продолжалась почти все время его плавания. Он прошел проливом Креста во все соседние проливы и был в Хуцнове с партией, которая отстала от него третьего дня из-за сильного ветра, и, следовательно, скоро должна прийти к нам. Он совершил этот путь для того, чтобы наказать тех, кто разбил нашу партию во время разорения крепости Архангельской, а также и чтобы поохотиться на бобров, которых, невзирая на многочисленные трудности, ему удалось набить 1600. В первом намерении он не достиг большого успеха, потому что колюши (колюшами, или колошами[106], называются все народы вообще, живущие от пролива Креста до Шарлотских островов), узнав о его прибытии, тотчас разбежались.

20 сентября. На другой день Баранов приехал ко мне и привез разные колюшские вещи и маски, довольно искусно вырезанные из дерева и раскрашенные разными красками. Личины эти надеваются во время празднеств и представляют головы животных, птиц или каких-либо чудовищ. Все они так толсты, что на большом расстоянии невозможно пробить их пулей. Из привезенных вещей самой ценной и заслуживающей особенное внимание была доска (род щита), выкованная или вытянутая из самородной меди, найденной на так называемой Медной реке. Эта доска была длиной 3 фута [91 см], шириной внизу 1 фут 10 дюймов [56 см], а вверху – 11 дюймов [28 см]. На внешней поверхности ее нарисованы некоторые изображения. Таких досок, из-за их редкости и дороговизны, никто, кроме людей богатых, иметь не в состоянии, так как каждая из них стоит от 20 до 30 бобров. Говорят, что при праздничных обрядах их носят перед хозяевами, а иногда бьют по ним, извлекая звуки вместо музыки. Впрочем, ценность таких досок заключается в самородной меди, потому что за такую доску, сделанную из нашего металла, более одного бобра не дают.

23 сентября. Не имея никаких сведений, где находится разошедшаяся с Барановым партия, мы отправили судно «Ермак» для ее отыскания, а сами занялись подготовкой удобного для нее места на берегу. В 8 часов вечера, к нашей радости, показалась передовая часть партии. Она состояла из 60 байдарок и более 20 русских, под начальством Кускова, который, подойдя к «Неве», дал ружейный залп, а мы пустили две ракеты. Хотя время было светлое, однако я приказал повесить по одному фонарю на каждую мачту, полагая, что байдарки будут идти всю ночь.

24 сентября. На следующее утро собралось не более половины партии, но берег, длиной сажен в 150 [метров 270], занят был людьми. К восходу солнца небо очистилось. Однако, поскольку очень многие кадьякцы еще отсутствовали, я отправил вооруженный четырьмя фальконетами баркас, приказав ему находиться в заливе и при необходимости защищать их от нападения ситкинцев. Сам же в 9 часов сошел на берег.

Нужно обладать незаурядным красноречием, чтобы как следует описать картину, представившуюся мне при выходе из шлюпки. Некоторые семейства успели уже построить шалаши, иные же еще только приступили к делу, к берегу ежеминутно приставали многочисленные байдарки. Казалось, все вокруг пребывало в движении. Кто-то развешивал для сушки свои вещи, некоторые варили еду, разводили огонь, а остальные, утомившись от трудов, решили подкрепить свои силы сном. При моем выходе из шлюпки навстречу нам вышло около пятисот русских американцев[107], в том числе и тайоны (старшины или начальники). Через несколько часов я собрался возвратиться на корабль, как вдруг с пришедших с моря байдарок нам дали знать, что ситкинцы напали на русских американцев. Вооруженные промышленники тотчас бросились на помощь, а я, с своей стороны, послал десятивесельный катер и ялик под командой лейтенанта Арбузова, так что за полчаса устье гавани покрылось гребными судами. В 5 часов пополудни наше войско возвратилось, и Арбузов доложил, что он подходил к нашей разоренной Архангельской крепости, но никого из ситкинцев не видел, а слышал только от кадьякских жителей, что неприятели, выехав на одной лодке, схватили нашу байдарку и убили двух гребцов.

25 сентября. Наконец 25-го числа вся партия, кроме 33 байдарок, собралась в одно место. Если они не присоединились к судну «Ермак», то, вероятно, попали к неприятелю. Удивительно, что ситкинцы не захватили, по крайней мере, четвертой части партии, так как она вчера была так разобщена, что более трех байдарок вместе нигде не было видно. Наши американцы были столь смелы, что ночью поодиночке подъезжали к неприятельским жилищам. Утром я был опять на берегу; войско наше уже расположилось в губе, и каждое семейство подготовило для себя шалаш. Шалаши эти строятся очень просто. Сперва на ребро кладется байдарка, перед которой, отступя на 4–5 футов [1,2–1,5 м], вколачиваются два шеста с поперечной жердью; с нее на байдарку кладутся весла, прикрепляемые с обоих концов. Последние обычно прикрываются тюленьими кожами, а пол устилается травой и затем рогожами. Перед каждым таким жилищем разводится огонь, на котором, особенно утром, непрестанно что-нибудь варят или жарят.