«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Страница 18

– И это письмо, не достойное уважающей себя женщины, капитан Ладлоу приписывает мне? – сказала она дрожащим голосом, в котором слышалась оскорбленная гордость.

– Но кому же другому, кроме вас, мог я приписать это письмо?

Брови молодой девушки сдвинулись как бы под влиянием внутренней боли. Затем она вынула из бювара небольшой листок почтовой бумаги и, обратившись к Ладлоу, громко сказала:

– Письма мои, увы не столь интересны, и к тому же я пишу их весьма редко. Но, каковы бы они ни были, для доказательства вкуса их сочинительницы или ее здравомыслия у меня, к счастью, есть возможность показать вам записку, которую я сочла приличным написать в ответ на ваше письмо. Вот черновик, – добавила она, разворачивая лист бумаги и принимаясь читать вслух: – «Благодарю капитана Ладлоу за заботу и предоставленное удовольствие прочесть рассказ о жестокостях пиратов. Не говоря уж о простом чувстве гуманности, нельзя не пожалеть о том, что столь бессердечные люди принадлежат к той же профессии, представители которой известны своим благородством по отношению к слабым. Мы надеемся, однако, что самые дурные и трусливые среди моряков существуют лишь затем, чтобы еще больше оттенить высокие достоинства отважных и мужественных. Кто может быть убежден в этом больше, чем друзья капитана Ладлоу, заслужившего репутацию милосердного человека! – Голос Алиды, когда она прочитала эту фразу, перешел в шепот. – В знак благодарности посылаю ему «Сида», которого любезный Франсуа ставит превыше всех других поэм, не исключая даже Гомера, творения которого он не признает лишь по незнанию. Еще раз выражаю свою благодарность капитану Ладлоу за его любезное внимание и прошу сберечь этот томик до той поры, когда капитан вернется из своего предполагаемого плавания». Это точная копия того письма, которое вы получили или должны были получить, – произнесла племянница олдермена, поднимая пылающее лицо от бумаги, – хотя оно и не подписано, как то, другое, именем Алиды де Барбери.

Несколько минут молодые люди смотрели один на другого в немом изумлении. Все же Алида заметила, или ей так показалось, что, несмотря на недавнее изъявление своих чувств, молодой человек обрадован тем, что был введен в заблуждение. Уважение к женской деликатности и скромности столь естественно и сильно в представителях противоположного пола, что та, которая преступает общепринятые границы, редко радуется своему успеху; искренне любящий человек никогда не будет ликовать, если предмет его поклонения нарушит правила приличия, хотя бы и в его пользу. Под влиянием этого похвального и естественного чувства Ладлоу, хотя он и был заметно подавлен оборотом, который приняло дело, почувствовал облегчение от груза сомнений, вызванных необычным стилем письма, которое, как он верил, было написано госпожой его сердца. Собеседница поняла состояние молодого человека по выражению его лица и, хотя втайне радовалась тому, что вновь вернула его уважение, была одновременно раздосадована и задета тем, что он мог усомниться в ее скромности. Все еще держа в руках странное послание, она не отрывала от него глаз. Внезапная мысль пришла ей в голову, и, возвращая гостю бумагу, она холодно произнесла:

– Капитану Ладлоу следовало бы лучше знать ту, с которой он переписывается. Не ошибусь, если выскажу предположение, что это не первое письмо, полученное им.

Молодой человек покраснел до кончиков ушей и на мгновение прикрыл лицо рукой.

– Вы признаете справедливость моих подозрений, – продолжала красавица Барбери, – и не можете не признать моей правоты, если я добавлю, что с этого дня…

– Выслушайте меня, Алида! – поспешно воскликнул юноша, не давая девушке произнести слова, которых он страшился превыше всего. – Выслушайте меня! Бог мне судья, вы услышите только правду. Признаюсь, это не первое из писем, написанных той же рукой, вернее было бы сказать – в той же манере, но клянусь честью офицера, до тех пор, пока обстоятельства не дали мне повода считать себя счастливым, безмерно счастливым, я…

– Понимаю: это были анонимные послания до тех пор, пока вы не сочли возможным признать меня их автором. Ладлоу, Ладлоу! Какого плохого вы мнения обо мне, несмотря на ваши слова, что любите…

– Но подумайте, Алида, где мне было изучить условности света, когда я при своей службе почти не вижу людей?! Я всею душою предан своему делу. Не было ничего удивительного в том, что я поверил, что и вы смотрите на это дело моими же глазами. Но так как вы отрицаете это письмо… Впрочем, нет, ваше отрицание излишне… Я сам теперь вижу, как я ошибся благодаря своему тщеславию и… радуюсь этому.

Алида улыбнулась, и лицо ее просветлело. Она была счастлива тем, что вернула уважение своего поклонника, и недавнее разочарование лишь усилило это чувство радости. Наступило долгое молчание, которое, к счастью, прервало возвращение Франсуа.

– Барышня, вот вода! – сказал он. – Что касается вина, то при всем желании я не мог добыть его, так как ваш дядя спит, а ключи положил, по обыкновению, под подушку.

– Не нужно: капитан сейчас уйдет, да теперь ему и не хочется пить.

– Можно, пожалуй, добыть джину, – предложил француз, сочувствовавший разочарованию, которое, по его мнению, должен был испытывать Ладлоу. – Но едва ли капитан будет употреблять этот крепкий напиток.

– Он получил все, что ему требовалось в этот вечер, – смеясь, ответила Алида. – Благодарю вас, мой добрый Франсуа. Теперь вам остается показать дорогу капитану, и когда вы это исполните, все ваши обязанности на сегодня окончены.

Распрощавшись с Ладлоу с видом, не допускавшим противоречия, молодая девушка отпустила и гостя, и слугу.

– Приятная у вас служба, мосье Франсуа, – вздохнул капитан, когда камердинер со свечкой в руке проводил его до парадной двери. – Многие благородные джентльмены могли бы позавидовать вам…

– О да, мосье! Это большой плезир служить мамзель Алида. Я носить ее веер, книги, но что есть до вина, мосье капитан, это всегда невозможно после мосье олдермен идти спать…

– Ах да, книга! Кажется, сегодня у вас была приятная обязанность нести книгу прелестной Алиды?

– Да, да, это есть правда. Творений мосье Пьер Корнель. Говорят, мосье Шекспир позаимствовал у него много хороший выражения.

– А записка между страниц? Вам и она была поручена, добрый Франсуа?

Камердинер остановился, пожал плечами и, приложив длинный желтый палец к своему огромному орлиному носу, задумался. Затем, покачав головой, продолжал освещать капитану путь.

– Очень может быть. Я помню, как барышня мне говорила: «Держите осторожнее». Но сам я не видал письма.

– Вот что, Франсуа, – продолжал моряк, опуская в руку словоохотливого слуги гинею, – если вы когда-нибудь узнаете, что сделалось с этим письмом, я не останусь у вас в долгу. До свидания!

– К вашим услугам, господин капитан. Славный господин! – продолжал француз, восхищенными глазами смотря вслед уходящему моряку. – К несчастью, он моряк, а покойный батюшка барышни сильно недолюбливал людей этого сорта.

Решительно расставшись с Ладлоу, Алида действовала скорее под влиянием минуты, чем своего чувства. Но, как и все люди, действующие под влиянием мгновенных порывов, оставшись наедине, она раскаялась в своей опрометчивости. Девушка вспомнила множество вопросов, которые ей хотелось задать капитану Ладлоу, чтобы выяснить эту загадочную историю с письмом, но время было упущено. Ладлоу ушел, и Алида, затаив дыхание, прислушивалась к удаляющимся шагам молодого офицера, пробиравшегося сквозь кустарник. Франсуа появился в дверях, чтобы еще раз пожелать молодой госпоже спокойной ночи, и Алида осталась одна; женщины того времени и той страны обычно не прибегали к помощи служанок для свершения утреннего или вечернего туалета.