Мороженое со вкусом чили (СИ) - Страница 12

— Легче? — спросил Макс и вырулил на правую сторону съезжая с моста. — Ты прекрасно поешь. Не думал, что у тебя настолько легкий и потрясающий тембр.

— Спасибо, — нервно заправила прядь за ухо. — У тебя тоже красивый голос, Максим.

Его комплименты бьют обухом. Еще никто и никогда не говорил мне про голос, кроме матери. Она всячески затыкала уши и ворчала, чтобы я не пела. «Больше похоже на вой течной кошки, чем на пение». С тех пор, ни разу не позволяла себе расслабиться в ее присутствии.

— Просто Макс, хорошо?

Мы подъезжали к какому-то кафе. Нежно мятные стены и яркая вывеска розового, почти кислотного оттенка «Casa Leone». Двери открылись и оттуда выбежали довольные дети вместе с родителями. В ладонях они держали рожки с мороженым различных цветов. Начиная от ярко-красных, заканчивая фиолетовыми, украшенными посыпкой.

— Мороженое? — растерянно на него посмотрела.

— Именно. Я сейчас, а ты пока грейся, — подмигнул Громов и вылез из машины.

Обегая, он с довольным лицом добежал до дверей и пропустил влюбленную парочку вперед, а затем повернулся ко мне, развел руками и скрылся в кафе. Я повернулась полубоком и посмотрела на собаку. Крендель сладко посапывал во сне, что-то явно жуя. Улыбнувшись, достала мобильный и сделала фотографию умилительного момента. И тут до меня дошло происходящее. Я пела. Рядом с ним почувствовала себя снова человеком. Девушкой, которая просто поет, потому что так захотело сердце. Никому не позволяла слушать свой голос. Даже Вике. Она столько раз пыталась позвать меня в караоке, я же отказывалась, потому что ядовитые слова матери вбили во мне комплекс никчемности. Пока ковырялась в своих воспоминаниях, не заметила, как дверь открылась и в салон ввалился мокрый Макс. Его толстовка знатно промокла от дождя. Но он не обратил на это внимания и протянул мне рожок с салфеткой. Несколько ванильных шариков, покрытые шоколадом и чем-то красным.

— Что это? — осторожно приняла угощение.

— А ты попробуй, — усмехнулся он и протянул второй. — Подержи мою порцию. Не против меня покормить в дороге?

— П…Покормить? — я чуть не уронила мороженое вниз и выпучила глаза.

Он совсем офигел?! Меня поражала его наглость и в то же время безобидность.

— Ну да. Мы пока доедем до спокойного места, боюсь, оно растает. Будет обидно, если я не попробую кусочек, — надув губы, развернулся и приобняв подголовник рукой, стал сдавать машиной назад. — И в этом будешь виновата только ты.

— Я? Почему это? — сощурила глаза, ища подвох. — Ты сам купил два рожка, зная, что нам нужно будет отсюда уехать.

— Не будь букой, Вишневская. Ну, покорми несчастного парня, который любит мороженое. Мое бедное сердце не переживет.

— Да ну? — нагло слизнула кусочек со своей порции, блаженно прикрыла глаза и закашлялась от непривычного сочетания сладости и остроты, но послевкусие дало о себе знать трепетным жжением на языке. Я его дразнила. И откуда у меня такая самоуверенность?

— Не мучай меня, — жалобно посмотрел исподлобья, когда мы вернулись на главную дорогу и пришлось смотреть на дорогу, а не на купленную вкусняшку.

— Ну ладно, — я поднесла к его рту рожок и Громов с большим удовольствием откусил смачный кусок.

Желудок ухнулся. Наблюдать за тем, как парень ест из твоих рук, это незабываемое ощущение и картина. Наверно, я забыла, как дышать. Кашлянув, откинулась на сиденье лишь бы больше не приближаться к нему. Опасно.

— Это перец? — уточнила, слизывая шоколадную растопленную глазурь.

— Да. Чили, — кивнул и открыл рот для повторного куска, не отрываясь от дороги, склонившись ближе.

— Необычный вкус. Любишь экспериментировать? — Неохотно протянула ему и посмотрела, как его губы сомкнулись.

— По настроению. Это мороженое как-то показал мне близкий человек. Теперь только его и ем, — неохотно ответил Громов и в глазах потух огонек, будто он вспомнил что-то неприятное. А плечи затвердели от напряжения.

— Вот как. Наверно бывшая девушка? — усмехнулась и отвернулась к окну, ощущая, как сердце пропустило два болезненных удара. Не то от глупости, не то от разочарования. Я злилась и непонятно на что. Чувства, что испытывала в данную минуту, накрывали волной.

— Мама…

— Мама? — прикусив губу, опустила взгляд на остатки рожка и выругалась про себя. И кто меня тянул за язык? Вот, дура, раз подумала о бывшей девушке, а не о ком-то другом.

— Она любила мороженое, — Макс сухо ответил, доедая порцию, когда мы остановились у аллеи нашего Универа.

— Она…

Я не знала стоило ли мне спрашивать настолько личные вещи. Не каждый человек способен открыться другому, особенно когда в душе таится мрак. Листая телеграмм, натыкалась на множество историй, когда кто-то терял либо обоих родителей, либо кого-то одного. Не представляю, что испытывает человек в данный момент. Сколько боли он прячет внутри себя лишь бы не показаться слабым перед остальными. Насколько выедает чувство одиночества, ведь это не кто-то дальний, а самый родной и неважно в каких отношениях находился человек. Если бы у меня случилось горе, то не представляю, что мне пришлось бы пройти в одиночку. Может быть, началась ядовитая до хруста костей истерика, а может не проронила и ни одной слезинки, тупо пялясь в одну точку. Никто не знает, как отреагирует его организм. Горе у всех индивидуальное. Есть те, кто скрывает за улыбками, смехом и весельем, а есть те, кто, разбивая кулаки и мебель в квартире, пытаются унять долбанную жгучую боль.

— Давай не будем, окей?

— Конечно, — кивнула и посмотрела на цифровые часы на магнитоле. — И спасибо за угощение. Этот вкус не забудется.

Время будто замедлилось. Дождь не прекращался. Дворники машины нещадно расчищали воду. Сквозь завесу, посмотрела, как бегут люди с пакетом на головах. Молодая парочка, наоборот, кружилась под дождем. Парень подхватил ее на руки, а она смеялась, подставив лицо небу.

— Будем брать его чаще, согласна? — приоткрыл окно, потом достал из пачки сигарету и задумчиво прикурил, рассматривая пешеходов. — У меня идея.

Он выкинул только что прикурившую сигарету на асфальт, разблокировал двери и заглушил мотор. Я нахмурилась. Что Макс задумал? Рывком, он выскочил из машины, намокнув еще раз. Быстро обежал и резко открыв мою дверь, протянул руку.

— Выходи.

— Что? Нет, — запротестовала, качая головой.

Громов слетел с катушек?! Какого хрена?! Не успев возмутиться, меня вытащили из теплого уютного места, бросив рюкзак на сиденье. Дождь мигом накрыл с головой. Мне стало холодно и мокро. Я злобно посмотрела на него. Макс улегся на асфальт, раскинув руки прямо на парковке и наплевал на мнение других. Скрестив руки на груди, наблюдала за ним и не понимала, зачем так поступать. Его лицо расслабленное и довольное. Я подняла голову, как делала девушка до этого и почувствовала кайф. Некую свободу. Ту, которой у меня не было. И поняла, что он хотел сделать. Для меня. Здесь нет преград. Нет клетки. Ничего нет. Только ты и дождь. Он будто смывал всю накопившуюся внутри обиду на мир. Исцелял внутренние раны, появившееся из-за гнилых людей. Я вздрогнула от прикосновений со спины. Он обнял крепко за талию, положив подбородок на плечо. Мне нельзя прикасаться. Нельзя. Нельзя. Внутри началась истерика и паника, а Громов, словно чувствовал ее и успокаивал, покачивая нас из стороны в сторону.

— Ты не одна.

Откуда? Откуда он знал, что находилось у меня внутри? Как он пролезал через кожу к сердцу и душе. Зажмурилась. Из глаз вырвались слезы, смешавшиеся с каплями. Вот оно. То, что он хотел сделать со мной. Не только подарить свободу, но и проплакаться. Выпустить напряжение.

— Кто же ты такой? — больше самой себе задавала вопрос, нежели ему.

— Узнаем вместе, — опалил горячим дыханием ухо. — Освободись, черт возьми.

Макс только что сорвал амбарный замок, на который меня посадили.

— А откуда ты ехал с Кренделем? — вытиралась полотенцем в машине, стуча зубами после нашей выходки.