Мор - Страница 66

Рест пробовал передать приятелю смысл этого ощущения. Он волен, что называется, жить в чужом доме без разрешения хозяев - жить в их присутствии, волен смотреть, - а это даже лучше, чем владеть, - на их так называемые ценности, но - и это квинтэссенция, это и есть главное смотреть самих людей тогда, когда они уверены, что кроме Господа Бога их никто не видит. Это лучше театра, кино - подобное ощущение трудно передать. Ты хочешь наблюдать святош? Как они трахают своих гусынь? Какие они мерзкие и жалкие! Днем заседают где-нибудь в президиуме - важные, респектабельные, в галстуках, а ночью, голые, пукают, словно лошади в конюшне. Представь себе такого гусака, как, скажем, Суслов, в ночной сорочке со своей суслихой... Рест в похожих спальнях побывал. Непременно надо избегать маленьких жилищ - в них не развернешься, нет свободы передвижения: Рест признался в наличии у него клаустрофобии. Он подолгу выбирал себе жертву, объект созерцания: в большом доме, объяснил он, места всем хватает, в одной из комнат люди ужинают или кувыркаются в постели, а в это время в других ты изучаешь их библиотеку или питаешься. И от важности этих мерзавцев, от их святости ни хрена не остается. Можно и пошутить... Однажды одну церковную крысу он застал с молоденьким парнишкой и так их напугал - обкакался бедолага.

Как-то, можно сказать случайно, Рест в ресторане "Глория" познакомил Враля с ревельскими джентльменами удачи в интернациональном составе эстонцем Кала и русским Рашпилем. Славянские воры и грабители старались слиться с ревельскими специалистами данного профиля жизни. Они прибыли в эти освобожденные социалистическими преобразованиями от буржуаз-ных предрассудков государства в надежде встретить организованную уголовную цивилизацию и оказались разочарованными: здешние буржуазные жулики были все исключительно индивидуа-листами, у них напрочь отсутствовало коллективное сознание, все тут дудели в свою дуду на сравнительно примитивном профессиональном уровне. Славянам предстояла трудоемкая миссионерская деятельность, и они включились в нее с полной отдачей, внедряя в эту дремучую отсталость свежую уголовную мысль; на взгляд миссионеров местные языческие души были единственно пригодны в качестве наводчиков и барыг (торговцев краденым - жарг.). Рашпиль был и вором, и грабителем одновременно: больше грабителем, - воровал при случае. Значит, по воровской конституции вором в законе быть не мог. Кала же представлял из себя наводчика, был как тот шакал при тигре в романе Киплинга.

На Враля знакомство не произвело благоприятного впечатления. В связи с этим Рест убеж-дал его, что и интеграция уголовников на интернациональном уровне достигается все же куда проще, чем у марксистов, несмотря на общность интересов даже при несхожести специфики как тех, так и других: у уголовников отсутствуют националистические амбиции. Рест был большой ученый. Он рекомендовал Вралю не пренебрегать обществом этих двух представителей интерна-ционализма из-за того, что, может быть, у Враля могут возникнуть антипатии к физическому труду на каменоломне. В результате однажды по наводке Кала они должны были навестить - пригласили и Враля живущую в двухстах километрах от Ревеля одинокую женщину, которую Кала представил друзьям как исключительно аморальную, что заключалось в партбилете и излишней состоятельности. Проживала эта контра на хуторе в отдалении от других домов - у леса. Уже при подходе к ее дому, Рашпиль сунул Вралю пистолет "Вальтер" и объявил категори-чно, что после ликвидации женщины они с Кала подойдут. Вралю поручалось идти на мокроту из-за того, что эта женщина знала личность Кала. Рашпиль же, само собой, русский, что тоже могло испортить дело. Для Враля предложение было неожиданно, такое не предусмотривалось. Не испытывая к интернациональному уголовному симбиозу особых симпатий, он из полученно-го "Вальтера" стал палить по своим компаньонам, не с целью их убить, но напугать, что удалось превосходно: сломя голову, проваливаясь в сугробах, Кала с Рашпилем спаслись бегством. Враль же направился в дом жертвы и рассказал обо всем хозяйке. В благодарность приобрел ее расположение и разрешение бывать у нее, ночевать, если у него в том будет надобность.

Знакомство с интернациональной уголовной интеграцией для Враля завершилось плачевно. Возможно, отчасти тому посодействовал тот случай, когда Враль как-то, за несколько дней до описываемых событий, обнаружил у одной своей ревельской подруги Кала и удалил его с поля зрения примерно таким же ударом в челюсть, каковым когда-то заслужил уважение воров в Краслаге, свалив Треску. Кала оказался злопамятным. В результате, когда Враль однажды пришел отдыхать на хутор женщины, фактически им спасенной, она тайком позвонила в милицию, и Враля среди ночи бессовестно и грубо разбудили, доспать ему было предоставлено уже в камере предварительного заключения. Почему же такая неблагодарность? Оказалось, эту состоятельную хозяйку с партбилетом обворовали, проникнув в ее дом через старую забитую дверь, о существовании которой Враль даже не подозревал.

И, конечно же, кроме Враля, кого могла подозревать бедная женщина, ведь только он пользовался ее домом в качестве убежища. Она знала - он этого от нее не скрывал, - у него с властями конфронтальные взаимоотношения. Узнав, в чем его обвиняют, Враль не сумел дока-зать, что настоящие воры те, от кого он однажды получил пистолет "Вальтер". Для милицейских психологов этот криминальный опус не поддавался расшифровке. А посему Вралю присудили за все его неудачи (вспомним его вещий сон в Кировоградской тюрьме) десять лет лагерей строго-го режима. Последовали тюрьмы, пересыльные камеры, мухи, вагон-заки и наконец - на этот раз Уральские лагеря.

2

Благодаря введенной вновь смертной казни резня в лагерях прекратилась. Воров все-таки принудили работать. Старые честные воры, которых называли "последними могиканами", уходили в закрытые тюрьмы. Вернее, их, отказывающихся идти в ногу со временем, изолиро-вали от всех. Примерно в те же дни объявилась новая масть - "ломом подпоясанные" - работяги, которым надоела тирания блатных, в том числе и "сук". Прогнав блатных, они сами правили внутренней жизнью в зонах. Воров, сук и прочие масти везде в лагерных управлениях объединили. Главные неписаные параграфы воровского закона оказались нарушены почти всеми ворами (за исключением "могикан", обрекшихся на жизнь в тюремной камере пожизненно), и никто уже не принимал всерьез во внимание, если встречались иногда на воле индивидуумы, объявившие себя честными "ворами в законе".