Монте Верита(из сборника"Дафна Дю Морье. Истории без конца") - Страница 16

Я говорил и говорил, потому что, хотя и сам не ясно представлял, что можно предпринять, мне очень хотелось, чтобы они доверились мне, поверили в меня.

— Ведь теперь, — продолжал я, — жизнь здесь станет для вас невозможной.

Даже если я сумею предотвратить нападение в этот раз, в чем я сомневаюсь, все равно это случится на следующей неделе, в следующем месяце. Больше вы не будете здесь в безопасности. Вы так долго жили, отгородившись от мира, что не знаете, каков он сейчас. Даже эту страну недоверие разорвало надвое, а люди из долины уже не те суеверные крестьяне, что были прежде. Теперь у них современное оружие, и жажда убийства поселилась в их сердцах. Ни у тебя, ни у других на Монте Верите нет никаких шансов.

Она не отвечала. Она сидела на ступеньке, одинокая и молчаливая в белой накидке и капюшоне.

— Анна, — снова начал я. — Виктор умирает. Может быть, уже мертв. Когда ты уедешь отсюда, он не сможет тебе помочь, не смогу и я. Я любил тебя всегда. Мне не надо говорить об этом, ты сама догадывалась. Когда ты ушла на Монте Вериту двадцать шесть лет назад, ты разбила жизнь двум мужчинам.

Теперь я нашел тебя. Есть другие места, далеко отсюда, куда не добралась цивилизация, мы сможем жить там — ты и я. И остальные, если они захотят уехать с нами. У меня достаточно денег, чтобы устроить все это. Тебе не о чем будет беспокоиться.

Я уже видел себя, решающего различные вопросы с консульствами и посольствами, занимающегося оформлением паспортов и покупкой одежды. Я представил себе карту мира, перебрал в уме горные хребты от Южной Америки до Гималаев и от Гималаев до Африки. Или пустынные районы на севере Канады, не заселенные и неисследованные, или необъятные пространства Гренландии. А сколько было островов, бесчисленных островов, где не ступала нога человека, и куда залетали только морские птицы. Мне безразлично было, что она выберет: горы или острова, дикие чащи или пустыню, непроходимые леса или арктическое безмолвие. Я так давно не видел ее и хотел только одного: навсегда быть вместе.

Теперь это стало возможным. Виктор не сможет предъявить свои права, потому что он умирает. Я был резким, откровенным и сказал ей об этом. И я ждал ее ответа. Она засмеялась своим теплым, таким любимым с прежних времен смехом, и я почти рванулся обнять ее, потому что в этом смехе было столько жизни и радости, столько обещания.

— Так как? — спросил я.

Она поднялась со ступеньки, подошла и встала рядом со мной.

— Жил-был однажды человек, — сказала она. — Как-то он пришел на вокзал Ватерлоо и с надеждой, горячо попросил у кассира билет до Рая. Только в одну сторону. Когда кассир ответил, что такой станции нет, он бросил ему в лицо чернильницу. Вызвали полицию, человека увели и посадили в тюрьму. Ты ведь просишь у меня то же самое — билет до Рая, а это — Монте Верита.

Я почувствовал себя задетым, даже раздраженным. Из всех моих планов она ни слова не приняла всерьез, она посмеялась надо мной.

— Что ты предлагаешь? — спросил я. — Ждать здесь за стенами, пока придут люди и разнесут их?

— Не беспокойся о нас, — ответила она. — Мы знаем, что нам делать.

Она говорила так равнодушно, будто мы обсуждали какие-то мелочи. С болью в сердце я видел, как нарисованное мною будущее ускользает от меня.

— Так у вас есть какой-то секрет? — спросил я почти укоризненно. — Ты можешь сотворить чудо, спасти себя и других? А как же со мной? Ты можешь взять меня с собой?

— Ты не захочешь сам, — она дотронулась до моей руки. — Знаешь, нужно время, чтобы создать Монте Вериту. Это ведь не только когда обходишься без одежды и поклоняешься Солнцу.

— Понимаю, — согласился я, — и готов начать все с начала, обрести новые ценности. Все, что я делал в мире, бессмысленно. Талант, усердие, успех — ничего не значат. Но если бы я мог быть с тобой…

— Как — со мной?

Я не знал, что ответить. Вопрос был неожиданным и слишком прямым. Но в глубине души я понимал, что хочу всего, что может быть между мужчиной и женщиной. Не сразу, конечно, позже, когда мы найдем какую-нибудь гору, пустыню или нечто еще и укроемся там от мира. Не было нужды повторять ей это. Главное ведь — я готов был следовать за ней куда угодно, если бы она мне позволила.

— Я люблю тебя и любил всегда, — сказал я. — Разве этого недостаточно?

— Нет. Только не на Монте Верите.

Она отбросила капюшон, и я взглянул на ее лицо. В ужасе я смотрел и не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова. Я оцепенел, а мое сердце заледенело. Одна сторона ее лица была чудовищно изъедена, почти уничтожена.

Болезнь охватила лоб, щеку, шею; кожа иссохла, покрылась пятнами. Глаза, которые я так любил, потускнели и провалились в глазницы.

— Да, — сказала она. — Это не Рай.

Не помню, кажется, я отвернулся. Я оперся о камень и глядел вниз, туда, где огромная гряда облаков закрывала мир.

— Так было и с другими, — продолжала она. — Они все умерли. Я еще жива, потому что крепче остальных. Проказой может заразиться любой, даже бессмертный с Монте Вериты, но это неважно, и я ни о чем не жалею. Помнишь, как-то давно я тебе говорила, что идущий в горы должен отдать все. Вот это и случилось. Я больше не страдаю, поэтому не надо страдать из-за меня.

Я ничего не ответил. Я чувствовал, что плачу, но не вытирал слез.

— На Монте Верите нет иллюзий и нет мечты, — говорила Анна. — Все это принадлежит миру. Миру принадлежишь и ты. Если я разбила твою мечту обо мне, прости меня. Той Анны, которая была когда-то, уже нет, но есть другая. И какую ты будешь помнить дольше, зависит от тебя. А теперь спускайся в мир людей и выстрой себе гору Истины.

Где-то были кустарники, трава, низкорослые деревья, где-то была земля и камни, и шум бегущих потоков. Ниже, в долине стояли дома, в них жили мужчины и женщины и воспитывали детей. Там горел в очагах огонь, вились дымки и светились окна. А еще где-то были дороги, и они вели в города, где много улиц, домов и людей. Все это было внизу, под облаками, под Монте Веритой.

— Не волнуйся и не бойся, — успокоила Анна. — Люди из долины не могут повредить нам. Только вот что… — она запнулась, и, даже не глядя на нее, я знал, что она улыбается, — …пусть Виктор сохранит мечту.

Она взяла меня за руку, и мы вместе спустились с башни и прошли через двор к стене. Остальные смотрели на нас — те, другие, с обнаженными руками и ногами и стриженными волосами. Я заметил новообращенную девушку, которая отказалась от мира и была теперь одной из них. Я видел, как она обернулась и посмотрела на Анну. В ее глазах не было ни ужаса, ни страха. Она смотрела на Анну с торжеством и ликованием, все зная и все понимая. То, что испытывала Анна, испытывали они все, разделяли ее страдания и принимали их. Анна совсем не была одинока.

Все посмотрели на меня, и выражение их глаз изменилось. Теперь в них была не любовь, а сострадание.

Анна попрощалась со мной. Она лишь тронула меня за плечо, потом стена открылась, и она ушла от меня навсегда. Солнце стояло уже невысоко и начинало клониться к западу. Теперь облака поднимались на гору от мира, раскинувшегося внизу. Я покинул Монте Вериту.

В деревню я пришел к вечеру. Луна еще не взошла. Вскоре, часа через два, она должна была появиться над восточным гребнем и осветить все небо.

Они уже ждали — люди из долины. Их было сотни три, даже больше, и они собрались группами у лачуг. Все они были вооружены: кто винтовками и гранатами, а кто — топорами и мотыгами. Они разожгли костры вдоль дороги, идущей между домами, сидели и стояли у огня, ели, пили, курили и разговаривали. Некоторые держали на поводках собак. Хозяин первой хижины стоял на пороге вместе с сыном. У них тоже было оружие. Мальчик держал мотыгу, а из-за пояса торчал нож.

Отец угрюмо посмотрел на меня осоловевшими глазами:

— Ваш друг умер, — сказал он. — Мертв уже много часов.

Я протиснулся за ним в дверь и вошел в комнату. Там горели свечи: одна в изголовье, другая у ног. Я склонился над Виктором и взял его за руку.