Монстры - Страница 95
Шум ветра усилился, и волны выплескивались на грязный берег, закручиваясь водоворотиками среди хлама и мусора, скопившегося вдоль кромки воды. Да, печальное наследство мы получили, подумал я, не мир, а развалюха: последствия всеобщей агрессии долго и с натугой придется исправлять тяжким трудом нескольких упорных и самоотверженных мужчин и женщин, вынужденных обходиться примитивными и изношенными инструментами.
В темноте послышался хруст, и я направил туда луч фонарика, выхватив из тьмы серую пасть, исходившую слюной от вожделения, глаза с белыми зрачками, обведенными красной каймой, и нос с длинными щелями ноздрей; все это принадлежало карикатурному подобию зайца" и это кошмарное существо, клацая когтями, прыгало среди консервных банок. Я направился к "свитцеру" и спугнул там еще какую-то тварь. На траках виднелись следы острых зубов в тех местах, где грызуны пытались сорвать покрытие. Я опрыскал все пространство вокруг вездехода сильнодействующим ядом, найденным на складе, надеясь, что он отпугнет по крайней мере большую часть вредителей. За исключением самых голодных и настырных.
К тому моменту, когда я закончил с опрыскиванием, шум мотора заполнил все пространство бухты и тут же затих: кто-то приглушил движок, сбавив обороты. Я подошел к краю пристани и разглядел знакомый катер Министерства, покрытый облупившейся серой краской и помеченный знаком Центрального Комитета. Из рулевой рубки вышел Рорт.
— Прости, что заставил ждать. Я вышел пораньше, но пришлось вернуться. Они начинают беспокоиться, если меня долго нет. Это единственное транспортное средство на острове, которое связывает его с внешним миром, и только Грядущее знает, какие твари таятся в море.
Рорт, высокий, худой человек, заросший неопрятной щетиной, был исследователем в одной из бесчисленных групп, созданных Центральным Комитетом, и его отобрали для выполнения спецзаданий. Он всегда отличался нервозностью, но теперь, перетаскивая с его помощью мое оборудование на катер, я заметил, что он нервничает сильнее обычного. Я приписал это удаленному расположению острова и гнетущей атмосфере в этой части побережья.
Еще до отправления он успел мне кое-что поведать. Вокруг вспухала маслянистая жидкость, которая прежде, когда землю и воду еще не пропитали ядохимикаты, была бы белыми барашками на волнах. Как только мы отчалили, я уселся рядом с ним в штурманской рубке. Рорт явно был не в себе, но в ответ на мои расспросы только пожимал плечами, как будто ему нечего было сказать. Все же об одном происшествии он мне рассказал, и оно, видимо, являлось причиной его беспокойства. Несколько недель назад, разгружая оборудование, привезенное одной из групп, он поскользнулся на сходнях, и ящик с аккумуляторами для радио ушел на дно — а это был весь их запас.
Это означало, что придется беречь энергию и предельно ограничить передачу данных эксперимента. Да и горючее для катера было на исходе. Спасательный вертолет появится не раньше чем через месяц; значит, через неделю-другую возникнут проблемы со связью. Я принялся расспрашивать Рорта об острове. Он нехотя откашлялся, что у него служили признаком неудовольствия, насколько мне было известно, потом поразил меня рассказом о чем-то вроде поселка, образованного на месте старой деревни, на берегу бухты со стороны открытого моря. Поселок располагался у дальнего отрога горы, которая увеличивалась в размерах по мере нашего приближения к острову.
Рорт сообщил, что там живет человек шестьдесят: пятьдесят мужчин и несколько особей женского пола; они влачат жалкое существование, выращивая овощи на привозной, незараженной почве и занимаясь рыболовством, для чего приходится выбираться как можно дальше в море. Разумеется, до стерильной чистоты там далеко, но они разработали вполне сносную систему мер безопасности. Их рацион время от времени пополняется стараниями Центрального Комитета, и я, вспоминая виденное раньше, подумал, что их опыт можно было бы рекомендовать во многих местах.
Во всяком случае, они охотно приветствовали появление исследовательской группы и жаждали помочь рабочей силой и материалами из своих скудных запасов. Им казалось, что исследования, хотя и рассчитанные на короткий период и с ограниченными возможностями, немедленно изменят их жизнь к лучшему; впрочем, если посмотреть на положение с точки зрения долгосрочной перспективы, их ожидания были не вполне беспочвенны. Исследовательские группы, организованные Центральным Комитетом, передвигались с места на место вслед за ходом тучи, и, несмотря на то что результаты не приносили ничего нового, все же оставалась надежда на перемены к лучшему еще при жизни одного поколения.
Но все это само по себе не могло служить причиной беспокойства. Не было оно вызвано и плачевным состоянием окружающей среды, к которой приближал нас каждый новый оборот двигателя. Когда я сформулировал эту мысль более или менее четко, Рорт ответил не сразу. Потом он распрямил плечи, стоя за рулем.
— Не знаю, — сказал он. — По-моему, в самом воздухе здесь таится смертельная опасность. Можешь смеяться сколько угодно, но ведь ты не жил с нами все эти бесконечные недели. Погоди, ты еще поймешь, что я имею в виду.
Я все еще переваривал этот невразумительный ответ, а мы уже подходили к причалу. Галька на берегу была черной и губчатой, как вулканический пепел, и катер противно проскрежетал по ней днищем, когда Рорт выключил мотор и позволил волне медленно вынести нас на берег. Он выровнял судно, ухватившись за покрытый ржавчиной поручень, свисавший с бетонированного эллинга. Мы сгрузили оборудование и втащили катер еще дальше на берег.
Едва мы отошли от кромки моря, как на нас внезапно обрушился ветер, как будто ринулся с вершины горы, скрытой в густеющих сумерках над нашими головами. Мы скользили и спотыкались, продвигаясь вперед по желтой глинистой тропе, петлявшей между скользкими черными валунами, покрытыми отвратительно пахнувшим налетом, а один раз прямо у нас из-под ног выскочила желто-черная светящаяся тварь, похожая на жабу, и неуклюже запрыгала вниз по склону, оставляя за собой след красной слизи.
Я запыхался задолго до того, как мы поднялись на нижний уступ горы; ветер здесь вроде утих, и, глядя вниз, я различил смутные очертания катера возле причала, а дальше — беспокойное серое море, как обычно постепенно менявшее цвет на призрачно-зеленый но мере того, как сгущались сумерки. К моему громадному облегчению, Рорт внезапно свернул с тропы в сторону и направился между двумя влажными камнями направо.
Я неохотно двинулся за ним; местечко было еще то: под ногами хлюпало, вокруг щетинились угрюмые камни, источавшие влагу, а над головой нависали скалы, все теснее смыкаясь до тех пор, пока не образовали арку, один вид которой вызывал головокружение. Вначале мы освещали дорогу фонариками, но вскоре скалы расступились, и мы вышли на холмистое плато, поросшее желтым, красным и черным лишайником, порой достигавшим трех-четырех футов в диаметре. Мы пересекли овраг, снова поднялись вверх по склону, и Рорт наконец остановился. Он жестом указал на проход между чахлыми, низкорослыми деревьями. Передо мной открылась исследовательская станция К-4.
Станцию К-4 построили года два назад, когда стремление к экономии и необходимость в сети наблюдательных станций пришли в полное противоречие друг с другом; в результате последовал компромисс между расходами и потребностями. В Центральном Комитете решили, что потребность науки в таких станциях превышает потребность ученых в удобстве, и станция К-4 представляла собой скопление бетонных коробок наподобие старых складов, весьма далеких от герметичности, что вело к постепенной порче дорогого сверхточного оборудования, поскольку в таких помещениях невозможно было обеспечить надлежащее содержание и техническое обслуживание.
Жизнь на станции протекала в условиях крайнего дискомфорта и гнетущей изоляции. Днем приходилось проводить бесконечные замеры состояния почвы, воздуха и воды вокруг острова, а вечера уходили на составление отчетов, проведение экспериментов посреди беспрерывно щелкающих счетчиков Гейгера в высоком, похожем на старинный маяк строении, обращенном фасадом к скалистому побережью, а также на весьма ограниченное общение с коллегами.