Мономан (СИ) - Страница 11

Во внутренних складках мантии лежало письмо, написанное баронской рукой. В нём Дован вар Дан сухо, по-деловому, расхваливал заслуги чародея и Ордена в целом в поимке страшной банды, терроризировавшей его владения больше года. Безделица, а приятно. Содал уже почти был на границе Мортонара и соседней провинции Вартандо, когда решил переложить конверт во вьюки - так, на всякий случай, чтобы не потерять. Сунув руку за пазуху, он нащупал письмо, когда неожиданно ощутил кончиками пальцев еще одну бумагу. С удивлением извлёк на свет аккуратно сложенный пергамент. Развернув, с еще большим удивлением, увидел начертанные Мезином символы и рисунки, которые он лицезрел на телах покойников. Содал безразличным взглядом пробежался по каракулям Мастера наук и уж было собрался спрятать обратно, - всё же грешно раскидываться такой дорогой вещью, как кусок пергамента, - когда неожиданно натолкнулся на нечто интересное. Один из маленьких символов, в окружении разноликой братии, привлекал внимание своей простотой и одновременно сложностью. Он был похож на все остальные кренделя и завитушки по соседству, но все же чем-то отличался. Содал вскинул голову к небу, задумался, перерывая в голове все известные ему Печати Силы. Маги Ордена свято верили, что своего врага надо знать в лицо - изучению любых проявлений Запретных Искусств в Ордене посвящали не меньше времени, чем изучению своих знаков Силы. Потому Содал, если и видел этот символ прежде, должен был его узнать.

«Или мне просто кажется? - мелькнула дразнящая мысль, мысль человека, который устал и не хочет больше думать, а желает лишь отдохнуть. - Наверное, придумываю. Ну откуда здесь взяться настоящей Печати? Выдохни, приятель. Злодеи понесли кару. Дело закончено. Вскоре ты, наконец, отдохнёшь. Брось себя накручивать. Всё - выдумки от усталости.»

Но внутри уже свербело противное и липкое, как слизь, чувство. Назойливый червячок недоверия, который тихо вгрызался всё глубже, едва слышно нашёптывая, - Ты что-то упустил. Что-то важное. И теперь уже слишком поздно...

Или нет? Содал, огромным усилием заставил свою память работать дальше, хотя больше всего ему хотелось послать все навязчивые мысли к чёрту и просто, расслабившись, наслаждаться дорогой. Ведь где-то он уже видел нечто похожее... Вот только где? В какой отрасли? Точно не демонолатрия. И не синрохтизм. Быть может, что-то из анахроничного Низкого Чаровничества? Нет, вряд ли, там Печати едва отличаются от наскальных рисунков первых людей. А здесь всё четко, грамотно и продуманно - ни одной лишней завитушки и точки, ни одного ненужного изгиба или преломления линии.

Содал почти бросил попытки отворить сундук памяти, когда, совершенно неожиданно вспомнил, к какой школе магии относился этот символ. И ощутил быстро разрастающийся холод в груди. В отличие от прочих ютящихся на пергаменте каракуль, привлёкший его внимание рисунок действительно являлся Печатью. И не простой, а очень мощной и сложной Печатью из рода Запретных Искусств. Такой символ невозможно выдумать из головы. А это могло означать лишь одно...

Свернув пергамент и спрятав его за пазухой, Содал развернул коня и вогнав шпоры ему в бока, галопом помчался обратно в Мортонар.

***

Когда добрался до Нижней Косы, на дворе уже смеркалось. Деревенские ложатся рано, кроме дармоедов и выпивох, которые в отличии от соседей, только к вечеру и начинают жить. Недолго думая, Содал остановился у местной таверны, отдал коня прислуге и вошёл в сумрачное помещение.

Внутри пахло приемлемо, для деревенского двора было довольно чисто. Первые пьянчужки уже собрались за дальним от входа столиком - рубились в кости, пили эль или шнапс, рассказывали друг другу истории и громко хохотали. На только вошедшего даже не взглянули.

Хозяин заведения - шестифутовый детина с бандитской, бородатой рожей, в замызганном фартуке и просторной рубахе на широкой груди, встретил Содала мрачновато, но вежливо, спросил, чего гость изволит. Содал изволил задать пару вопросов, но трактирщик отмахнулся - здесь пьют, а не балакают, а если и балакают, то только, когда пьют. Чародей заказал кружку эля, получив - отодвинул, сразу заплатил за целый бочонок и повторил просьбу.

- Спрашивайте, милчек, - попытался улыбнуться трактирщик, забрав монеты. - Что смогу, расскажу.

         Содал спросил. Аккуратно, но в лоб.

- Хагольд? Не. Не припоминаю. Быть могёт и жил когда-то, но давнишно было.

         Содал повесил нос, вздохнул. Трактирщик оказался человеком добрым, сочувствующим.

- Да не грустней ты. Сейчас спрошу у своей старухи, погоди.

         Он скрылся на кухне, задавая вопрос криком, на ходу. Вскоре вернулся, кивнул.

- Вспомнила баба! Был здесь такой, на отшибе жил, на своей земле, лет десять назад. У него еще два брата были и дочь...

- И что с ним сталось?

- А черт его разберёт. Сбежал куда-то, родня померла от лихорадки.

- А дочь? Дочь его тоже умерла?

- Да все там померли, - отмахнулся трактирщик. - Землю опосля отдали Харвудам, те долго не хотели обживать, сбежать думали тоже, но все-ж остались. И не зря, скажу я тебе, милчек! У них там теперь всё колосится - ух! - любо дорого глядеть.

- Ясно, - кивнул Содал. - Спасибо за ответы. Я, наверное, пойду.

- А эль?

- Выпейте за моё здоровье.

- Как прикажете, милчек, - усмехнулся трактирщик и окунул усы в кружку. Оторвавшись, неожиданно крякнул и пробасил вслед уходящему Содалу:

- Вспомнил я его! Точно. Хагольда ентого вашенского. И родню егойную вспомнил! Дочка у него еще красивешная была, не то шо моя дура... И-эх! Жива она, милчек. Жива-здорова. И брат энтого Хагольда, дядькой еёйный, тоже жив. В замке баронском теперь обитают, в тепле, счастливцы!

- В замке говорите? - тихо спросил Содал, обернувшись. - А как дочку зовут?

- А я помню шоль? Давно дело-то было... Брата звали... то ли Мазишь... то ли Газишь... Не! Точно, вру! Мазин его звали! Мазин! Вспомнил-таки! Во те Сигна, Мазин он был!

         В подтверждение своих слов, осенил себя знаком Сигны.

 - Последний вопрос, - еще тише спросил Содал, с замирающим сердцем. - А мужичка одного местного знаешь? Гроном кличут.

- Гроном? А хто-ж этого дармоеда не знает! Голову оторвал бы паскуде - последний раз пил, не заплатил, сволота, пришлось его пинками гнать! Хотя, когда налить просил, говорил, мол, есть деньги. Брехун поганый!

         В порыве чувств, трактирщик сплюнул на пол. Затем еще раз осенил себя Сигной и тихо добавил:

- Хотя нехорошо такое о покойнике говорить.

         Волосы на затылке Содала, если б были длиннее, уже стояли бы торчком.

- Покойнике?

- Ага, - кивнул трактирщик. - Помер он, несколько дней назад. Я его в ту ночь вышвырнул за неуплату, а он, дубина пьяная, за каким-то чертом в овраг полез, на ногах кривых не устоял и свернул себе шею. Нашли токма к вечеру, уже остывшим. Представляете? Ну, как грится, двум смертям не бывать, одной не миновать. Хвала богам, шо эту банду паскудчиков изловили, которые люд честной на дорогах резали. Говорят, что Тавос, командор солдат его милости, сам есть, лично упырю-атаману голову отрезал. Настоящий мужик! Не то шо некоторые... Еще бы и того безумца поймать, который женщин с детьми потрошит, и вообще заживём! Хотя, сдаётся мне, шо всю эту мерзость, сами разбойнички и творили, для отвода глаз, так сказать... Эй! Вы куды? Сядьте, выпейте на дорожку хоть! И-эх, во люд пошёл... Даже не попрощалси... Совсем совесть потеряли, хамы немытые.

***

В замок Содал прибыл уже к ночи. Часовые, узнав, пропустили без вопросов. Его отвели в небольшую сторожку, пока ждал, истоптал все подошвы сапог. Наконец дверь открылась, и в узкий проход нырнул Тавос.

- Господин чародей? - бросил он хмуро, но руку пожал уважительно, крепко. - Забыли, чего?

- Мы можем поговорить с глазу на глаз?

         Тавос обернулся на солдат, жестом велел им выйти. Когда остались наедине, Содал объяснил ситуацию, показал пергамент, поведал о смерти Грона. С каждым словом Тавос становился всё мрачнее и мрачнее.