Моногамия. Книга 3 (СИ) - Страница 34

— Помню.

— Это был самый удачный проект за всю историю, он превзошёл по рентабельности все последующие. Мы протестировали его в Кишинёве, исправили все недочёты и запустили целые кварталы в Εвропе. В Штатах он оказался никому не нужен, правда, но, тем не менее, он принёс мне мой первый капитал. С этого всё и началось: часть денег я вложил в свою проектную компанию, основал лабораторию, собрал самых талантливых и неординарных архитекторов нашего курса и не только нашего. Наши проекты разбирали как горячие пирожки, дело пошло в гору, часть из них мы стали строить сами. Деньги потекли рекой. И я их постоянно вкладывал в новые проекты, некоторые из них оказались провальными, но большая часть — нет. А дом на берегу строился на средства от моего первого капитала, это были самые ценные деньги, но он мне дорог не поэтому. Я создал его и построил с любовью.

— Так ты не был неприлично богат, когда мы познакомились?

— Нет, конечно! — смеётся. — И даже более того, если сравнить мою финансовую состоятельность с твоим любимым линейным графиком, то в тот момент я находился в самой глубокой впадине: наследство уже растратил, а заработать толком ничего не успел. Но, тем не менее, семью достойно прокормить я мог и тогда… — подумав, добавил он.

— На что же ты растратил своё наследство?

— На путешествия, образование, парусную яхту — это была мечта, и на 30 %-ный вклад в строительство тестового дома в Кишинёве, который собственно и развязал мне руки, позволяя заключать контракты на строительство копий от своего имени, а не от имени основного застройщика, возведшего тот дом.

— Ты обманул их?

— Нет, это они обманули себя. Невыполнение договорных обязательств — вещь серьёзная. Они долго придумывали отговорки, чтобы не выплачивать мою долю прибыли и часть капитала, а я и не стал тратить время на них. Я не привык к такому стилю ведения бизнеса, когда приходится распыляться на то, на что в принципе не должно. В тот день, когда у меня была встреча, после нашего с тобой второго свидания, если ты помнишь, я заключил грандиозный контракт с французской девелоперской компанией, продемонстрировав им тестовый дом. И этот контракт был заключён моей только зарегистрированной в США компанией, тогда она являлась венчурной в области проектирования и строительства, потом выросла в корпорацию. С того контракта, собственно, всё и началось. Потом, конечно, было много других.

Когда ты сказала, что мечтаешь о большом доме с витражами и бассейном, в моей голове уже зародились первые идеи по его планировке. Я работал тогда всю ночь, и основная его конструкция была готова уже утром. Мысль о каскаде высказала ты, и мне она понравилась. Получилось здорово, по — моему! Я хотел, чтобы в нём жили наши дети, и поэтому это самый экологически чистый дом на планете, можешь быть уверена. Он обошёлся мне в состояние, продать его в то время за такую сумму было не реально. Сейчас уже куда реальнее с нынешними ценами. Тем более у залива! Всё как ты хотела! До сих пор не могу понять, почему он не нравится тебе!

— Разве это так?

— Сколько раз ты сбегала?

— Два. Но дело ведь совсем не в доме! Ты же знаешь! Я сбегала от твоей холодности.

— Ты слишком гордая. Если бы не твоя гордость, наша жизнь была бы куда проще!

— Если бы не твоя любвиобильность, Αлекс, наша жизнь была бы ещё проще! Но разве этого мы оба ждали от неё?

— Только не видеть тебя на грани смерти, — задумчиво говорит он. — Самое страшное для меня — потерять тебя. Ты это знаешь, ведь так?

— Как и для меня — потерять тебя! Ты ведь это тоже заешь?

— Нет, не знаю, ты всегда такая уверенная, сильная. Я не вынес бы и сотой доли того, что выпало тебе.

— И ты приложил к этому руку.

Он молчит пристыжённый. Потом говорит:

— Я не хотел этого. Мне только нужно было, чтобы ты поняла, как мне было плохо. Я совершил ошибку, чудовищную, но я никогда не хотел причинить тебе вред. Думал, это будет только немного боли, такой, которую можно вынести, так чтобы ты поняла меня, так, чтобы ты принимала впредь только взвешенные решения. Я не знаю, что-то ослепило меня, до меня дошло, что ты страдаешь, слишком поздно, и я не мог себе и представить всей масштабности. Я буду ненавидеть себя за это до конца своих дней, — шепчет он совсем тихо, глядя куда-то отрешённо, так, будто вообще говорит сам с собой.

Seafret — Oceans

Вдруг он снова смотрит мне в глаза:

— Когда ты пришла ко мне в офис, я думал вот оно, она пришла, сейчас всё закончится. Я ждал, что ты кинешься мне на грудь, я утешу тебя, и мы будем снова любить друг друга … Но теперь ты уже будешь знать всё …

— А Габи, а Анабель? Ты убил бы их этим!

— Габи знала с самого начала на что шла, я сказал ей прямо, что не люблю её, и это не случится никогда. Это была её идея и её решение — выйти за меня замуж и родить ребёнка. И я предупредил её, что рано или поздно уйду — её и это устроило.

— И ты бы бросил новорожденного ребёнка?

— Неужели ты думаешь, ребёнок это то, что сможет удержать меня? Я никогда не буду находиться где-либо против своей воли.

— Господи, Алекс, ты чудовище!

— В наш век дети так редко видят родителей, что уже не имеет значения, живут они вместе или нет. Я бы даже сказал, что у разведённых родителей дети получают больше внимания, чем у тех, которые живут вместе. Могу сказать на собственном примере, что проводил с Лурдес в разы больше времени, когда мы не были в браке. Доступность порождает расслабленность, кажется, что успеется ещё, а жизнь тем временем проходит.

— Почему ты так избегал меня? Мне так нужно было видеть тебя, чтобы как-то жить дальше…

— Почему?! Потому что я не был уверен, что смогу удержать контроль над собой. Даже мысль, что ты где-то рядом, не давала мне покоя. Я всё время боялся затащить тебя в тёмный угол и изнасиловать там. Я сам с ума сходил. Поэтому стал уезжать подальше и на дольше. Но ты… ты выглядела вначале такой уверенной, довольной, и на этой волне я и не подозревал ничего, я стал думать, что не нужен тебе вовсе. Я был слеп совершенно, не видел ничего… Именно это и не могу себе простить. Я не разглядел тебя настоящую, сколько раз смотрел на тебя, но не видел ничего.

— Не так часто ты и смотрел в мою сторону.

Он ухмыляется, и я понимаю, что есть какая-то тайна.

— Гораздо чаще, чем ты можешь себе представить.

— Расскажи, — я уже предвкушаю утехи для своего самолюбия, и они разливаются на меня щедрым дождём:

— Я наблюдал за тобой почти постоянно.

— Я не видела!

— Никто не видел. И не должен был.

— Как ты это провернул?

— Это секрет!

— Подглядывал в бинокль?

— Вроде того, не спрашивай, моё честолюбие не простит меня, если расскажу!

— Значит, ты меня видел столько, сколько хотел?

— Я всегда хотел, хочу и буду хотеть видеть тебя прямо под собой постоянно … Но это, как ты понимаешь, невозможно, поэтому здесь речи нет не то что о полном, но даже о частичном удовлетворении.

— Так ты хотел изнасиловать меня?

— Очень сильно.

— Ну ты это и сделал в итоге.

— Ты не сопротивлялась! Поэтому, с точки зрения криминальной классификации, это было по обоюдному согласию, — смеется.

— Ты изворотлив.

— Приходится. В бизнесе без этого не выжить.

— Сколько у тėбя нефтяных компаний?

— Это число непостоянно, и они разного размера. Нефтяной бизнес — это организм слияний и поглощений, так что ответить на этот вопрос сложно. И не я этим занимаюсь.

— А кто?

— Люди, которые в этом разбираются, и которым я плачу.

— А ты в чём разбираешься?

— Ты знаешь это — в хороших домах, — улыбается нежно и мягко.

— А чем занимаешься?

— Сейчас?

— Теперь.

Он молчит, не зная, что ответить.

— Теперь я с тобой.

— А занимаешься чем?

— Наслаждаюсь твоим обществом и отвечаю на бесконечный поток твоих вопросов.

— А в профессиональном плане?

Coldplay — Clocks