Моногамия. Книга 3 (СИ) - Страница 16

— Да, всё, кроме работы. Я не хочу превратиться в твою мебель. Так что увольняться не собираюсь.

— Но, ты ведь только устроилась? Тебе отпуск не положен же ещё? — говорит он уже очень мягко, резко сменив тон.

— Нет, конечно, а что?

— А то, что у меня образовался довольно большой времėнной лаг, и я бы хотел заполнить его чем-то особенным.

— Насқолько большой?

— Три месяца…

— Три месяца?!

— Мда…, — мурлычет, как кот, и уже осыпает поцелуями мою шею.

— Ты, одержимый работой Алекс, и вдруг не будешь работать целых три месяца???

— Да…, я могу себе это позволить. Нам это нужно сейчас обоим.

— И что же мы будем делать?

— Мы поедем путешествовать все вместе, ты, я и все наши дети. На яхте, по Европе.

— По Европе? — я не верю своим ушам.

— Да, по ней, родимой. Ну, туда мы полетим на самолёте, на моём, — я чувствую кожей как он улыбается, — и там, в Испании, нас уже ждёт грандиозная яхта, я давно хотел её купить и сделал это сейчас, мы ведь заслужили с тобой это, правда?

Я не могла поверить своим ушам! Три месяца вместе, вдали от всех «друзей», бывших жён и мужей, работы, проблем, забот…

— Залижем там друг другу раны, — продолжал он. — Ну так ты уволишься, или как?

Я отвечаю сразу, не задерживая свой ответ ни на мгновение:

— Конечно!

— Вот и славненько, а теперь давай-ка займёмся тем, что получается у нас лучше всего!

— И чем же?

— Любовью, — шепчет он лукаво и его рука уже сползает с моего живота ниже, его губы нежно ласкают мои, так нежно, так пылко и так страстно.

Он сказал, что хочет жить, разве я вправе отказывать ему в этом желании???

Matthew — Bleach

Прежде, чем мы уехали в Европу, случилось ещё два важных события, большое и маленькое. Первое — это свадьба Марка, лучшего друга Алекса, мероприятие счастья, которое едва не обернулось трагедией. После всего случившегося он надумал срочно жениться, и мы, конечно, не могли не пойти, несмотря на жуткий стыд, который сковывал меня при одной только мысли об этом, ведь там будут все те, кто присутствовал на пике моего позора.

Я искала способы и поводы, придумывала отговорки, что бы не идти на эту Голгофу, но Алекс, в последнее время очень строгий и суровый, отрезал:

— Просто пойдёшь туда уверенно и смело. И они примут тебя, как приняли раньше и никто не посмеет сказать тебе ни слова. Не пойдёшь сейчас, потом будет еще тяжелее, а ведь придётся. Тебе этого не избежать, так что самое разумное — сделать это сейчас. И помни, чем ты уверенңее, тем сильнее тебя уважают.

Да, может оно и так, только относится не ко всем. Алекса боготворят, ему-то, я знаю, всё сойдёт с рук, а я так и останусь исчадием ада в их глазах, растоптавшим чувства и судьбу милой, молодой, ни в чём не повинной, да к тому же ещё и беременной девушки. И смерть ребёнка, их ребёнка, навсегда останется моим злом, моим грехом, моей болью.

Αлекс сам выбирает мне платье, и оно красное, смелое, яркое, цвета крови. Я сопротивляюсь, мне в самый раз незаметно скрыться в чёрном, закрытом, строгом, почти траурном. Но Алекс снова непреклонен, бесспорно, красное и открытое как раз именно то, что мне и нужно сейчас. Я не хочу с ним спорить, боюсь поссориться, в последнее время он стал жестким, требовательным, безапелляционным.

Мы входим в громадную залу одного из самых элитных мест Сиэтла, щедро украшенную золотой лепниной, обитую бархатом цвета «бордо», увешанную картинами, уставленную белыми цветами и резной мебелью. Все приглашённые уже давно были на месте, мы приехали последними и пропустили самое важно событие — непосредственно сочетание браком Марка и его белокурой спутницы, ңежной и воздушной, как облако.

И, как я и предполагала, Алекса как всегда облизывают улыбками, а меня теперь испепеляют глазами. Но он был прав: почти сразу я приняла происходящее как данность, сжилась с нею, и испытала истинное облегчение, поскольку страница была, наконец, перевёрнута. На деле самым сложным оказалось войти в тот зал, а дальше уже мне нужно было просто держаться за руку Αлекса, который, впрочем, и сам меня не отпускал. Каждый новый ненавидящий меня взгляд не открывал ничего нового, и потому был мне совершенно безразличен, я была к нему готова, я знала наперёд, каким он будет и зачем, а значит никаких новых эмоций. Только выдержка и расправленные плечи, и улыбка, улыбка напускного удовлетворения, беззаботности, уверенности в себе.

Наконец, мы подходим к Марку и это, пожалуй, единственный человек, который смотрит на меня не с презрением, а с радостью, и так я думаю до тех пор, пока не перевожу свой взгляд на его новоиспеченную супругу — другая пара глаз глядит так ласково и приветливо, что мне делается тепло на душе и спокойно. Не всё так плохо, как оказывается, или же ей просто не успели напеть в уши, какой я страшный и порочный человек. Мы поздравляем их, и Алекс берёт микрофон и объявляет:

— Марк, дорогой мой друг, лучший мой друг, мои пожелания ты уже слышал, подарки получил, а теперь, я хочу сказать тебе, что материальное навсегда останется материальным, а мы с Валерией хотим тебе подарить нечто более душевное, и это будет песня!

Марк издаёт вопль восхищения, ведь он один из главных обожателей моего пения, но я не пела уже годы, не знаю даже, есть ли у меня голос, и стоять перед всеми ядовитыми взглядами одновременно, боюсь, я не выдержу этой пытки, а ведь для хорошей песни нужен настрой.

Алекс берёт меня за руку и тащит на импровизированную сцену, где расположился небольшой оркестр. Я упираюсь и шиплю на ходу, что не хочу петь, что у меня пропал давно голос, что я сейчас опозорюсь окончательно, что он точно хочет разрыва моего сердца, но вижу, что Алекс искренне убеждён в лживости моих отговорок:

— Я точно знаю, ты сейчас споешь грандиозно, как и всегда. И тебе определённо понравится мой выбор.

Я не успеваю опомниться, как стою уже совершенно одна на сцене, в своём алом платье, с глубоким вырезом, растерянная и обескураженная в свете упавшего на меня прожектора…

С первых аккордов узнаю песню, еще бы, я и мёртвая узнаю её.

Rihanna Stay

Мне ничего не остаётся, кроме как петь. Не уходить же со сцены! Пою и слышу сама — я не в ударе. Быстро соображаю, что сделать: отворачиваюсь и смотрю на маэстро у фортепьяно, подхожу к нему, и закрываю глаза. Пытаюсь вспомнить то лучшее, что связано в моей памяти с этой музыкой, с этими словами. И эта идея сработала, мой голос стал увереннее, сильнее, чувственнее. Не отрывая глаз от рук пианиста, жду, пока закончится проигрыш, и готовлюсь петь второй куплет, но внезапно свет, заливавший нас, гаснет и загорается в зале над одним из праздничных столов, где я обнаруживаю своего мужа … или не мужа, не знаю, кто мы теперь друг другу …

Недоумеваю, когда Алекс успел взять микрофон, но вскоре, его невообразимо красивый голос наполняет эту враждебную мне залу, он поёт впервые на публике, я знаю, как он не любит быть в центре внимания, как не терпит взгляды, облизывающие его, но он это делает, и я знаю, уверена, что ради меня. Едва допев куплет, он встаёт и направляется ко мне, и припев мы выводим уже вместе, как и в прошлый раз невероятно красиво, и во второй раз я убеждаюсь в том, как фантастически идеально наши голоса подходят друг другу …

Οн приближается ко мне максимально и смотрит только в мои глаза, его рука уже давно держит в своей мою …

Мы допеваем последние слова, я сольно вытягиваю раскатистым голосом I want you to stay,и Алекс целует меня под прицелом сотен пар глаз той разновидностью поцелуя, которая не оставляет никаких сомнений…

Он улыбается и шёпотом сообщает мне:

— Ты как всегда великолепна!

Так он открыто заявил всем, что его выбор сделан, и у этого выбора есть серьёзные осңования. После этого они действительно изменили своё отношение ко мне, многие стали подходить и мило улыбаться, ища расположения, ведь я — человек, самый близкий к Алексу, а значит имеющий на него влияние … По большому счёту, свои беды куда горестнее чужих, и если есть человек, способный посодействовать в их решении, не важно, что и кому он сделал и когда, важно то, что он может сделать сейчас для моей личной пользы. Вообще, я еще раньше столкнулась с тем, что когда у тебя есть деньги и определённая власть, нė просто отношение людей меняется к тебе, меняется их восприятие тебя, ты не плохой и не хороший, не глупый и не умный, ты просто средство, шанс для достижения чьей-то чужой цели.