Монах - Страница 42
Ее голос подействовал на него так, как может резкий и необычный звук подействовать на спящего человека.
— Следуйте за мной, — сказала она ему повелительным и в то же время полным очарования голосом, эхо которого прокатилось по подземелью, — все готово.
Шагая за ней, он был не в состоянии унять необъяснимую дрожь. Она вела его через бесконечные переходы, которые суживались по мере их продвижения. С обеих сторон подземелья лежало множество черепов, кишащих червями, и земля была усеяна самыми отвратительными останками. Почти на каждом шагу перед ними, словно призраки, вставали статуи, в глазах которых светилась жизнь. Наконец они добрались до центра усыпальницы.
Он представлял собой обширную ротонду, к которой, по-видимому, сходилась вся сеть подземных галерей. Верхняя часть ротонды скрывалась в темноте. Лампада Матильды тонула в глубине ночи, словно крошечный светлячок, который в любой момент может быть унесен дыханием ледяного ветра. Вдруг Матильда остановилась и повернулась к Амбросио, который смотрел на нее, не говоря ни слова. Его щеки и губы побелели от страха. Она обожгла его гневным и презрительным взглядом, как ему показалось, за его трусость, но и она, в свою очередь, не проронила ни слова. Она поставила лампаду на землю, рядом с корзиной, затем, еще раз знаками приказав Амбросио хранить молчание, приступила к таинственным обрядам. Поставив Амбросио почти в центр ротонды, она очертила одну окружность вокруг него, другую — вокруг себя. Затем, вернувшись к корзинке, которую оставила на земле немного в стороне, вынула оттуда флакончик со странной жидкостью, каплями которой ограничила на земле площадку правильной формы.
Она наклонилась, пробормотала несколько непонятных слов, и бледное сернистое пламя отдельными язычками стало подниматься из земли. Оно постепенно росло, языки становились выше, мощнее, и через некоторое время его волны затопили всю поверхность ротонды, кроме кругов, внутри которых находились Матильда и монах. В какой-то момент помещение ротонды стало гигантским дворцом огня, но огня странного, жаркого и белесого, словно весь воздух превратился в пляшущие языки пламени. И в то же время монах почувствовал, как его охватывает холод, усиливающийся с каждой минутой. Непонятное глухое бормотание Матильды перешло уже в настоящее колдовство. Время от времени она наклонялась и доставала из корзинки различные предметы, происхождение и названия которых в большинстве случаев были абсолютно неизвестны монаху. Но из той малости, что он был в состоянии различить, он сумел заметить три человеческих пальца да Agnus Dei, которую она с видимым удовольствием разорвала на кусочки, и пламя, куда она кинула все это, мгновенно поглотило свою добычу.
Страх Амбросио усиливался. Вдруг у нее вырвался крик неистовой мощи, который отнял у нее все силы: казалось, она потеряла рассудок, судорожными движениями она стала рвать на себе волосы целыми пучками и с силой царапать себе грудь. Затем, на пределе исступления, словно достигнув необходимой степени безумия, она выхватила из-за пояса кинжал и глубоко вонзила его в левую руку. Кровь брызнула мощным фонтаном. Она стояла у края круга, словно приходя в себя, и с уверенностью лунатика, бегающего по краю крыши, направила струю крови за пределы круга. Казалось, кровь заставляет пламя отступать отовсюду, куда она попадала. Над этими местами образовывались небольшие облака, которые постепенно поднимались наверх и наконец столпились под сводом пещеры. В этот момент раздался сильный грохот, от которого вздрогнуло все вокруг. Подземелье наполнилось отголосками и отзвуками прокатившегося грома, и земля задрожала под действием чар.
Теперь Амбросио стал раскаиваться в своей смелости. Торжественная странность чародейства подготовила его к чему-то причудливому и необычайному. Он со страхом ждал появления духа, чей приход сопровождался такими приготовлениями. С бьющимся сердцем он изо всех сил старался пронзить взглядом темноту, уверенный, что грозное явление окончательно лишит его рассудка, и, не в силах больше ничего вынести, он рухнул на землю, дрожа от страха.
— Он идет! — воскликнула рядом с ним Матильда, радуясь своей удаче. — Он идет!
Амбросио вздрогнул и приготовился к встрече с призраком, но каким же было его изумление и радость, когда грохот утих, а атмосфера вдруг наполнилась удивительными звуками. Холод тоже прекратился, а там, где были облака, Амбросио увидел существо, прекраснее которого никогда, даже приблизительно, не могло бы создать его воображение. Существо казалось обнаженным, таким, каким мог быть ангел, и от его лба исходили волны ослепительных лучей. С его плеч опускались два огромных крыла, того красного цвета, что бывает у свежей крови. Невыносимо яркий свет, переливающийся разными цветами, перебегал волнами по всему его телу, с ног до головы. В правой руке он держал серебряную ветку мирта.
Очарованный этим видением, так контрастирующим с тем, что он ждал, Амбросио с восхищением разглядывал духа, но его восторг не помешал ему увидеть в глазах демона выражение могучей злобы, которая не затухала, и монах был поражен чувством отчаяния и угрызений совести, которые вызвало в нем появление нечистого.
Музыка прекратилась, но благоухающее тепло, как ему показалось, распространилось по всему подземелью. Матильда обратилась к духу, она говорила с ним на неизвестном монаху языке, и дух отвечал ей на том же непонятном наречии. Казалось, она все время возвращается к одному и тому же, с чем дух не желает соглашаться. Его гневный взгляд иногда падал в сторону монаха, и тот всякий раз готов был упасть. Наконец Матильда рассердилась, удвоила усилия, казалось, ее жесты обволакивают духа сетью чар, внутри которых он начинал метаться. Во что бы то ни стало кому-то необходимо было уступить, и поскольку последним движением Матильда, казалось, пригрозила духу неизвестно какой чудовищной и сверхъестественной местью, тот упал на колени и покорно и униженно протянул ей миртовую ветвь. Едва Матильда получила ее, как снова зазвучала музыка, но на этот раз это были какие-то дикие звуки, словно спешащие вырваться наружу. Плотное облако закрыло видение, бледные и легкие языки пламени рассеялись, и снова воцарилась темнота. Настоятель не двинулся с места, в нем все остановилось, он не знал, радоваться или ужасаться. Наконец мрак рассеялся, и он увидел рядом с собой Матильду в одеянии послушника и с миртовой ветвью в руке.
Никакого следа чародейства не осталось, и огромный склеп был освещен только слабыми лучами лампады.
— Мне удалось, — произнесла Матильда, — хотя это оказалось гораздо труднее, чем я предполагала. Люцифер, которого я вызвала, долго не хотел подчиняться, и, чтобы его к этому вынудить, мне пришлось призвать на помощь самые мощные чары: они заставили его повиноваться, но я должна была обещать, что больше никогда не прибегну к его помощи для вас. Подумайте, как лучше воспользоваться этим случаем, который больше не повторится. Отныне мое магическое искусство больше не сможет вам служить, и вы не должны больше надеяться на помощь духов, разве что сами их призовете и согласитесь безоговорочно принять те условия, которые они вам выставят. А я знаю, что вы никогда не решитесь на это. У вас отсутствует необходимая энергия, чтобы получить эту помощь бесплатно, и, пока вы не заплатите им указанную цену, вам не добиться их послушания. В этот раз они вам еще послужат: у вас в руке все необходимое, чтобы победить вашу возлюбленную, и постарайтесь не злоупотреблять этим. Держите волшебную миртовую ветвь: пока она у вас, перед вами будут открываться все двери, и с ее помощью в следующую ночь вы проникните в спальню Антонии. Там вы три раза подуете на ветку, назовете Антонию по имени и сунете ветку к ней под подушку. На нее тут же снизойдет сон смерти и лишит ее возможности сопротивляться. Вы сможете безбоязненно отдаться вашим желаниям, поскольку утром, когда действия чар рассеются, Антония заметит, что с ней случилось, но не будет знать, кто это сделал. Порадуйтесь же, мой Амбросио, и пусть эта услуга покажет вам всю меру моего бескорыстия и моей дружбы.