Молот ведьм (СИ) - Страница 41

Он тогда не дослушал, точнее, не придал значения этой фразе, но сейчас она проступила во всей своей убийственной чёткости. Джустиниани помнил о предположении Тентуччи, что Берризи влюблён в Катарину, но сам он, зная дружка, сомневался в этом. Не та душа была у подонка. Оттавиано мог украсть девицу, обесчестить её ради пятидесяти тысяч приданого. Это было бы мерзостью, но сам Джустиниани опасался худшего.

«Девятнадцатое мая. Десять сорок, дом Батистини».

Почему он совсем забыл о записке? Это Кампо-Марцио. Джустиниани сердцем чуял беду, в глазах мутилось, мысли разбегались. Он схватил ларец и ринулся к только что выехавшей с внутреннего двора карете. Вслед раздались какие-то крики, он слышал голос Джованны, но не обернулся.

Швырнул ларец на сидение и крикнул кучеру:

— Палаццо Берризи, Беппо!

Не исключалась вероятность и того, что он ошибся. Оттавиано мог быть и на месте. Но Катарина — разумная особа, к тому же, зная о слабом сердце отца, она едва ли стала бы волновать его, а уж бродить по городу после наступления темноты — тем более.

Через десяток минут они были у дома Оттавиано. Сердце Джустиниани сжалось: ни одно окно не горело. На его яростный стук дверь открыл только заспанный лакей, сообщивший ему, что мессир Берризи отбыл во Флоренцию.

Джустиниани понял, что ему лгут, ибо в жизни не видел столь неискренних глаз. Но что это давало?

Он торопливо вернулся в карету, вынул часы. Время приближалось к половине одиннадцатого. Что было делать? Ехать к дому Батистини? До Кампо-Марцио — сорок минут езды, а главное, осмыслил он только сейчас, — он не взял оружия. В своём безотчётном порыве он и не вспомнил о пистолетах. Зачем-то схватил чёртов ларец, с которым хотел ехать к Массерано. Глупец.

Несколько минут Винченцо сидел в карете, стоявшей у фонаря, просто пытаясь собраться с мыслями. Вспомнилось милое личико Катарины, синие глаза, локон чёрных волос на ветру…

В бездумной досаде он ударил пальцами по крышке ларца, тот, словно верный пёс, слушавший даже не команды, но желания хозяина, снова услужливо распахнулся. Джустиниани посмотрел в ларец и увидел сверху вольт Берризи.

Винченцо вытащил его и сжал в руках. В жёлтом свете фонаря лицо куклы показалось лицом арлекина из комедии масок. Джустиниани померещилось, что Берризи издевательски улыбается ему.

— Оттавиано, — Джустиниани затрясло, он чувствовал, что ненависть и злость клокочут даже в его сбивающемся дыхании, — я не могу тебя остановить. Я не в силах помешать, — Винченцо с трудом сглотнул, — я бессилен, — он в ярости уставился на куклу, чьё сходство с оригиналом сейчас особенно злило. — Но есть Бог, и Бог поругаем не бывает, запомни. И как ты изломал и изурочил чужую жизнь, так и Господь-мститель изломает и изурочит тебя! Вот так, — Джустиниани в бешенстве переломил игрушку пополам.

Как ни странно, это глупое действие чуть успокоило его.

Винченцо почувствовал, что может рассуждать логично. Надо ехать к дому Батистини, в Кампо-Марцио, решил он. Пусть он опоздает, зато своими руками удушит Оттавиано и всех мерзавцев иже с ним. Оружие? Возле дома и в заброшенной часовне Сан-Доменико он найдёт либо прут из ограды, либо…

Тут Винченцо напрягся и стал шарить по карманам. Слава Всевышнему! Нож, оброненный мерзавцем на Понте-Систо, с его инициалами, сложенный пополам, был с ним, в кармане сюртука.

Он высунулся из кареты и крикнул Беппо:

— Выезжай на виа дель Корсо, оттуда — в Кампо-Марцио!

Беппо спросил, ехать ли через Треви или Монти, но Джустиниани махнул рукой:

— Как быстрей и короче!

Он откинулся на спинку сидения, пытаясь представить, где сейчас Катарина. В подземелье? В крипте? В подвале? Господи, спаси и сохрани.

В окне мелькали огни фонарей, откуда-то слышались слова непристойной песни, карета покачивалась на рессорах, чуть успокаивая его. В памяти мелькали сцены вечера у герцогини, танцующая с ним Катарина, смех девушки, её сияющие глаза. Какой подлец… Хладнокровно и бездумно принести в жертву своим прихотям чужую жизнь. Подлинно, исчадье ада.

Джустиниани старался не думать, что могут мерзавцы сделать с Катариной, размышлял о том, что предпринять, если в доме Батистини всё-таки никого не будет, и вдруг осознал, что кривой отсвет фонаря уже несколько минут неподвижно лежит на его руке, и понял, что экипаж стоит.

Он снова высунулся из кареты. Они стояли посредине узкого проулка с уютными домами, украшенными висящими на стенах горшками с рассадой, в светящихся окнах мелькали идиллические сценки семейных ужинов и играющих детишек. В тридцати шагах от них тускло горел фонарь.

— Беппо, почему стоим?

— Проехать не можем.

Джустиниани против воли усмехнулся. Ему всегда казались забавными реплики кучеров, отвечавших на любой вопрос абсолютно правильно и на удивление бестолково.

Он распахнул дверцу, спрыгнул с подножки кареты.

Позади них проулок успели заполнить подъехавшие экипажи, развернуться было негде.

Винченцо пошёл к большому дому, где рядом с фонарём собралась толпа. У большой красной кареты стоял какой-то ражий детина, судорожно икавший через равные промежутки времени.

Джустиниани наконец разглядел, что впереди столкнулись две кареты, точнее, на одной из лошадей переднего экипажа перекосило супонь, в итоге из узла крепления выскочила оглобля и влетела в окно едущей навстречу кареты. От столкновения саму карету перекосило, кучер слетел с козел на верхний угол встречного экипажа, оглобля переломилась, а несчастного зажало между каретами.

Тут появились ещё несколько человек с факелами и стали осторожно извлекать беднягу. Освещённый, он казался основательно придавленным, но крови было совсем немного. Толстый лавочник бережно перевернул несчастного, и тогда стали видны последствия столкновения.

— Похоже, у него хребет переломан, — хрипло бросил он.

— Я не давил его! Я не давил! Он упал с верхних козел! Прямо на угол кареты! — истерично взвизгивая и всё ещё икая, оправдывался стоявший рядом кучер. — Это он виноват, это он…

Он не лгал: высокие козлы стоявшей рядом кареты пустовали, и виновником столкновения подлинно был погибший.

Наконец беднягу положили на мостовую. «Мертвец», уверенно сказал кто-то. Спина погибшего была сломана, часть лица — содрана до крови. На голове отчётливо виднелись залысины почти до макушки, до синевы выбритый подбородок, в свете фонаря чёрной точкой проступила и родинка на виске возле глаза.

Джустиниани вздрогнул всем телом: он узнал Оттавиано Берризи.

Джустиниани покачнулся, однако нашёл опору в тротуарной ограде. Опершись на неё, перевёл дыхание, но кровь продолжала стучать в голове, а по вискам струился холодный пот. Винченцо казалось, что он просто чего-то не понимает, и надо только успокоиться, смирить сердце и дух, и понимание сразу придёт, всё прояснится.

Это ж надо такому случиться-то? Падение с верхних козел — дело нечастое, но при отсутствии опыта… Джустиниани сунул озябшие руки в карманы и вздрогнул: пальцы его наткнулись на сломанный вольт Берризи. Фигурка было переломана им пополам, по спине. У лежащего же на булыжной мостовой тоже был сломан позвоночник.

Ну и что? Это же пустое совпадение, дурная нелепость, несчастный случай!

Винченцо поймал себя на том, что не хочет признать связи между смертью Берризи и сломанным им вольтом. Разум отталкивал от себя эту безрассудную мысль, просто не мог вместить.

Тут, однако, его встряхнуло. Катарина! Она-то где? Логика подсказывала, что в карете, и он, стараясь не попадать в полосы света, протиснулся к двери экипажа Берризи, выходившей к тротуару. Винченцо открыл дверь и понял, что надо торопиться: девица со связанными руками и кляпом во рту была в полуобморочном состоянии.