Молот Валькаров - Страница 20

Под его руками теперь были клавиши пульта. И память вернула его в прошлое, оживила умершие навыки и позабытые знания, и ожили пальцы и ощутили каждую клавишу, пульс и дрожь корабля.

Он знал, что делать. Он снова был Валькаром. Он снова был молод и швырял бешенно мчавшийся корабль между дикими солнцами Геркулеса, несся через туманность Ориона, обучался мгновенно и хладнокровно вычислять и принимать единственно верное решение – обучался всему, что когда-нибудь поможет ему пройти через Скопление Лебедя к...

Нет! Не думай об этом. Управляй кораблем. Веди его вперед. Теперь на тебе долг, и тебе нельзя умереть. Твоя смерть обеспечит настоящее, но не будущее. Это создали Валькары, и теперь на тебе долг.

И, кроме того, здесь Тэрэния. Ты ведешь корабль, на котором находится и она, и отвечаешь так же и за ее жизнь.

Управляй кораблем! Веди его вперед!

«Солнечное пламя» летело вперед, крошечная пылинка устремилась в горнило Скопления. Там, снаружи, за звездами, окаймляющими Скопление, корабли имперских сил замедлили ход и недвижимо повисли в пустоте. В сотне командных рубок сотня капитанов бессильно смотрели, как маленькая блестка уходит с экранов их радаров, теряясь в звездном урагане.

Внутри «Солнечного пламени» царило молчание. Тысяча мужчин и одна женщина затаились внутри металлической скорлупки, и ждали – жизнь ли им уготована, или аннигиляция и смерть.

Под руками Бэннинга – под руками Валькара – напряжение силового поля, несшего крейсер, то возрастало, то уменьшалось, непрерывно компенсируя ужасное тяготение звезд – чудовищ, горящих зеленым, красным, золотым пламенем – мчавшихся в диком танце за иллюминаторами. Тишину нарушала лишь пульсация генераторов и биение человеческих сердец, а тем временем корабль плыл в гравитационных потоках, как плывет листок в стремнине между огромными зловещими скалами, грозящими размолоть его в пыль.

Понемногу толчея звезд уходила в сторону и перед ними открылся Мрак – черное облако, глубоко врезавшееся в тело Скопления.

Валькар вспоминал. Трехмерные координаты, с поправкой в четвертом измерении на миновавшие девяносто тысячелетий. Повороты, спирали, возвращения назад – сложная ткань окольного пути в Скоплении, каждый компонент которого неизгладимо отпечатался в его мозгу.

Он слышал, как Рольф сказал:

– Неудивительно, что до сих пор никто не проник сюда! Даже просто войти в Скопление – самоубийство, а дальше такой танец...

Корабль вышел к дальней границе Мрака, и появился новый ряд звезд. И среди них – тройная звезда, красный гигант с двумя спутниками, изумрудно-зеленым и сапфирово-синим. А там, за тройной звездой – желтое солнце.

– «... только приближайся с зенита, иначе пыль изрешетит твой корабль...»

Звезда типа G при нормальных условиях должна иметь по крайней мере одну планету земного типа. И такая планета вращалась вокруг желтого солнца. Бэннинг направил к ней корабль, думая о жестокой иронии совпадения – эта звезда, затерянная в глубинах дикого скопления, так сильно напоминала Солнце, а зеленая планета, плывущая вокруг своего светила, была так похожа на Землю...

Корабль погружался в атмосферу, как камень в воду, и под ним проплывало западное полушарие планеты, ощетинившееся горными пиками.

Горной гряды прежде не было, но сразу за ней половину полушария занимало плато очень древней формации, настолько стабильное, насколько вообще что-либо может быть стабильным в этой изменчивой вселенной. Плато было ровным и пустынным, а в центре его стояло сооружение.

Бэннинг посадил «Солнечное пламя» рядом с сооружением. Он чувствовал себя старым, как время, и таким же усталым. Искра всеобщего возбуждения пробежала по кораблю, раздались слегка истеричные голоса людей, радующихся избавлению от гибели. Бехрент, Рольф, техники, другие люди столпились вокруг Бэннинга. Он поднялся, встряхнул головой и отстранил собравшихся. Рольф начал было выкрикивать какие-то слова триумфа, но Бэннинг посмотрел на него и Рольф умолк.

– Возьми Джоммо и Тэрэнию, – сказал ему Бэннинг. – Они имеют право увидеть конец. Они проделали долгий путь, чтобы увидеть это.

Бэннинг повернулся и пошел один вниз по коридору к воздушному шлюзу – один, не считая своей двойной тени – обоих Арраки. Он приказал открыть люк и шагнул наружу в свежий аромат девственного воздуха мира, которым никогда не пользовался человек.

За исключением одного раза.

Бэннинг пошел по бесплодной равнине. Солнце висело высоко в чистом голубом небе, на котором кое-где виднелись пятнышки небольших облаков – ИМЕННО ТАКОЕ НЕБО подумал он, БЫЛО В ТОТ ДЕНЬ НА ЗЕМЛЕ НАД ГРИНВИЛЛЕМ. Он содрогнулся, воздух вдруг показался холодным. А перед ним, под плывущими облаками, возвышалось мрачное и могучее сооружение, тысячелетия назад созданное человеком.

– Конечно, человеком, – негромко сказал Сохмсей, эхом отзываясь на мысли Бэннинга. – Какое еще существо способно додуматься до такого?

Бэннинг повернулся к нему.

– Теперь я знаю, что значит увиденное тобой небо в огне. – Лицо Бэннинга было совершенно белым, и на его плечах лежала тяжесть миров – миров, звезд, жизней людей, полулюдей – всех живых существ в галактике.

Сохмсей склонил голову. – Ты знаешь, что делаешь.

Из корабля в сопровождении Джоммо и Тэрэнии вышел Рольф. Они направились к Бэннингу. Свежий ветер развевал их волосы и трепал одежды.

Лицо Бэннинга исказилось, словно в агонии. Он снова двинулся к Молоту.

Тот вздымался ввысь, стоя высоко на платформе величиной с Манхэттен – по крайней мере такой она показалась ошеломленному Бэннингу. Чем-то Молот походил на орудие, чем-то на... Нет, он ни на что не подоходил. Только на себя. Он был первым и единственным Молотом, началом, экспериментом, вынесенном в затерянное секретное место, где было достаточно материала для создания Молота, и откуда он мог достичь...

Бэннинг поднялся на платформу по лестнице, изготовленной каким-то колдуном из сплава металла с керамикой и способной просуществовать дольше, чем плато, на котором она стояла.

Платформа тоже была сделана из материала, на который не повлияли ни выветривание, ни коррозия. Внутрь Молота вела дверь из металлокерамического сплава, и за ней были пульты управления и могучие механизмы, черпавшие энергию из магнитного поля самой планеты.

Повернувшись к Сохмсею, Бэннинг резко приказал:

– Не впускай их сюда!

Арраки посмотрел на него. Что – любовь и вера, или отвращение и ужас светились в его странных глазах? У самого Бэннинга в мыслях не было определенности. Горло его болезненно сжималось, руки тряслись, как у старого паралитика.

Сейчас, теперь! Быть Старой Империи и трону Валькаров под сенью знамен с изображением пылающего солнца? Или отдать на милость Джоммо и Тэрэнии не только себя, но и Рольфа, и Бехрента, и всех остальных?

Бэннинг положил руку на грудь и нащупал на тунике сверкавший драгоценными камнями символ – пылающее солнце. И внезапно рванулся в тишину комнаты прямо к рычагам вечных машин, удерживающих в своих недрах мощь Молота.

Он помнил все знания, тысячелетия передавашиеся от отца к сыну, и все записи древних книг из архивов. Они горели в его мозгу, глубоко вытравленные жгучей кислотой честолюбия и алчности. Он помнил все и руки его работали быстро.

Вскоре он вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз, где его ждали Джоммо, Тэрэния, Рольф и оба Арраки – пятеро свидетелей конца мира.

Рольф начал задавать вопросы, но Бэннинг сказал: «Подожди». Он смотрел вверх.

С коллосального указательного пальца Молота сорвалась длинная молния угрюмого темно-красного цвета. Гигантская молния метнулась к ярко сиявшему в небесах желтому солнцу – и исчезла.

И больше – ничего.

Бэннинг почувствовал, что ноги его становятся ватными. Он понял ужас свершения великого святотатства. Он сделал то, чего никогда не делал ни один человек – и ужаснулся.

К нему повернулся Рольф, его лицо выражало дикое нетерпение. Тэрэния и Джоммо выглядели расстроенными и недоумевающими.