Молодой Блейз - Страница 5

– Одна женщина, – солгал он, – женщина, которая заботилась обо мне, сказала, что здесь принято так говорить.

– Что за женщина? – потребовал ответа Генри.

– Эта женщина готовила мне еду, следила за одеждой и все такое. Она родом с Гармонии. Кажется, теперь она вышла замуж за кого-то на Новой Земле. Ее звали Лора.

Генри уставился на него тяжелым взглядом. Его глаза, как два ярких прожектора, будто пытались высветить ложь. Но Блейз обладал очень большим опытом изображать полную откровенность, непонимание и невинность. Он выдержал этот взгляд.

– Что ж, ладно, – произнес Генри, затем повернул голову и снова перевел взгляд на дорогу. Он дернул вожжи, и упряжка двинулась. В упряжке было восемь коз, запряженных парами, они тащили экипаж без особого усилия. Единственное, что показалось Блейзу странным, так это толчки при ударах колес экипажа о неровности дороги, по которой они ехали, – ведь он привык к машинам, летящим над дорогой, а не едущим по ней.

– Об этой женщине мы еще поговорим, – сказал Генри.

Однако, кроме этих слов, Генри Маклейн за довольно долгое время не вымолвил ничего, полностью сосредоточившись на управлении своей козьей упряжкой.

Вначале дорога выглядела как широкая лента, окрашенная в полдюжины цветов и распластавшаяся по поверхности земли. Вокруг – ни единого деревца, только вдали виднелись сооружения космопорта.

Все чувства Блейза были напряжены – глаза, уши, нос жадно впитывали все, что находилось за пределами кабины.

Они ехали по крайней – самой темной полосе многополосного шоссе, предназначенного, очевидно, для различных типов машин.

Противоположный край широкого шоссе был так далеко, что Блейзу даже не удавалось рассмотреть, какие по нему едут машины. А вот следующая полоса – почти белая и абсолютно ровная и гладкая – предназначалась для машин на магнитной подвеске. Они были дисковидной формы и двигались, по сравнению с их экипажем, с невероятной скоростью, так что за ними почти невозможно было уследить взглядом.

Чуть ближе к ним проходила полоса для машин на воздушной подушке, потом следующая – для небольших пассажирских колесных машин, затем такая же – для больших грузовых машин.

В промежутке между их полосой и полосой для машин на колесах располагалось еще несколько полос, по которым ехали самые разные экипажи без двигателей. Некоторые напоминали их повозку, встречались и другие, вплоть до такого, где колеса приводились в движение с помощью рычага, который попеременно тянули на себя сидящие друг напротив друга люди. Тут же встречались и велосипеды, некоторые из них тянули за собой тележки.

Постепенно отдельные полосы стали ответвляться. Первой ушла в сторону и исчезла за горизонтом белая полоса для машин на магнитной подвеске. Вскоре осталась в стороне полоса для машин на воздушной подушке. Затем через довольно продолжительное время – а какое уже они покрыли расстояние, Блейз не мог определить, – свернули в сторону две полосы для колесных машин. Теперь их экипаж тащился по единственной полосе для безмоторных транспортных средств, по которой, однако, могли бы бок о бок проехать по меньшей мере пять экипажей.

Однако наконец и эта полоса начала сужаться, и все больше тележек, телег и другого попутного транспорта стали сворачивать на боковые дороги. На горизонте показались деревья, и Блейз, благодаря несметному количеству поглощенных им книг, в том числе и о растениях, легко узнал вариформных представителей земной флоры.

Постепенно количество экипажей на дороге уменьшалось, а деревья подступали все ближе к обочинам. Вскоре повозка въехала в настоящий лес, в котором время от времени попадались поросшие травой поляны и ложбины с небольшими речушками. Здесь дорога стала подниматься на холм; козы, тянущие экипаж в гору, не выказывали ни малейшего напряжения, которое могло бы потребоваться на этом подъеме.

Когда дорога совсем опустела, Генри Маклейн снова заговорил.

– А эта женщина, – он взглянул на Блейза и снова перевел взгляд на дорогу, – что она еще тебе рассказывала?

– Большей частью разные истории, дядя, – ответил Блейз, – про Давида и Голиафа, о Моисее и десяти заповедях, вообще о царях и пророках.

– Ты что-нибудь запомнил? – спросил Генри. – Например, о Давиде и Голиафе?

Блейз сделал глубокий вдох и заговорил торжественным ровным голосом, четко выговаривая каждое слово – так он развлекал гостей своей матери. Наконец-то появилась надежда продемонстрировать свои таланты новому дяде.

– «И тут выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он – шести локтей и пяди…»

Он осторожно искоса взглянул на Генри, пытаясь уловить одобрение в его глазах, но лицо того оставалось бесстрастным. Блейз продолжил:

– «Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его – пять тысяч сиклей меди. Медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его. И древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа. И пред ним шел оруженосец».

Уголком глаза Блейз наблюдал за Генри и видел, что выражение лица дяди не меняется. У Блейза упало сердце. Но он продолжал дальше:

– «И стал он, и кричал к полкам армии Израильским, и говоря им: зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне. Если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами, и будете служить нам. И сказал Филистимлянин: сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем. И услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись».

Генри Маклейн пристально взглянул на Блейза, который, в свою очередь, пытаясь следить за выражением лица Генри, одновременно делал вид, что смотрит вперед, на дорогу. Генри немного ослабил вожжи, но козы продолжали свой ровный бег. Блейз снова заговорил:

– «Давид же был сын Ефрафянина из Вифлеема Иудина, по имени Иессея…»

Генри слушал, и выражение его лица оставалось неизменным.

Блейз обладал большим опытом завладевать вниманием слушателей и знал, как голосом и интонациями создать обстановку, соответствующую тому, о чем рассказывалось. Сейчас он приближался к описанию битвы между Давидом и Голиафом – Филистимлянином. Голос Блейза изменился; его тон повысился, а темп речи ускорился:

– «А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом, копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил. Ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть Бог в Израиле. И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа, и Он предаст нас в руки наши…»

Генри оставался невозмутимым.

– «Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу Филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицом на землю. Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его. Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали».

Блейз пристально смотрел в лицо Генри, пытаясь заметить хоть малейшее изменение в его выражении.

– «… И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули, и гнали Филистимлян до входа в долину и до ворот Аккарона. И падали поражаемые Филистимляне по дороге Шааримской до Гефа и до Аккарона. И возвратились сыны Израилевы из погони за Филистимлянами, и разграбили стан их…»

Блейз остановился, почувствовав на себе внимательный взгляд Генри. Затем, как бы вдруг очнувшись, дядя дернул головой, потянул вожжи и полностью переключил свое внимание на дорогу впереди, то и дело подергивая вожжи, чтобы заставить коз перейти на бег.