Молитвы у озера - Страница 32

Пусть душа моя вкушает Бога, — и она обвенчается с вечной жизнию.

Пусть ум мой вкушает Бога, — и он обвенчается с вечною мудростию.

Пусть сердце моё вкушает Бога, — и оно обвенчается с радостию вечной.

Пусть тело моё вкушает Бога, — и оно воскреснет из мёртвых.

Пусть все люди вкушают Бога, — и они вернутся домой, вернутся во Всечеловека.

Гроба Твоего нет среди нас. Земля удерживает только землю. Гробы захоранивают в гробах, и они остаются в них.

О, Царевичу Святой Триады и Царю всех творений, которые по глаголу Твоему начали дышать и видеть, накорми мя хлебом Твоим и напои мя питием Твоим.

Да не обратится в труху тело моё, и душа моя да не мятётся во аде, как тень бестелесная, полная лютых воспоминаний, полная телесных желаний, полная страха и образов устрашающих.

Да не потеряю я, Господи, оба тела: земное, что ближе к погибели, чем трава осенняя, и небесное, которое дух опоздал соткать и приготовить к вечности.

Да не потеряю я, Господи, оба духа: земной, обрёкший себя на смерть венчанием своим с землёю, и небесный, Которого не принимал я в себя, не давая Ему внести в меня вечность Свою.

Да не потеряю я, Господи, двух жизней: земной, которая мне кажется жизнию, и небесной, которая есть жизнь.

Прииди ко мне ближе, Хлебе Небесный, и не противься устам моим.

Прииди ко мне ближе, и ещё ближе, Питие Небесное, и не ускользай от уст моих.

Троице Пресвятая, опусти светильник Твой в ночь мою и отгони чужестранца, что заслоняет меня от Тебя.

Дети и святители держатся Тебя, Господи, остальные бунтуют против Тебя.

Дети и святители — граница между царством бытия и тенью небытия.

Опекуны называют себя родителями и сбрасывают детей Твоих с высокой скалы в пропасть.

Опекуны воображают, что они родители, и управляют детьми Твоими, как своим имуществом. Поистине, не управляют, а искривляют и ломают.

Чужих детей присвоили вы себе, опекуны, и будете отвечать за кражу и разбой.

Ни та, жизнь, что в вас самих, не есть ваша, ни та, которой каналами послужили вы. Чужое все, кроме зла внутри вас, и будете отвечать за кражу и разбой.

Ответите за кражу, потому что чужое называли своим; и за разбой, ибо вы чужое изувечили и разрушили.

Нет родителей на земле. Родитель — на небе. На земле только опекуны. Те, кто себя на земле называют родителями, — воры и разбойники.

На земле только опекуны: и это уже слишком большая честь.

На попечение вам отдано самое драгоценное богатство, которое есть у Бога. И это уже честь превеликая.

Блаженнее тот, кто никогда не родился, и кому никогда ничто не вверялось на попечение, нежели вы, если попечение ваше — соблазн и умерщвление душ.

Зачем радуетесь вы детям, если не думаете бдить над ними, как над ангелами небесными? Зачем сокрушаетесь о них, когда они рано оставляют вас и убегают к ангелам? Чужому вы радовались и о чужом сокрушались.

Не пекитесь об одном лишь благополучии тела детей ваших, ибо сие делают и лисы для лисят. Но пекитесь о Боге в детях ваших. Выстраданный Бог постарается о всем остальном. И то, что с муками собираете детям вашим, Он им без муки соберёт, быстро и легко.

Не изгоняйте Бога из детей ваших, ибо тогда отгоните от них мир и счастие, здравие и благоденствие.

Даже если и всю землю оставите оставленным Богом, — оставите её голодным, которые все пожрут и умрут от голода.

Обеспечьте детям вашим не кусок хлеба, а кусок души и совести. И будут дети ваши обеспечены, а вы благословенны в двух мiрах.

Пекитесь о чужом имуществе более, нежели о своём, и награда ваша будет немеренной.

Царские дети отданы вам на попечение. Воистину, немалую награду даст Царь тем, кто сберегут для Него царевичей и не сотрут имени Родителя из памяти их.

Чрез детей смотрит Царь с удивлением на вас и ждёт ответов ваших. Если ответы будут смертоносными, Царь уйдёт из детей ваших, и будете печься о трупах.

Дети и святители держатся Тебя, Господи мой, остальные бунтуют против Тебя. Дети и святители — Твоё испытание мiра.

Будь внимательной, душа моя, будь внимательной и не ошибись.

Всякая тварь пугала меня, пока я был ребёнком, и всякую тварь жалею я, с тех пор как вырос. Пока я был ребёнком, всякая тварь казалась мне сильней меня. Теперь чувствую себя сильнее мiра и жалею все.

Ибо я научился стоять с Тобой, о Господи, Окружённый воинством бессмертным, словно бором горным. И я расту из Тебя, как древо из горы.

Пока я был ребёнком, каждую тварь брал себе в учители, и шёл до известной поры с каждой из них. И научился немощи и смерти, и воплю к Тебе.

И искал я самую сильную тварь, чтобы ухватиться за неё, дабы спастись мне от перемен и сотрясений. И глаза мои не видели её, и уши не слышали, и ноги мои не нащупывали такой твари. Всех детей своих время воздвигает, чтобы состязаться с ними и шутки ради гнуть и ломать их, и вырывать с корнем, смеясь страху и ужасу смертников.

Ухватился я за цветы, и сказал: красотой своей они сильнее меня. Но пришла осень, и цветы умерли на глазах у меня, и я не смог помочь им, и со слезами отвернулся и ухватился за высокие деревья.

Но пришёл срок, и отвалились деревья от корней своих, и полегли на землю, будто войско побеждённое, и отвернулся я в слезах, и ухватился за камень. Он сильнее меня, сказал я, — с ним я спокоен.

Но пришёл срок, камень истёрся в пыль на глазах у меня, и ветер унёс его, и обернулся я со слезами, и ухватился за звезды. Звезды сильнее всех, — сказал я, — за них буду держаться, и не упаду.

Но когда обнял я звезды и вошёл с ними в шептание тайное, то услышал стоны умирающих, и отвернулся со слезами, и ухватился за людей. Люди шагают прямо и свободно, — сказал я, — у них сила, за них буду держаться, и не упаду.

Но пришёл срок, и увидел я сильнейших из людей, беспомощно скользящих вниз по льду времени в бездну безгласную, и бросающих меня одного.

И оглядел я в холодном поту всю вселенную, и сказал:

ты, вселенная, сильнее всех, за тебя стану держаться я, сохрани мя от скольжения в бездну безгласную. И получил ответ: не успеет прийти вечер, как и я потону в безгласной бездне, и назавтра будет новая вселенная вместо меня. Напрасно ты привязываешь себя ко мне, бессильному спутнику своему.

Снова обернулся я к людям, к мудрейшим среди сынов человеческих, и спросил совета. Но они рассорились, давая мне советы, пока смерть не взмахнула рукой своей и не внесла тишину в ряды спорщиков.

Вновь обратился я к людям, к веселейшим среди сынов человеческих, и спросил мнения их. Будто могли мне сказать какое-то мнение они, плотью мыслящие!

Они восприняли меня как шутку и потеху себе, пока смерть не подняла жезл свой и не покрыла плесенью язык их.

Вновь обратился я к людям, к тем, которые родили меня и поместили среди тварей, и спросил их. Сморщенные лица их потемнели; глаза их наполнились влагой, и, заикаясь, сказали они: в неведении родились мы, в неведении родили мы и тебя, и неведение своё с тобою разделили.

Тогда вновь обратился я к людям, к друзьям своим, и сказал: друзья мои, что думаете вы? Они же умолкли надолго, пока, наконец, не подняли, смущаясь, глаза и не пробормотали: мы уже давно собирались спросить тебя: что думаешь ты?

О, когда же я застучал уже в самую последнюю дверь с вопросом своим, дверь отворилась, и я увидел, как из неё выносят мертвеца.

Когда не осталось уже дверей, чтобы стучать, исчезли и слезы, и сухой страх запустил свои когти в кости мои.

Нашлась все же ещё одна слеза, и скатилась на дно души моей. И вот, какая-то неизвестная дверь, в которую стукнулась слеза последняя, отворилась, и явился Ты, Царю мой и Отче мой, весь окружённый воинством бессмертным, словно бором горным, в неопаляющем пламени.