Молчание золотых песков - Страница 43

Вскоре я уже стоял спиной к нему, уставившись в щель между планками жалюзи на боковую стену ресторана и мусорные баки, окруженные ореолом жужжащих навозных мух. Затараторив слишком быстро и беспричинно хихикая, я сказал:

— Есть такая старая история об одном отважном и благородном охотнике, который бесшумно пробирается сквозь джунгли, идя по следу большой черной пантеры. И вдруг постепенно начинает понимать, что эта пантера тоже охотится и, может быть, она поджидает, распластавшись на той толстой ветке впереди или позади того куста или в тени упавшего дерева, пошевеливая кончиком черного блестящего хвоста и играя плечевыми мускулами. Я напуган, я надеялся, что этот сукин сын быстро уберется отсюда, а этого не произойдет до пятницы и…

— Да хватит тебе, Тревис. Успокойся.

Мне еще ни разу не удавалось обмануть старину Мейера. Я сел на кровать. Все мы — дети. Мы только внешне похожи на взрослых, напускаем на себя серьезный вид и пытаемся держать пуговицы и медали надраенными до блеска. Мы все так стараемся казаться взрослыми, что по-настоящему взрослые люди рядом с нами выглядят младенцами. Каждый из нас перенимает те манеры, которые, с его точки зрения, присущи взрослым. Я иду по пути ленивой ироничной бравады, благожелательного безразличия. Хвастливый рыцарь на спотыкающемся Россинанте, взятом напрокат из конюшни, с сердцем таким страдающим, таким иссушенным, что я никогда не выдержал бы, случись со мной что-то, требующее настоящей выносливости. И не осмелился бы признать свою ошибку. Может быть, каким-то непостижимым образом Пол Диссо стал моим собственным отражением в кривом зеркале «комнаты смеха», неким искаженным Макги.

Взрослый человек, каким вы себе кажетесь, уверен, что игра стоит свеч, а свечи стоят игры, говорит себе, что может выбрать для себя губительный жизненный путь — погибнуть, управляя грузовиком, оказавшись на арене для боя быков, упав со строительных лесов, получив удар копытом в голову на родео…

Притворяясь взрослым, человек всегда остается ребенком в душе, и в предчувствии смерти, например при виде безжалостного черного огня, который полыхает в глазах пантеры из темноты пещеры, он кричит: «Мамочка, мамочка, мамочка, там так темно, так темно в вечности».

Мужчина, который вдруг перестает чувствовать себя мужчиной, испытывает стыд, снова впадая в детство. Папаша Хемингуэй никогда не взял такого с собой на рыбалку. Джордж Паттон дал бы ему пощечину. Со всей своей почти двухметровой растерзанной и залатанной плотью и шкурой, со всем почти стокилограммовым весом мяса, костей и тревоги я сидел на этой чертовой кровати и был в полнейшем отчаянии. Без маски я являл собой жалкую пародию на того человека, каким я себя считал.

Нахмурившись, я пытался нескладно объяснить это Мейеру:

— Ты говорил о… замедленных рефлексах, об отказавшей системе защиты, ошибочных инстинктах, когда… единственной причиной, по которой Гарри Бролл не убил меня, было то, что у него не хватило патронов в обойме. Там, на Гренаде, я и не думал об осторожности, не чувствовал присутствия Пола и получил такой удар в череп, что до сих пор не оправился. Мейер, иногда люди пытались ускользнуть от меня. Но мне всегда удавалось их настичь. На этот раз я чувствую, что у меня ничего не выйдет. Он так и будет впереди, и, если я подойду слишком близко, он обернется и возьмет инициативу в свои руки. Возможно, я уже подошел слишком близко, и у меня в запасе десять минут или десять часов.

— Тревис…

— Знаю. Я перепуган. Такое чувство, как будто меня сковало холодом. Я не могу нормально двигаться и совсем не могу думать.

— Значит, думать придется мне?

— Я верю, что ты сможешь. Не возвращайся на свою яхту. У меня ужасное предчувствие насчет твоей яхты.

— Нам надо поговорить с Деннисом Уотербери наедине, и мне придется установить с ним такой контакт, чтобы он смог доверять нам в той степени, в которой богатые и влиятельные люди способны кому-то доверять.

— Ты сможешь сделать это?

— Не знаю. Попробую кое-кому дозвониться. В Монреаль, Торонто и Квебек.

— Попытайся.

— Если я смогу пробиться к тому, кого он знает и кому доверяет, кто скажет ему, что я — человек, достойный уважения, а не какой-то вымогатель, тогда мы сможем предоставить ему все то время, что будет у меня в запасе до того, как я обращусь в полицию.

— А доказательства?

— У нас их достаточно. Источник Вудро Уиллоу сказал, что Бролл не купил акции. Значит, пропали триста тысяч. И пропал Гарри Бролл. Если они пошуршат вокруг дамбы у Блю-Нерен-Лейн, то наткнутся на труп Мэри. Кети Маркус и другие сотрудники банка могут опознать Пола Диссо. Может быть, это не нанесет урона репутации «Сигейт». Даже если Диссо не взял ни цента у компании Уотербери, запах скандала может отрицательно сказаться на этой фирме.

— Тогда почему бы нам не обратиться в полицию? Почему мы крутимся вокруг Уотербери, когда у нас есть все это?

— Подумай об этом, Тревис. Подумай.

Я инстинктивно дотронулся до того места на затылке, куда мне был нанесен такой сильный удар. Мейер прав. «Сигейт» — очень крупная структура, а Диссо был служащим этой всесильной структуры. Низшие эшелоны правосудия никогда не вступят в борьбу по слову явного пляжного бездельника и работающего неполный день эксцентричного экономиста. В эту операцию были вовлечены и штат, и федеральные власти. Низшие эшелоны отнеслись бы скептически к столь подозрительной паре и заставили бы попотеть обоих.

Предположим, вы обратитесь на высший уровень, например к прокурору округа, и предложите ему сообщить о проблеме в Федеральное бюро расследований, чтобы было проведено расследование возможного нарушения уголовного кодекса, касающегося банковских операций. Тогда дело будет вестись таким нерешительным образом в силу огромной влиятельности «Сигейт» и сомнительности источника сведений, что это может насторожить Диссо и он скроется где-нибудь на обширных сельских просторах.

Сначала вы подкидываете Деннису Уотербери идею, что этот парень — Пол Диссо — в последнее время вел себя очень и очень недостойно и любые обнародованные сведения о его действиях могут повредить планам «Сигейт». Вы убеждаете его и приводите некоторые факты, которые он может спокойно проверить. Вы разговариваете с ним наедине и в обстановке полнейшей секретности. После того как он снимет телефонную трубку и сообщит о своих весьма неприятных подозрениях на более высокий уровень, Диссо будет подвергнут проверке, начнется расследование, что даст Уотербери дополнительное время перекрыть каналы утечки информации и предотвратить публичный скандал.

Я сказал:

— Хорошо. Ты полагаешь, что я еще буду способен когда-нибудь думать самостоятельно? Или ты будешь постоянно подстраховывать меня?

— Думаю, тебе сначала поручат плетение корзин, а потом повысят и доверят вязание на спицах.

— Ты предполагал, что я расхохочусь. Ладно, Мейер. Ха-ха-ха. Делай свои телефонные звонки. А что, если эта сволочь не будет слушать, даже если мы сможем поговорить с ним наедине?

— Богатые люди иногда не слушают. Умные люди иногда не слушают. Люди богатые и умные всегда слушают. Вот почему у них есть деньги и почему они у них удерживаются.

— И что дальше? Мы поедем в Канаду или он приедет сюда?

— Он сейчас здесь. Я выяснил это, когда собирал все сведения, какие только мог, о Поле Диссо. Уотербери находится в гостевом домике, в поместье на Палм-Бич. Владельцы сейчас в Мейне, но они оставили достаточный штат прислуги, чтобы те заботились об Уотербери. К его услугам бассейн, теннисные корты, система безопасности, частный пляж.

Мейер начал звонить. Я лежал и в полудреме слышал его голос, доносившийся откуда-то издалека. Так я слышал голоса взрослых, когда ребенком засыпал в автомобиле или поезде.

Наконец он дозвонился до одного своего старинного друга. Это был профессор Даниелсон из Торонто, который хорошо знал Уотербери и вызвался все устроить. Мейер дал Даниелсону номер телефона мотеля и попросил, чтобы Уотербери позвонил ему как можно скорее.