Мокрый контакт (СИ) - Страница 18

Переплетают пальцы все трое и затихают под одним на троих одеялом.

И ни одной мысли о завтра. Потому что сейчас — прекрасно.

========== Цепь ==========

Комментарий к Цепь

Доброй ночи, котики, вот и финал истории. Есть ещё кусочек, типа сиквел, но уже в рамках Сборника пвп (https://ficbook.net/readfic/3032974/11285850#part_content), сюжетообразующего там ничего нет, так что читать не обязательно)

Спасибо всем, кто оставался с этой историей и её героями (и выжил) :)

- Три года спустя -

Бэкхён старательно закрашивает салатовым ещё один квадратик, откладывает маркер и принимается загибать пальцы, подсчитывая, сколько дней осталось до конца месяца.

— Бэкхёна, прекрати, — умоляет Чанёль, оглянувшись на него, но тут же возвращается к сковороде и тщательно помешивает кусочки мяса и баклажанов в густой подливке. — Сегодня только второе, а в месяце тридцать дней. Ещё двадцать семь до явления папочки.

— Это почти четыре недели, — убито бубнит Бэкхён, но продолжает загибать пальцы, чтобы проверить точность подсчётов. Всё сходится, и от этого хочется с обречённостью заскулить в голос, потому что Чонин вернётся в Корею только тридцатого июня. А ещё тридцатого июня будет ровно два года, как Бэкхён и Чанёль живут вместе без Чонина, потому что два года назад Чонину пришлось отправиться в Лондон.

Ну, не то чтобы “пришлось” — Чонин на это сам очень рассчитывал, но отправился он туда один. Чанёлю и Бэкхёну такое не предлагали.

Накануне отъезда они долго решали, как им быть. Вариант отмены поездки не рассматривался вовсе — все трое отлично знали, как сильно это нужно Чонину. Поехать с Чонином — выкинуть два года в никуда, потому что учебные места у них оставались только в Корее, а в Лондоне их не ждали, да и Чонин не принял бы такую жертву, потому что “учёба — это не забава”.

Чонин выдвинул предложение о коротких визитах раз в три месяца, но Бэкхён был против. В конце концов, по деньгам это выходило накладно в любых вариантах, не говоря уж, что с выходными получалась напряжёнка, и Чонину удавалось бы вырваться буквально на день или два, в которые следовало включать перелёты, смены часовых поясов и сон с отдыхом. На, собственно, встречу оставалось немного.

— Лучше потерпеть. Ты ведь потом вернёшься уже насовсем. Это как ещё раз в армию рвануть.

Чанёль протестовал, но проиграл — два против одного.

Первый месяц Бэкхён и Чанёль изводили Чонина звонками, набив себе астрономический счёт за услуги связи. И Чонин выдвинул ультиматум: или они будут звонить раз в неделю, или он перестанет отвечать на звонки вообще.

— Я всё понимаю и тоже безумно скучаю, но когда вы звоните мне утром, в Лондоне глубокая ночь, а когда звоните вечером, я торчу на занятиях. В субботу — тоже. Воскресенье — ваше.

С тех пор они звонили Чонину каждое воскресенье, донимая помимо этого сообщениями по электронной почте. Сначала даже пробовали видеосвязь, но отказались от этой идеи. Видеть друг друга на мониторах, но понимать, что прикоснуться никак… тяжело. Слышать голоса друг друга в телефонной трубке оказалось полегче, хотя и тогда доходило до банального секса по телефону.

Примерно два-три раза в месяц Чонину доводилось выслушивать жалобы Бэкхёна и Чанёля друг на друга и мирить их. Без Чонина отношения у них получались бурными и яркими. Бэкхён называл это “жить на бочке с порохом, играясь с коробком спичек”.

То есть, всё было хорошо, но кренилось то туда, то сюда. Их соседи по этажу, а так же соседи под ними и над ними давно смирились с шумными парнями и просто включали музыку погромче во время очередного громкого скандала, когда Бэкхён и Чанёль пытались друг друга переговорить, незаметно для себя повышая голоса и экспрессию. Чонин в такие мгновения выступал в роли баланса, но он уже два года почти торчал в проклятом Лондоне.

В последние полгода Чанёлю и Бэкхёну стало чуть легче, потому что оба нашли себе подработку. Чанёль вёл развлекательное вечернее шоу на частной радиостанции в пригороде, а Бэкхён писал статьи для бизнес-журнала в качестве внештатного сотрудника. Это отнимало время и силы, зато успокаивало и позволяло легче переносить разлуку, потому что обоим отчаянно не хватало Чонина. Они даже начинали беседы по утрам и вечерам с имени Чонина, не сговариваясь. Само получалось.

В первый год после той безумной ночки втроём они все пытались что-то и как-то решить, потому что жить втроём — это не в пределах нормы уж точно. Перечитали уйму литературы, старались пожить отдельно и попарно, но все методики и теории сбоили, едва они пытались применить их на практике. И они продолжали каждое утро застёгивать друг другу рубашки и повязывать галстуки в прихожей перед зеркалом, чтобы после обменяться быстрыми поцелуями и разбежаться до вечера по своим делам, чтобы вернуться и быть снова втроём.

Все трое абсолютно не испытывали ревности, когда дело касалось только их. Все трое отлично знали привычки и слабости друг друга. И всех троих полностью всё устраивало. Они ни разу не делили время и не пытались составить расписание. Всё выходило само собой, естественно. Важнее то, что ни один из них не испытывал ощущения, что это неправильно. Все трое знали, что так неправильно, но не чувствовали этого. Совсем. Точно так же, как ни один из троих никогда не чувствовал себя обделённым вне зависимости от того, сколько их оказывалось в одной постели и на какое время.

После того, как Чонин уехал в Лондон, квартира воспринималась опустевшей. Бэкхён и Чанёль спали в одной постели каждую ночь и могли спокойно уделять внимание только друг другу, но не испытывали чувства цельности. С Чонином парные сочетания получались разными, а третий всегда мог или присоединиться, или просто смотреть на близость двоих и кончать просто от этого, от наблюдения за близостью двоих. Оба варианта оставались острыми и желанными, и привычными настолько, что их не хватало.

Возможно, каждый из них троих подспудно надеялся, что в такой ситуации их положение прояснится, и всё в итоге придёт к какой-то общепринятой норме, когда из них всё-таки выделится конкретная пара или кто-нибудь не выдержит и сбежит… Но надежды, если и были, то не оправдались. И Бэкхён, и Чанёль с нетерпением ждали возвращения Чонина и наслаждались жизнью друг с другом. Каждый ждал и жил по-своему, но ждал и жил с замиранием сердца от необъяснимого радостного предвкушения.

Задумавшись обо всём этом, Бэкхён машинально снимает колпачок с маркера и закрашивает ещё один квадратик, который ему полагается закрасить завтра.

— Вот бы впасть в спячку, и чтобы уже Чонин разбудил. Поцелуем, например.

— Ты просто не умеешь ждать, — фырчит Чанёль, снимая сковороду с плиты и устанавливая на подставке в центре стола. — Ужинать-то будешь?

— У меня статья, — вздыхает Бэкхён и обводит маркером слово “июнь”, а после каллиграфично пишет рядом заветное “Чонин”.

— Ну так писал бы статью, а не страдал фигнёй.

— Я и не страдаю! Я подсчитываю, сколько осталось! — Бэкхён ёрзает на стуле, убирает маркер и неохотно отодвигает календарь, чтобы не намалевать там ещё что-нибудь. — Может, сходим завтра куда-нибудь, раз уж выходной? Кстати, днём звонил тот прохвост из твоей студии и задавал странные вопросы. У тебя точно ничего с ним нет?

— Нет, конечно. Если под “прохвостом” ты подразумеваешь манерного Тонмина, который составляет сценарии выпусков и похож на болонку.

— А если не его, то что?

— Уймись, твоя ревность выглядит нелепо. Трудно ходить налево, когда у тебя не один парень, а целых два.

— Одного из них ты два года в глаза не видел. И вообще, откуда тогда этот прохвост знает размер твоей обуви? — Бэкхён пытается раскачать табурет под собой, но ничего не получается, тогда он подаётся чуть назад, чтобы табурет накренился, и две из четырёх ножек оказались в воздухе.

Чанёль с обречённым вздохом поворачивает вентиль и принимается мыть грязную после готовки посуду.

— Узнать размер обуви нетрудно, достаточно хотя бы замерить линейкой отпечаток подошвы. И я уверен, что он все мои размеры знает, раз иногда заказывает для меня костюмы.