Мои собаки (сборник) - Страница 12

— Тогда уж и вы представьтесь, — улыбнулся мужчина.

Я назвал себя, супруги — себя: Владимир Васильевич и Анна Ивановна. Они были медиками, жили в Серпухове, а здесь имели дачу, куда нас с Челкашом сразу и пригласили. Я не долго сопротивлялся, ведь мы никуда не спешили, свободного времени у нас было в избытке. А о Челкаше и говорить нечего; как только он услышал о приглашении, сразу же гавкнул мне в лицо — И не раздумывай! Замечательные люди! А Марта просто прелесть, никогда таких собак не видел!

Дача супругов находилась в двух шагах от берега — обычный летний щитовой дом на крохотном участке; в палисаднике среди цветов стояли складной стол и стулья; на столе лежали принадлежности игры в лото — было ясно, супруги любители спокойных, «интеллигентных» игр.

Пока Анна Ивановна убирала со стола лото и ставила чайные чашки, Владимир Васильевич вынес медный самовар.

— Вот какие вещи делали старые мастера. Настоящее произведение искусства, — Владимир Васильевич поставил самовар на садовую дорожку, погладил его и со значением посмотрел на меня. — Хорошие вещи создают от любви, а плохие от злости, не так ли?

Я полностью согласился с обладателем старинного самовара и добавил, что наш Малыш тоже создавали от любви к технике, что он, хоть и маленький, но крепкий, выносливый, удобный.

Владимир Васильевич стал разжигать самовар. Челкаш, естественно, тут же бросился его «тушить», при этом торжествующе поглядывал на Марту, демонстрируя ей свои фирменные способности. Но Марта, молодец, сразу увела «пожарника» за дом, предложив какую-то новую игру.

— Вот проказник! — засмеялся Владимир Васильевич.

В очередной раз мне пришлось объяснять, что мой друг в отношении огня никогда не теряет бдительность, что огонь для него — враг номер один.

За чаепитием Владимир Васильевич сказал:

— Мы живем скромно, не то что некоторые, — он кивнул на стоящую невдалеке трехэтажную дачу. — Никак в толк не возьму, зачем людям такие «Титаники»? Нет чтобы построить больницу, лагерь для детей… И откуда у них такие бешеные деньги? Мы с Анной Ивановной за всю жизнь ничего не накопили, хотя работали не жалея сил. И вообще, просто неприлично быть чересчур богатыми, когда вокруг много бедных, не так ли?

— Ну что ты завел неприятный разговор, — вмешалась Анна Ивановна. — В такую прекрасную погоду хочется говорить о приятном. Вот посмотрите на наших любимцев, — она обратила мое внимание на двух кошек, сидящих в открытом окне. — Тот рыжий — Гаврюша, а черный — Феликс. Они от одной матери, а такие разные, просто удивительно. Гаврюша ласковый, немного застенчивый, но умеет «давать лапу». А Феликс угрюмый.

— Он философ, — вставил Владимир Васильевич. — Крайне ленивый и первостепенный соня.

— Да, — кивнула его супруга. — Но они друг без друга никуда не ходят.

— В мае здесь кошачья свадьба, — засмеялся Владимир Васильевич. — Это веселое зрелище. Один кот умывается, прихорашивается, другой гипнотизирует кошек взглядом, третий изображает романтического, загадочного. Вся их гвардия собирается на берегу Оки. И Гаврюша с Феликсом туда приходят, но Феликс делает вид, что все происходящее там его не касается, он смотрит на воробьев.

— Прошлой осенью у нас случилась неприятность, — продолжила Анна Ивановна. — Мы собирались съезжать с дачи, а Феликса нигде нет. Весь поселок обыскали. Так и уехали с одним Гаврюшей. Через неделю снова поехали Феликса искать. Уже наступили холода, выпал снег. Смотрим — цепочка следов и он под террасой. Худой, трясется от холода. Привезли его в Серпухов, они с Гаврюшей встретились, обрадовались, вылизывали друг друга.

Врачи-дачники были готовы рассказывать о своих любимцах до бесконечности (те безучастно дремали на подоконнике), но прибежали Челкаш с Мартой и я поднялся.

— Спасибо за чай и рассказ о Гаврюше и Феликсе.

Мы договорились еще встретиться, обменялись адресами и, позвав Челкаша, я направился к Малышу.

Но Челкаш и не думал никуда уезжать, он настроился остаться здесь навсегда. Пришлось его уговаривать; и не только мне, но и хозяевам дачи. С полчаса его уламывали, а он, насупившись, обиженно смотрел на нас и мотал головой. Он согласился ехать только после того, как Марта что-то шепнула ему на ухо. Вот такая у него случилась любовь с первого взгляда.

Следующую остановку мы сделали у дома бакенщика — уж очень экзотическим выглядело его жилище, этакая избушка на курьих ножках — железных трубах (как позднее я узнал, чтобы ее не затопляло в половодье). В избушку надо было взбираться по лестнице из семи ступеней.

Еще более экзотичным был сам бакенщик — мужчина моего возраста, низкорослый, полноватый, похожий на приплюснутую тыкву; на его широком лице выделялись светлые, почти прозрачные глаза и большой нос-набалдашник.

— Тихон Шапошников, работник обстановочного поста, — представился он, пожимая мне руку. (У него была не кисть, а лапа — огромная, с перчатку хоккейного вратаря).

Мы присели покурить на настиле перед его домом, и я начал рассказывать, как в детстве завидовал романтической профессии бакенщика.

— Романтики мало. В основном тяжелый труд, — Тихон пожаловался на рыбаков-браконьеров и на мальчишек, которые угоняют лодки. — Берут покататься, а потом бросают за много километров от поселков…

Я рассказал, как подростки угнали нашего Малыша и как мы его разыскивали. Челкаш, который до этого спокойно сидел рядом и разглядывал гулявших по песку чаек, при этих моих словах встрепенулся, гавкнул и выпятил грудь, давая понять, что основную роль в этой истории сыграл именно он — вот бахвалец!

— Эти балбесы угонщики еще ладно, они ничего с машиной не сделали бы, — поморщился Тихон. — А вот в Коломне орудуют серьезные мужики. Банда Егора Татуированного. Это зловещие фигуры. Угоняют машины и раздевают, а запчасти продают. Бывает, и перекрашивают машины, перебивают номера и продают в соседних областях.

Челкаш возмущенно рыкнул и я перевел его слова — Почему же их не поймают?

— Татуированный и его дружки шуруют быстро и четко, улик не оставляют. Надо же их застать на месте преступления, а попробуй застань!

— Татуированный это фамилия? — спросил я.

— Да нет. Прозвище. Он весь в наколках.

Докурив сигарету, Тихон извинился и, сославшись на дела, начал заправлять фонари для бакенов. Я попрощался, кивнул Челкашу, и мы направились к Малышу.

Некоторое время дорога петляла в лесу, потом тянулась через поля и перелески, а часа через два снова подошла к Оке, и мы подъехали к поселку Озеры.

На окраине поселка стояла черная «Волга»; рядом несколько молодых крепких короткостриженных мужчин азартно что-то кричали, размахивали руками и топали, а перед ними на земле происходила возня каких-то белых существ.

Мы с Челкашом вышли из Малыша и стали свидетелями отвратительного зрелища — петушиного боя. Два петуха, раскинув крылья и распушив оперенье, чтобы казаться крупнее и запугать противника, то и дело подпрыгивали и яростно клевали и били шпорами друг друга. Обе птицы были изранены, но мужики и не думали прекращать схватку — знай себе гогочут и криками подзадоривают бойцов.

Я уже говорил, Челкаш не переносит драк, а здесь такое кровавое побоище! Он залаял, требуя прекратить бой, но на него зашикали, а крепкий мужчина с квадратным лицом скривился и топнул:

— Проваливай! Пошел вон!

Петушиный бой продолжался до тех пор, пока один из петухов не упал на бок; но и после этого победитель продолжал его клевать.

— Мужики, прекратите! — сказал я. — Неужели вам не жалко этих красивых птиц?! Неужели вам нечем заняться, чем-то серьезным, полезным?!

— Мы же ставки на них делаем, не понимаешь, что ли?! Петушиные бои — наши традиции, — буркнул один из короткостриженных.

— Традиции! Но в традициях и детей приносили в жертву! Надо покончить с дикими традициями.

— Отец, не цепляйся к нам! — мужчина с квадратным лицом бросил в мою сторону презрительный взгляд. — Не лечи нас! Вали отсюда, пока твою тачку не скинули в воду! Два раза я не повторяю!