Мой секрет под сердцем - Страница 2

Взмахиваю руками и ору на всю силу лёгких:

– Ты унизил меня! Растоптал!

Я дышу часто, словно в припадке. Боль скручивала мои внутренности, сжимала моё сердце, расползалась и проникала в каждую клетку моего тела.

Толкаю его в грудь и рычу:

– Ты – мразь, Алекс!

Голова идёт кругом, я начинаю быстро моргать, чтобы не пролить слёзы. Не здесь. Не перед этими людьми.

Разворачиваюсь и бегу.

Хватаю сумку, ключи и выбегаю из квартиры.

Хлопаю дверью, желая, чтобы стены дрогнули, чтобы потолок разрушился от удара и прибил, расплющил этих двоих.

Ноги ведут меня туда, где я могу выпустить пар. Где меня никто не станет трогать. Там я смогу кричать, рыдать и рвать на себе волосы.

Как я не видела?

Почему была слепа?

ПОЛГОДА!

Твою мать, Мелисса, полгода этот урод тебя обманывал!

Через чёрный вход влетаю в спортивный клуб, быстрее пули мчусь в свой зал, что арендую.

Переодеваюсь и встаю напротив боксёрской груши.

* * *

– МЕЛИССА —

Я вся на взводе. Нервы натянуты как струны.

Представляю, что передо мной Алекс.

Молочу по груше со всей силы. Не жалею себя. Не обращаю внимания на боль в мышцах.

Мне до отчаяния хочется вернуться и разорвать его, растерзать на ошмётки, растоптать его голову, чтобы осталось лишь мокрое пятно.

Злость, обида, неверие во мне кипят, дергают каждый мой нерв.

Я ору в голос. В моём крике боль и ярость.

Боль в груди душит, испепеляет.

Я отдала ему восемь лет жизни. Восемь. Грёбаных. Лет.

Чтобы сегодня узнать о его предательстве. Услышать, что он любит другую. И он хочет от неё ребёнка.

Тва-а-а-арь!

Мне очень-очень нужно проораться. До срыва голоса. До боли в горле. Чтобы я потом месяц только шептать могла.

В ушах шумит кровь. Я дышу часто, хрипло. Во рту всё сводит. Перед глазами уже чёрные мушки кружат.

Но я не могу успокоиться.

До скрипа стискиваю зубы и бью по груше ещё раз. Потом ещё. Снова и снова. Снова и снова колочу грушу и кричу. Но злость и обида не уходят.

Всё внутри меня кипит, рвёт мне жилы, крушит меня изнутри.

Это так больно… Невыносимо больно, когда тебя предаёт родной и любимый человек.

Мы ведь вместе на ноги становились.

Мы так были похожи.

У него нет родни. У меня нет родни.

Я выросла в приюте.

Его воспитывала тётка, которая давно преставилась.

Ни у кого из нас не было стартового капитала. Не было поддержки родных. Мы познакомились и сразу полюбили друг друга и решили держаться вместе. Любовь связала нас крепко.

И я понять не могу, почему всё сломалось?

Когда всё рухнуло?

Когда он разлюбил меня?

Не думаю, что полгода назад.

Всё началось раньше.

Быть может, когда у меня стало получаться в карьере, а у Алекса нет?

Он буксовал, у него не выходило вырваться вперёд. А я смогла.

В этом причина?

Если так, то он ещё больший кретин, чем я сейчас думаю.

Сволочь последняя.

Уже совсем слабым ударом вмазала по груше и обхватила её, всхлипнула.

Мне не становилось легче.

Сука, ты, Алекс!

Ненавижу, ненавижу!

Мудак!

А я дура конченая! Верила ему, думала о нашем будущем, хотела поговорить с одним клиентом, бизнесменом ресторанного дела, хотела предложить кандидатуру Алекса.

Как хорошо, что я не успела этого сделать. Словно что-то меня тормозило, остановило.

Значит, не все ещё мозги я растеряла. Значит, работает моя интуиция.

Работает интуиция?! Где она была, когда этот ублюдок изменял мне?! Почему чуйка ослепла и оглохла?

Задрала голову к потолку и в голос зарыдала. Меня била крупная дрожь.

Я выла, как раненная волчица. По лицу текли слёзы и сопли.

Это были рыдания, которые не красят женщину. Когда рот растянут, когда из груди вырывается хрип, полный душевной боли.

Я раскачивалась, обнимая грушу, и выла. Сползла на пол, уткнулась головой мат и закрыла глаза.

Когда мне надоело сидеть и жалеть себя, срываю с рук боксёрские бинты.

Руки и пальцы болят, саднят, будто я по бетону била.

Рассматриваю пальцы, костяшки, и криво усмехаюсь. Они выглядят так, будто я бой голыми руками провела.

Дура. Не могла перчатки надеть?!

Снова всхлипываю. Дыхание перехватывает.

Не могу сделать вдох.

Хватаюсь за мокрую футболку в области сердца, сжимаю ткань в кулак, тяну, словно хочу разорвать в клочья и с усилием заставляю себя сделать судорожный вдох.

«Успокойся, Мелисса. Дыши. Всё будет хорошо. Всё проходит. И это тоже пройдёт», – успокаиваю себя. – «Вдох и выдох. Вдох и выдох…»

Горячие, едкие слёзы стекают по щекам.

Восемь лет в жопу.

Ощущаю себя именно так. Будто я просто просрала восемь лет жизни. Отдала их мудаку по имени Алекс.

– Ненавижу тебя, Алекс, – произношу сквозь судорожные вдохи и выдохи.

Поднимаюсь с пола, ноги едва держат. Меня шатает, голова идёт кругом.

Беру бутылку с водой, долго откручиваю крышку. Она выпадает из дрожащих пальцев и укатывается куда-то. Пофиг на крышку.

Пиявкой присасываюсь к горлышку бутылки и выпиваю почти всю воду.

Бреду в раздевалку, с трудом стягиваю с себя одежду и плетусь в душ.

Холодная вода бодрит. Вправляет мозги на место.

Какого хера я истерю?

Зачем растрачиваю слёзы на мудака?

Вряд ли он рыдает обо мне. Вряд ли мечтает вернуть меня.

Меняю холодную воду на горячую и согреваюсь.

Нет. Хватит слёз. Он не достоин их.

После душа падаю в кресло и достаю телефон.

На экране больше десятка пропущенных звонков от мудака, столько же или больше сообщений.

Я не хочу знать, что он пишет. Даже если вдруг его настигло озарение, он опомнился и вышвырнул свою девку прямо из окна и хочет меня вернуть. Поздно, придурок ты ослиный.

Живи дальше, но без меня.

Я тоже продолжу жить. Без мудака.

И никакой больше любви в моей жизни.

К чёрту любовь.

С такими злыми мыслями пишу смс подруге.

«Джесс, мне нужна крыша над головой с сегодня и где-то на неделю.

С Алексом всё.

Расскажу всё за бокалом красного и белого.

У меня как раз две бутылки в сумке.

Можем смешать и сделать розовое вино. Что скажешь?»

Отправляю и получаю ответ, когда только-только оделась.

«Новость бешеная. А я всегда говорила, что Алекс говнюк.

Если тебя не смущает диван, то он твой, хоть на неделю, хоть на месяц, хоть навеки.

Вино – отличная идея. Я как раз думала, что неплохо бы выпить.

Только у меня из еды – кусочек сыра и недельная пицца в коробке. Кажется, в ней зародилась какая-то форма жизни…»

Я хмыкнула. Понятно.

Джессика недвусмысленно намекнула, что за жильё я буду расплачиваться едой.

Да запросто.

Ну и в принципе подруга предпочитала питаться в кафе и ресторанах, исключительно за чужой счёт.

Покидала спортивный зал, когда уже наступила ночь.

Попрощалась с охранником и направилась на остановку.

У меня начинается новая жизнь…

Не сдохнуть бы в тоске и жалости к себе…

* * *

– МЕЛИССА —

– Каков мудак! – возмущается подруга и делает резкий взмах рукой.

В руке у неё бокал с вином и рубиновая жидкость выплёскивается на обеденный стол.

Несколько капель попадают на футболку Джесс.

Она ругается похлеще любого мужика на стройке.

Я хмыкаю, отставляю свой бокал и отрываю куски бумажного полотенца, собираю разлитое вино.

Джессика стягивает с себя футболку и бросает её на соседний стул. Сама остаётся в спортивном бюстгальтере.

В отличие от меня у неё офигенная грудь, почти пятого размера.

Да и фигура шикардос. «Песочные часы» называется её тип.

У меня верх – всего лишь тройка. Задница вроде как есть, но не такая пышная, как у подруги.