Мой раскаявшийся грешник - Страница 1

Ну нет, только не это!

Едва успеваю свернуть на обочину, как мотор глохнет. Приехали, называется!

На заднем сиденье у меня – флористический бедлам, как обычно после больших заказов. С самого утра оформляла чью-то шикарную свадьбу, а у самой в голове весь день крутятся планы на собственный семейный ужин: запеченная курица с травами, которую так любит Сашка, и, может, позволить себе бокал вина? Хотя нет, не буду рисковать, обойдусь соком.

Десять лет. Десять! И столько же в этом тепла!

Достаю телефон:

– Привет, Шурик! А я заглохла, представляешь. Да где-где… – озираюсь, едва не хнычу от отчаяния: – прямо посреди нигде! Где-то на объездной, не доезжая до газовой заправки. Ты можешь приехать за мной?

– Блин, Ликусь… – голос мужа в трубке прерывистый, тяжёлый, а дыхание хриплое и частое, с легким стоном на выдохе, – я вообще-то на тренировке сейчас. Но если ты подождёшь, я конечно…

– Нет, нет! – поспешно перебиваю. Сам он, конечно, не скажет, но я-то знаю, как ему важно чтобы всё было по плану. – Тренируйся. Я просто не знала, что ты сегодня в зале.

– Да ты не переживай, тачку брось на обочине и спокойно добирайся сама. А я потом подъеду, порешаю, что там. Люблю тебя!

– И я тебя! Пока!

Опустив голову на руль, зажмуриваюсь. «Не переживай» – слышу эхо слов мужа. Тёплые, заботливые слова… но как будто бы какие-то дежурные, что ли?

«Добирайся сама»… А вот это как-то даже обидно. Нет, я, конечно, не маленькая, у меня есть телефон, а в нём приложение такси, но…

Или это я так адски устала? Все эти десять лет тщетных попыток, визитов к врачам, уколов и надежд, которые каждый раз таяли, словно тонкий иней под солнцем. И вдруг…

А может, сказать ему прямо сейчас? Чтобы он, забыв всё на свете, сорвался с места и примчался ко мне?

Но нет, не так. Не по телефону. Всё вечером, за праздничным ужином.

Даже не замечаю, в какой момент за окном такси начинают мелькать огни города – в голове крутится предвкушение сегодняшнего вечера, и всё ещё звучит тёплое, сбитое от нагрузки дыхание Сашки: «Не переживай… Сам порешаю… Люблю тебя!» Ну конечно. Он всегда такой, сколько его знаю – заботливый, дисциплинированный и надежный. Моя опора.

Домой добираюсь за полчаса. Подъезд противно пахнет свежей краской – вчерашний ремонт. Поднимаюсь на третий этаж, достаю ключи… и замираю. Дверь в квартиру не на замке. Хм-м… Сашка? Как-то рано он закончил.

Осторожно вхожу. Сама не знаю, чего опасаюсь, но сердце почему-то тревожно сжимается. В коридоре темно и тихо, а вот из спальни доносится какой-то шум. И я даже не сразу осознаю, что именно слышу: стоны, шорох простыней, тяжелое дыхание. То самое.

Замираю в растерянности. Да нет, это какая-то ошибка. Не может этого быть! Просто не может этого быть…

Но в зале висит большое зеркало, и я не хочу, но взгляд сам скользит к нему, впивается в отражение приоткрытой двери в спальню. Там горит лишь мягкое бра, и его свет такой неверный, словно пытается уберечь меня от боли… Но я всё равно всё вижу: смятую кровать, ритмичные тела. Они словно ослеплённые весенним гоном змейки обвивают друг друга, ничего не видя и не слыша, с неудержимой страстью меняясь местами – сверху оказывается то чужая женская спина, то крепкая, родная – Сашкина…

Мир сужается до точки. В ушах – гул, как от далекого поезда.

Зал? Кардио? «Добирайся сама»?..

Горло перехватывает. Ничего не вижу, не слышу, не соображаю. Ноги сами несут вниз, по лестнице, из подъезда, по улице. Куда угодно, лишь бы подальше, лишь бы не останавливаться…

Сердце рвётся на части, острая боль жжёт грудь, слёзы застилают глаза.

Врезаюсь в кого-то, а может – в меня кто-то. Запястье обжигает. Охаю, тру руку и мокрый от свежего кофе рукав кофты.

– Да чтоб тебя… – бурчит, отряхиваясь, какой-то мужчина. На его груди – пятно с остатками молочной пенки. – Ну осторожней же надо, девушка!

Он поднимает на меня взгляд. Пауза. И на лице прохожего вдруг проявляется смесь удивления и узнавания.

– Лика? Ты же Лика, из центра? Ну, флористика по средам?

И я тоже узнаю его – это тот брутальный волонтёр из кризисного центра для женщин. Тот, кто иногда помогал с материалами для моего кружка – ну, там, розы, лилии, и все эти символы надежды и возрождения. Когда-то я вела там уроки, решив «отдать долг смирения» после очередной неудачной попытки ЭКО.

– Здравствуйте, Дмитрий, – пытаюсь улыбнуться, но голос срывается. – Извините, я не специально. Простите…

Спешу ретироваться, но Дмитрий удерживает.

– Погоди, что-то случилось? Выглядишь ты, – хмурится, качает головой, – потерянной. Может, пройдёмся? Или кофе? Только теперь давай через рот, – улыбается, а сам внимательно заглядывает в глаза.

Качаю головой, потому что слова словно застряли в горле. Не хочу разговоров. Но и одной оставаться сейчас – выше сил.

– Ладно, – мягко соглашается Дмитрий, – понял. Тогда давай подвезу? Или, хочешь, просто покатаемся, пока не полегчает?

Я не сопротивляюсь, а смысл? Сажусь в старенький внедорожник, пахнущий кожей и свежестью, и только тогда слёзы вдруг прорываются. Дмитрий заводит мотор, но сразу не трогается.

– Лика, я, конечно, не психолог, но искренне хочу тебе помочь. Ты просто скажи – чем?

Всхлипываю, закрываю глаза, сгоняя по щекам горячие солёные ручьи.

– Отвези меня в Алексеевку? – слова вырываются сами, даже не успеваю толком осознать, что говорю. – К тётке в деревню. Мне срочно нужно к ней!

Дмитрий присвистывает, и его можно понять – так-то это четыреста-с-гаком километров отсюда.

– Пожалуйста. Очень прошу!

– Чёрт… – Он, хмурясь, смотрит на часы. – Ф-фф… Ну ладно, поехали, раз срочно! – Трогается и тут же звонит кому-то: – Артур, добрый! Слушай, как бы нам перенестись, важное дело всплыло, буквально жизни и смерти. Угу. Нет, обед – это поздно. Давай как можно раньше утром? Да, это точно. Точно буду. Да. Всё, спасибо огромное!

Ну вот, создала совершенно постороннему человеку проблем. Стыдно ли мне, неловко ли? Ни черта. Мне никак. Я как будто бы умерла.

И вот, за окнами уже почти два часа мелькают поля и лесополосы, а я всё сижу молча, раз за разом перебирая в голове недавние события. И вдруг фыркаю. И ещё. Пока не начинаю уже глупо хихикать. Дмитрий бросает на меня вопросительный взгляд.

– А курица-то в холодильнике! – сообщаю я. – В маринаде с розмарином. Но сырая. Ну и на черта я заморачивалась, спрашивается?

Дмитрий понимающе кивает:

– Жизнь иногда вносит свои поправки, ты же знаешь. Сочувствую.

Это смешит меня ещё больше. Ещё горше.

– Да уж! Думала, сегодня романтический ужин мужу устроить, а вместо этого – получила кофе на асфальте и дальнюю дорогу. И хрен его знает, что теперь.

– «В каждом шипе – красота» – не помнишь, случайно, чьи слова? – улыбается одними глазами Дмитрий, и мою болезненную смешливость перекрывает новый пласт тихих слёз.

Это мои слова, я говорила их всем тем женщинам из Центра, попавшим в беду. Они делились своими историями: побои, разводы, одиночество. А я учила их собирать букеты, чтобы знали – даже в шипах прячется красота. Думала, эта красивая метафора, подарит им надежду на светлое будущее. И разве я могла тогда знать, что такое – настоящая беда!

С трудом удерживаюсь, чтобы не положить ладонь на совершенно плоский ещё живот. А ведь я не одна. После стольких лет отчаяния у меня будет малыш! И я веду себя сейчас глупо! Словно это я в чём-то виновата, а не муж-изменщик. Нет, так не пойдёт!

– Дим… прости, но… Останови пожалуйста. Вернее, отвези меня обратно домой?

Он хмыкает и тормозит на обочине.