Мой любимый киллер - Страница 10

– Я живу здесь почти два года, – решила я кое-что пояснить. – Список моих вещей состоит из сорока пунктов, не более. Зимнее пальто, куртка, валенки, две чашки, одна ложка, кстати не моя, подарена сердобольной соседкой. Кастрюлю и чайник притащил Семен Михайлович, должно быть со свалки. Пальто я украла, кое-что дали девчонки с почты. Извините, что я так пространно рассказываю о своей личной жизни, но мне хотелось бы уточнить, какие деньги вы имеете в виду: зарплату почтальона или вы в самом деле замыслили оставить старушек без пенсии?

– Ты хочешь убедить меня, что не имеешь никакого понятия о деньгах?

– Ничего подобного: я не хочу убеждать, я просто не знаю, о каких деньгах идет речь.

– И почему твой муженек вознесся в поднебесье, ты, конечно, тоже не знаешь?

– Не только муженек, – сказала я, раздвинув рот до ушей в самой жизнерадостной своей улыбке.

– А как уцелела ты? – съязвил он, наверное рассчитывая, что я поведаю что-нибудь в высшей степени невероятное.

– Я была в погребе. Если вас по-настоящему интересовала моя особа, то вы должны знать: дом взорвали в мой день рождения. Были гости, и я пошла в погреб за грибами и компотом.

– А когда вылезла из погреба и увидела вместо дома головешки, не стала ждать милицию, а сра-зу рванула в бега, за две тысячи верст от родного дома.

– Может, у вас большой опыт наблюдать за тем, как родной дом превращается в головешки, а у меня это было в первый раз, и я отреагировала соответственно. Заползла в какую-то щель и отключилась. А когда собралась пойти в милицию, некто неизвестный воспрепятствовал моим намерениям. Я в те дни здорово нервничала и огрела его топором. После этого идти в милицию мне вовсе расхотелось.

Толстяк посмотрел на меня с сомнением.

– И ты ничего не знала о делах своего мужа? – задал он вопрос минут через пять: все это время мы таращились друг на друга и слушали тишину.

– Он был на редкость скрытен, о самых интересных эпизодах его жизни я узнала только из этой статьи.

– Вряд ли тебе удастся убедить кого-нибудь в этом.

– А я и не собираюсь. Если я правильно поняла, у моего мужа на день гибели была крупная сумма денег. Он ее украл?

– «Украл» – не совсем подходящее слово… Хотя, в общем, да.

– Что значит «в общем», украл или нет?

– Он украл кое-что другое и продал эту вещь за большие деньги. Так как вещь ворованная, то деньги, выходит, тоже. Они не принадлежали ему, значит, не могут принадлежать тебе. Так что лучше их вернуть.

– Что-то подсказывает мне, что на эти деньги есть еще и другие охотники. Я отделаюсь от вас, а следом появится кто-нибудь еще.

Гости быстро переглянулись.

– Что украл мой муж? Дискету с чужими секретами?

– И ты еще будешь говорить, что не в курсе его дел? – обиделся Толстяк.

– Скажите на милость, а что еще мог он украсть, работая в этой фирме? Стул, в сиденье которого были упрятаны бриллианты покойной тещи? Фирма, где он работал, занималась крайне неблаговидными делами: по крайней мере, так утверждает автор статьи А.И. Серебряков. Мой муж, должно быть, свалял дурака и продал чужие секреты конкурентам. Это произвело на хозяев столь отталкивающее впечатление, что они взорвали дом вместе с изменником и всей его родней. С самой кражей более-менее ясно, вернемся к деньгам. Где гарантии, что он успел их получить, а если получил, не оставил в доме, где они благополучно сгорели?

– Только дурак принесет такие деньги домой в продовольственной сумке.

– Значит, они в надежном месте, известном только ему. Например, в банковском сейфе. Налет на банк – предприятие хлопотное, а просто так сейф никто не откроет.

– Я думаю, ты знаешь, где надо их искать. Я почти уверен в этом, – улыбнулся Толстяк, начав получать удовольствие от нашей беседы. Надо признать, несмотря на нелепую внешность, дураком он все же не выглядел.

Я вторично широко улыбнулась и даже хихикнула, демонстрируя, как необычайно меня забавляет чужая неосведомленность.

– Я вновь обращаю ваше внимание на то, что живу здесь почти два года. И служу почтальоном. Я не могу объяснить это наследственной тягой к лишениям: в нашем роду не было почтальонов, профессиональных нищих и мазохистов тоже не было. По-вашему, я, зная о том, где припрятаны денежки, сижу в этой дыре исключительно ра-ди того, чтобы какой-нибудь умник отыскал меня здесь и обобрал до копейки? Можете поверить на слово: знай я об этих деньгах, лежала бы сейчас на пляже возле теплого моря, каждый день делала маникюр и каталась на «Мерседесе» с красавцем– блондином.

– Я ведь не утверждал, что ты точно знаешь, – обворожительно улыбнулся Толстяк, при этом глазки его целиком исчезли в складках кожи. – Я сказал, ты можешь их найти. Вот этим, кстати, и советую заняться.

– А где я должна их искать? – хихикнула я. – Начнем с моей комнаты или с подъезда? Можно пошарить у соседей.

– Да, стоит попробовать, – поддакнул он. – Честно говоря, мне все равно, где ты их будешь искать. Главное, найди их как можно скорее. Для своего же блага.

– Это в том смысле, что мне не поздоровится? Безвременная кончина и все такое? – нахмурилась я.

– Ага. В твоем возрасте обидно сыграть в ящик.

Я закусила губу и с минуту разглядывала свои ноги, после чего заявила:

– По здравом размышлении здесь меня ничего не держит, я имею в виду грешную землю. Никакого резона тащиться за тысячи километров, чтобы там свернуть себе шею. Что-то подсказывает мне, что предприятие будет хлопотным. Лучше тихо и никого особенно не беспокоя скончаться в этой норе.

– Это вряд ли, – съязвил Толстый, начиная злиться. – Тихой кончины я тебе не обещал.

– Очень мило, – покачала я головой и ласково посмотрела в глаза психа, который до этой минуты точно спал, а при последних словах Толстяка неожиданно оживился и уставился на меня, глотая слюну. – У меня за это время было два инфаркта. Так что настоящего шоу не получится: я сдохну раньше, чем вы начнете получать удовольствие. Не повезло тебе, малыш, – вздохнула я, заметив, что псих рядом нахмурился. – Не порадую, ты уж извини.

Толстяк неожиданно засмеялся. Брюхо его колыхалось, щеки мелко дрожали, напоминая студень, а в целом выглядело это неплохо, лично мне веселые люди всегда нравились. Он извлек платок из кармана пиджака, вытер лицо, хохотнул еще раз, покачал головой и посмотрел на меня вполне доброжелательно.

– Неведение – великая вещь, – сказал где-то через минуту. – Если бы ты знала, кто сидит рядом с тобой, остроумия в тебе разом поубавилось бы.

– Чем же ты так знаменит, красавчик? – уважительно спросила я Коротышку.

Тот презрительно фыркнул и отвернулся, однако было заметно, что намек на высокую репутацию доставил ему удовольствие.

– Не хочешь, не рассказывай. Если честно, спросила я из вежливости, чтобы поддержать разговор.

– Когда все кончится, ты у меня не так заговоришь, – пообещал он, впрочем без всякой злобы.

– Вот тут ошибка, – улыбнулась я. – Ничего не начнется.

– Ну хватит, – перебил Толстяк. Приподнялся, достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и бросил ее мне на колени. – Думаю, это тебя заинтересует.

Это в самом деле меня заинтересовало, да так, что словами не опишешь. По спине прошел холодок, а волосы вроде бы встали дыбом. С фотографии на меня смотрел Ванька. Только двумя годами старше. Я приоткрыла рот, дыша как собака, тряхнула головой, а потом протянула фотографию Толстяку.

– Мой сын погиб. Я видела, как он вошел в дом, а через минуту от дома осталась груда обугленных кирпичей.

– По мнению большинства граждан, от тебя тоже остались одни головешки, однако ты сидишь передо мной и выглядишь просто восхитительно, несмотря на паршивые тряпки и надпись на могильном камне. Ты в курсе? На кладбище в родном городе есть твоя могила. Если быть точным, могила у вас одна на троих: ты, твой муж и твой сын. Забавно, да? Если там нет тебя, почему там должен быть мальчишка? Можешь поверить, он жив, здоров, хорошо развивается и осенью собирается идти в школу. А главное: ждет не дождется свою мамочку. Оно и понятно: в чужих людях несладко.