Мой личный доктор - Страница 43

Она останавливается.

— Не желаете лично поучаствовать? Ваш сиплый баритон нам очень пригодится. Будет забавно.

— Только Гран-при, на меньшее я не согласен, — как будто нервничает.

— Ваши ожидания — ваши проблемы.

— Старайтесь, — шипит шеф.

Он смотрит на неё в упор, она оборачивается и, усмехнувшись, покидает помещение. А я почему-то ощущаю неловкость. Как будто застукала их за чем-то неприличным. Даже не знаю, куда деть руки. То беру стаканчик, то снова ставлю, в итоге быстро выливаю воду в цветок. Как же плохо, что он пришёл сюда за мной.

У меня своих проблем полно. Но эта сцена между Травкиной и Султановым как будто таит в себе множество секретов. Даже хочется спрятаться за кулер, чтобы не мешать им. Впрочем, Виолетты уже нет, остались только злой директор и я.

— Итак, — вздыхает Султанов, словно пытается прийти в себя, при этом продолжает смотреть на уже закрывшуюся дверь учительской. — Раз уж вы не пожелали ко мне явиться, Ульяна Сергеевна, я пошёл вас искать.

Ещё один кошмар на мою седую голову.

— Я просто немного отвлеклась. — Становлюсь ровно, приглаживаю одежду, как будто не завуч, а школьница. — Извините, пожалуйста. Это не повторится.

— Сегодня утро открытий. Мне нужно было тезисно обсудить с вами несколько вопросов. Затем мы должны были поехать вместе в управление образования, а тут не пойми что происходит. — Потирает переносицу и теперь опирается на стол двумя руками. — Вас так хвалил мой предшественник. Я возлагал на вас огромные надежды, а сегодня с утра ко мне стройными рядами потянулись жалобщики. Я наслушался таких сплетен, что уши завяли. Один за одним, прям косяком. А ещё это. — Вот же гад Шурик, таки отдал бумагу ему, а не секретарю. Выходит, обманул.

Директор же достает сложенный вчетверо лист, явно побывавший в конверте.

— Бумага пришла из полиции. Вы писали заявление на члена нашего коллектива? Зачем? Что происходит? Какая ещё зелёнка, Ульяна Сергеевна? Нельзя было это как-то замять, решить без участия органов правопорядка?

Забрать заявление на Майку, кажется, я уже не успела, а ведь должна была — это часть сделки с её отцом. Щёки покрываются пунцовыми пятнами. Волнуюсь за Костю, за себя. Марат Русланович выдвигает стул. Садится. Складывает руки в замок. А мне так стыдно, что приходится с ним разговаривать на все эти темы.

— Мне подобные фортели совершенно не нужны. Я вам распинался о том, что боюсь, как бы нас не постигла участь другой школы, принудительно закрытой. И тут получаю какой-то, не побоюсь этого слова, секс-скандал с участием своей главной помощницы!

Хочется сквозь землю провалиться.

— Понимаете, Марат Русланович…

Он точно меня уволит. А если ещё и по какой-нибудь статье, то меня не возьмут ни в какое другое учебное заведение. Но я и не хочу менять школу, я люблю свою. Я хочу работать именно здесь.

— Не понимаю. Все личные проблемы должны оставаться за пределами школы.

А всё ведь из-за того, что в моей жизни появился Костя. И мне по-прежнему неизвестно, на какой срок хватит его любви. И у него из-за меня неприятности. Сердце прихватывает. Снова душно и как будто что-то жжётся внутри.

Может, и не стоит…

Но сейчас надо решать свои проблемы. Не зря же меня на Доску почета вешали. Я справлюсь. Я сумею. Найду выход.

— То, что произошло ранее и сегодня утром, — голос дрожит, но я стараюсь не сбиться, — совершено недопустимо. Не думаю, что вам, как профессионалу, Марат Русланович, интересно копаться в бабских сплетнях. Список Николая Ивановича, в котором описаны мои условные недочеты, я обязательно рассмотрю и сделаю выводы. Что касается обливания зелёнкой, то это форма давления, устрашения и хулиганства, и за это человек должен понести наказание. А кто, кого и у кого увёл, а также кто с кем спит, вообще не должно хоть каким-то образом затрагивать вашего драгоценного внимания. Поэтому я, как заведующий учебной частью и ваш непосредственный заместитель, считаю необходимым созвать общее собрание, на котором я лично сообщу всем своим коллегам, что распространение слухов, непроверенных сведений и персональных данных в рабочих чатах отныне в нашем учебном заведении карается штрафами.

Фу-ух! Вроде бы всё. Аж голос сел от волнения. Не представляю, как я проведу это собрание, но это единственное, что пришло мне в голову. Пора включать строгого завуча и ставить всех на место. Хватит бояться каждой тени. Я второе лицо после директора. Пусть только попробуют продолжить сплетничать.

— Хорошо! — Директор встаёт и задвигает за собой стул. — В управлении нас ждут к девяти, возьмите всё необходимое. Я жду вас внизу, поедем на моей машине. Уже и так опаздываем.

Он покидает учительскую. Я хватаюсь за сердце. Вроде бы пронесло.

По крайней мере, выгонять он меня не планирует. Возвращаюсь в свой кабинет. Гордо вскидываю подбородок и никому не даю шанса думать обо мне плохо, а если услышу что-то ещё, то сразу сделаю строгий выговор. Сегодня же организую обещанное собрание. У меня всё получится.

Спускаюсь в холл, выхожу на улицу, иду через двор на стоянку, ищу глазами машину директора, он уже внутри. Смотрю на часы. Без пятнадцати девять. Открываю сама себе дверь и в этот момент слышу до боли родной голос:

— Ульяна!

Опять двадцать пять! Нет! Ну только не это! Он вылечил жену Дикаря и рванул прямо ко мне! А я опять с директором, к которому он жутко ревнует. Голову как будто простреливает, мысленно захныкав, испытываю чувство жутчайшего дежавю. Доктор, директор и я. Его любовь или моя работа? Его работа или моя любовь? Как же я соскучилась. Как же я его люблю. Но директор сегодня и так не в восторге от меня, и до приёма в управлении пятнадцать минут. Как я сейчас побегу к Костику?

А если не побегу? А ещё шантаж Майкиного отца. Нам надо поговорить. Но директор строго тычет в свои наручные часы.

Глава 47

Ткаченко

Сижу в машине. Собираюсь пойти к своему завучу на работу, потому что очень-очень соскучился и не могу дождаться вечера. Приехал сразу сюда, чтобы хоть одним глазком взглянуть на неё.

Припарковался, планирую войти внутрь. Тут звонит Дикарь, снова благодарит за помощь, спрашивает, как добрался. А я вижу Ульяшу и аж закипаю от желания смять её в объятиях. Над Данилой смеялся, как он по углам свою Забаву гоняет, а сам, чем лучше?

Но что-то мне подсказывает, что дальше я расстроюсь. Моя женщина идёт мимо и, не замечая меня, снова лезет в машину к тому самом директору, с которым я запретил ей общаться.

К горлу подкатывает ком ярости. У меня аж все бурлит в животе, растекаясь и выжигая внутренности. Совсем как расфокусированный пучок света лазера, направленный непосредственно на раневую поверхность.

Не пойму, что скрипит. Судя по всему, это мои сжатые от бешенства зубы.

— У меня, Данила, как-то случай был на работе, — смотрю на них, продолжая вещать в трубку телефона. — В кабинет ко мне пришёл коллега — проктолог, у которого рука застряла в пациенте. А я ему и говорю — мол, коллега, у нас тут травмпункт, а не кукольный театр!

Дикарь ухохатывается, а мне совсем не смешно. Я зол, как мой Граф во время случки.

— Красавицу свою нашёл?

— Ещё как нашёл.

Наблюдаю за внешкольной посадкой и не могу успокоиться. Впервые со мной такое. От ревности так болезненно внутри, что аж реветь хочется.

— Что-то мне голос твой не нравится, доктор, что у тебя там? На кусачки или костные зажимы нечаянно сел?

— У меня? — почти рявкаю на друга. Нет, ну ты посмотри! И даже совесть её ни капли не мучит, дверку на себя тянет, улыбается. — Да у меня всё отлично, Данила! Просто моя баба посреди дня садится в тачку к богатому волосатому мускулистому шефу. Очевидно, «по работе». Причём я её уже за это ругал. Но ей явно по фигу. Она лезет к нему на переднее.

Пауза. Тишина. Смех.

— Ткаченко?! Ты ли это? С ума сойти! Угомонись! Ты чего это завёлся? Мало ли куда они направляются. Она же его заместитель.