Мой гранпа - Страница 7

Тут Кэндзо предложил выпить кофе, пока он не остыл, и послышалось неуверенное звяканье чашками.

— Понимаем, — через некоторое время сказал Токунага, — вы говорите о нашем хулиганстве в школе.

— Может, не к месту просить вас теперь, когда вы пришли с извинениями, — сказал Кэндзо, — но я, действительно, именно об этом. Нельзя ли вашими силами покончить с хулиганством?

Ребята задумались, и, наконец, Сакасита сказал неуверенно, будто советуясь с двумя остальными:

— Что толку, если только мы прекратим хулиганить…

— Хулиганит ведь не только наша компания, — пояснил Татикава. — Есть еще две группы.

Токунага, казалось, вышел из себя от их несообразительности.

— Да нет, Годакэн-сан… — сказал он, но тут же спохватился — наверняка, они в своей компании всегда называли Кэндзо «Годакэн» — Годай-сан имеет в виду, чтобы мы заставили их прекратить хулиганить.

— Мы? — Татикава, похоже, удивился. — Будет драка.

— О! Давайте, давайте! Мы выступим как защитники справедливости, — Сакасита оживился, как всегда не задумываясь о последствиях.

«Никакой он не защитник справедливости. А просто хочет поучаствовать в драке», — подумала про себя Тамако, хорошо знавшая Сакаситу.

— Слушайте, так не пойдет, — возразил Токунага. — Если мы передеремся между собой, это ведь будут все те же школьные беспорядки.

— А, ну да.

— Что, уговаривать их будем? — снова удивился Татикава. — Они побьют нас — и все.

— Будем делать это так, чтобы не побили, — сказал Токунага и, повернувшись к Кэндзо, добавил, — мы попробуем. Не знаю только, получится или нет.

Затем все трое замолчали.

— У вас должно получиться!

Как только Кэндзо это сказал, Токунага поднялся, Татикава и Сакасита тоже встали.

— Кстати, мой отец… — сказал Токунага при выходе, — если вы не против, он хотел бы попросить вас снова писать вывески в стиле кайсё[19], как раньше. Он говорит, что сейчас нет человека, который бы писал в этом стиле.

— А, Сётаро? — Кэндзо смущенно заулыбался. — Он мог бы не чиниться и позвонить мне сам. Хорошо. Передай отцу, что я готов прийти к нему хоть завтра.

В пору новогодних распродаж в «Рекламную контору Токунага», так называлась лавка вывесок, которой владел отец Хироси, нахлынуло множество дополнительных заказов, и все работники, включая хозяина, трудились без выходных. Кэндзо, захватив с собой обед, уходил в контору, находившуюся за станцией, и работал в уголке просторной мастерской, делая в стиле кайсё рекламные листы с ценами на специальные предложения, которые вешают при входе в магазин. Тамако не знала, что дедушка такой искусный каллиграф, и теперь зауважала его еще больше, однако, по словам Кэндзо, для людей старшего поколения подобное умение было само собой разумеющимся.

Теперь после школы Тамако нередко заглядывала в «Рекламную контору Токунага» и даже подружилась с Хироси. Он и его товарищи, похоже, начали воплощать в жизнь то, о чем попросил их Кэндзо. Они то и дело вели какие-то переговоры с учениками других классов, громко спорили, прибегали на звук разбиваемых стекол, и порою им здорово доставалось, так что Хироси какое-то время ходил с разбитой губой.

— Прости. Это ведь все из-за того, что сказал мой гранпа, — извинилась Тамако, когда они вместе с Матико втроем возвращались домой, и Хироси ответил с непривычной для него радостной улыбкой:

— Ничего страшного. Все в порядке.

— Надеюсь, вы не собираетесь жертвовать своими жизнями?

— Нет уж. Это, пожалуй, чересчур!

Хулиганские выходки вроде нападения на учителей, драк и битья окон постепенно шли на убыль, но зимние каникулы наступили еще до того, как деятельность Токунаги и его компании успела принести заметные плоды.

В Рождественский сочельник Кэндзо подарил сыну шарф, а невестке платок. Тиэко, покраснев, извинилась перед свекром:

— Простите, мы совсем не подумали о подарке для вас.

— Ничего. Это родители должны дарить детям рождественские подарки, а не наоборот.

— А для меня ничего нет? — недовольно спросила Тамако, и Кэндзо обратился к сыну с женой:

— Думаю купить Тамако костюм. За этот год она сильно выросла, и ей, наверно, уже все стало мало.

— Купить? Где? — удивился Кэйити.

— Могу я завтра вместе с Тамако съездить на Гиндзу?[20]

— Вот это да! — радостно воскликнула Тамако.

Однако Кэйити посмотрел на отца с подозрением. За оформление одного листа в рекламной конторе платят пару сотен йен, на такой заработок костюма не купишь, тем более в первоклассном магазине.

На следующий день Тамако вместе с дедушкой отправилась на Гиндзу. Кэндзо впервые за долгое время надел костюм и пальто, бережно сохраненные женой. Тамако была в школьной форме, поскольку влезть в свой старый костюм уже не могла. Сначала Тамако не знала, о чем говорить с дедушкой, и чувствовала себя неловко, однако стоило им добраться до Гиндзы, как неловкость куда-то исчезла, и они оба с головой ушли в поиски подходящего костюма. В конце концов, они остановились на костюме от Миу Миу[21], который понравился им обоим. Кэндзо долго договаривался с продавцом, чтобы подгонка костюма была выполнена к Новому году. Тамако подумала, что это совсем не обязательно, и ей было непонятно, почему дедушка придает этому такое значение.

Пока они покупали подходящие к костюму ожерелье и серьги, подошло время ужина, и они отправились в ресторан. Кэндзо обычно предпочитал японскую кухню, но, к счастью, и любимую Тамако итальянскую кухню обожал тоже. Когда они зашли в первоклассный итальянский ресторан, многие посетители уставились на странную пару — старик и школьница.

— Они думают, что я несовершеннолетняя проститутка.

— Это еще что такое?

Тамако кратко рассказала дедушке, не знакомому с новыми общественными явлениями, о проституции несовершеннолетних.

— Вот незадача. Я же не могу встать и объявить во всеуслышание: «Это моя внучка!», — вздохнул Кэндзо. — Что, однако, творится в мире.

Наступил канун Нового года. Отец с матерью уехали на горячие источники, и Кэндзо сказал внучке:

— Новый год будем встречать в токийском отеле, так что собирайся.

— Ого! Но костюм еще не привезли.

— Я попросил, чтобы его доставили прямо в отель.

— Да? Только я вообще-то встречаюсь с подругой второго числа…

— Не беспокойся. Домой вернемся второго утром.

В той же одежде, что и на Рождество, они отправились в отель в Токио, где Кэндзо забронировал изысканный номер-люкс, куда уже доставили костюм Тамако. Номер был украшен по-новогоднему. По-видимому, Кэндзо и раньше останавливался здесь, во всяком случае, в гостиной их ждали шампанское и фрукты от администрации отеля. Тамако сказала, глядя на две роскошные кровати в спальне:

— Гранпа, ты же не замышляешь ничего такого по отношению ко мне?

— Кто же будет покушаться на собственную внучку?

Для Кэндзо был доставлен выходной костюм. Когда только он успел его пошить? После легкого ужина в номере они переоделись, чтобы отправиться на новогоднюю вечеринку в клуб, располагавшийся на подземном этаже отеля. Надев костюм и украшения, Тамако сама удивилась тому, как взросло она выглядит. Только вот ненакрашенное лицо не сочеталось с нарядом. У Тамако было с собой кое-что из косметики матери — так, на всякий случай, — и, расположившись перед трехстворчатым зеркалом в спальне, она быстро нанесла легкий макияж.

— Теперь ты выглядишь, как настоящая леди, — сказал дедушка, немного смущенный привлекательностью Тамако.

— Гранпа тоже настоящий франт.

В клубе под названием «My Reverie» царила изысканная простота, все говорило о том, что здесь проводят время солидные люди. Публика была одета с иголочки. В основном, это были пожилые супруги — должно быть, частые посетители, а также джентльмены средних лет, скорее всего, поклонники выступавшего в клубе пианиста. Молодых пар, по всей видимости, случайно остановившихся в этом отеле, было всего две. Тамако в очередной раз удивилась широте круга знакомств Кэндзо. По словам дедушки, красивого пианиста с усами звали Янагида-сан, и он был его старым другом, да и среди завсегдатаев оказалось человек пять дедушкиных знакомых.