Мой гранпа - Страница 2

— Выпендривается — микроба защищает, — засмеялась Кацуми Ханадзоно.

— Ну-ка, кто-нибудь, задерите Тамако юбку, или боитесь? — стала подначивать мальчишек Томоми.

— О-о, Томоми дает добро, — Бундзи Сакасита, который учился в их же классе, вскочил и приблизился к Тамако.

— Не надо! — Тамако крепко схватила его за руку. — Не смей!

Взрослые прохожие делали вид, что не замечают ссорящихся школьников, были и такие, кто с интересом наблюдал за подростками издалека.

— Тамако? — сказал, подойдя к ним, старик в кимоно, видимо, вышедший из здания почты напротив комбини. Волосы с проседью коротко стрижены, руки спрятаны в рукавах кимоно. Глаза смотрели по-доброму, и Тамако сразу поняла, что это дедушка.

— Дедушка, — Тамако почему-то замерла на месте, глядя на него.

— Ой, дедушка, дедушка, — передразнил ее Сакасита и вернулся к своей компании, подпиравшей спинами стену комбини.

Тамако, опасаясь ссоры между дедушкой и одноклассниками, устремилась прочь, увлекая за собой Матико. Дедушка Кэндзо догнал их.

— Ха! И вправду Тамако. Такая же, как на фотографии.

Недалеко от дома, у перекрестка, где их с Матико пути расходились, Тамако подумала, что, пожалуй, нужно что-нибудь сказать дедушке, и обернулась.

— Дедушка, ты был на почте?

Кэндзо заморгал.

— Нет. Я увидел, как идут домой школьники и подумал, что, наверное, это из твоей школы и что, может быть, если подождать, то я встречу тебя, вот и ждал у почтового ящика.

«Значит, дедушка все видел», — расстроилась Тамако. Ничего хорошего в этом не было. А что, если он захочет вмешаться?

Как она и подозревала, дедушка спросил:

— Тебя что, обижают?

Ответ Тамако прозвучал неожиданно резко даже для нее самой:

— А вот это тебя не касается! Какое может быть дело бывшему зэку до школьных разборок? Так что не вздумай вмешиваться!

Кэндзо, похоже, на мгновение удивился, но тут же, радостно улыбнувшись, наклонился к Тамако и сказал:

— Ха, девчонка, когда ты злишься, лицо у тебя становится просто ужасным. Думаю, что с таким лицом никакие издевательства тебе не страшны.

Продолжая весело смеяться, Кэндзо свернул за угол, к дому.

Матико несмело спросила:

— Твой дедушка был в тюрьме?

«Вот черт», — подумала Тамако и строго посмотрела на Матико.

— Никому не говори!

Матико робко кивнула и опустила глаза.

— Не скажу.

«Неужели у меня и вправду страшное лицо, когда я сержусь?», — вернувшись в свою комнату, Тамако попыталась перед зеркалом придать лицу недавнее выражение. В какой-то момент ей это удалось. «Ого!» — подумала она. И действительно, лицо получилось «стра-ашно, аж жуть».

Однако когда к ней приставала Томоми со своей свитой, Тамако не могла сердиться, а только изнывала от страха, пытаясь угадать, какое издевательство они задумали на этот раз.

Отец вернулся с работы раньше обычного, чтобы отпраздновать возвращение дедушки Кэндзо из тюрьмы. Ужинали, как было заведено, в гостиной. Как и накануне, за столом сидели вчетвером, но, вероятно, оттого, что все так или иначе ощущали отсутствие бабушки, разговор не клеился. Отец, как всегда, пил разбавленное виски, поэтому дедушке пришлось пить саке в одиночку.

— Ах да, — дедушка достал из-за пазухи тяжелый на вид, туго набитый конверт, — это я получил за работу в тюрьме. Раз мне теперь предстоит жить вместе с вами, пусть Тиэко-сан[9] распоряжается этими деньгами на свое усмотрение.

Получив наличными несколько сотен тысяч, а то и больше миллиона иен, мать, естественно, очень обрадовалась. Конечно, она сразу все потратит. Тиэко всегда страдала от нехватки денег. «Лучше бы ты оставил их себе», — мысленно обратилась Тамако к дедушке. Но дальше мысленного общения дело не шло. Тамако не знала, на какие темы следует говорить в таких случаях, да и все остальные, должно быть, тоже.

— Отец, кем же ты работал в тюрьме?

На лице Кэндзо отразилось недовольство.

— Лучше не спрашивай. Если я скажу, вы тут все на смех меня поднимете.

— Не поднимем, — напустив на себя серьезный вид, сказала мать.

— Ну хорошо. Я… вышивал.

Тамако рассмеялась, и дедушка строго на нее посмотрел.

— Ей смешно, видите ли. А у меня, между прочим, талант. Поэтому я столько и заработал.

— У тебя всегда были умелые руки.

Потом дедушка начал расспрашивать отца обо всех соседях: Кэндзо с детства жил в этом доме, построенном еще его прадедом, и знакомых в округе у него было хоть отбавляй. Впрочем, отец, работавший в центре города, плохо знал, что происходит в их микрорайоне, и о последних новостях квартала деду рассказала мать. Тамако ушла в свою комнату раньше всех, а взрослые, похоже, разговаривали допоздна.

На следующий день в школе Тамако ожидал сюрприз: почти все одноклассники знали о дедушке, вернувшемся из тюрьмы. Томоми и другие ученики на переменах переговаривались нарочито громкими голосами:

— Ее дедушка только вчера вернулся из тюрьмы! Она внучка бывшего заключенного, поосторожней с ней! У нее дедушка-убийца, с ней шутки плохи!

На перемене Тамако с пристрастием допросила Матико, но та, чуть не плача, лишь повторяла, что никому ничего не говорила.

— Я даже дома никому не сказала. А о том, что твой дедушка убил человека, я вообще не знала. Так что ты не думай, это не я растрезвонила!

Возразить тут было нечего. Наверняка кто-то из одноклассников, толпившихся у комбини, узнал об этом от взрослых, скорее всего, от родителей. Весь день одноклассники издевались над Тамако, а самые отпетые школьные хулиганы специально подходили к ней за подробностями — убийство, совершенное ее дедушкой, буквально не давало им покоя.

Дедушка уходил из дома каждый день. Мать говорила, что он наведывается в лавки к старым знакомым, ведет с ними разговоры о прошлом, расспрашивает о знакомых, с которыми еще не успел встретиться, и о тех, кто переехал в другой город; обсуждает дела, слушает сплетни, собирает информацию, словно пытаясь вернуть потерянное время. Сама Тамако тоже как-то раз по дороге из школы приметила дедушку, который, присев у входа в обувную лавку, увлеченно беседовал с ее хозяином, своим ровесником.

— Когда я иду за покупками, мне все говорят: «Ваш свекр вернулся, верно?», — сказала мать Тамако, — и никого нет, кто бы к нему плохо относился. Все твердят «Годакэн-сан [10], Годакэн-сан», похоже, его тут даже любят, — в голосе матери, не знавшей дедушку до ареста, слышалось легкое удивление.

В воскресный день, во второй половине дня Тамако впервые по-настоящему поговорила с дедушкой. Дедушка в своем обычном кимоно сидел на веранде, задумчиво курил и грелся на солнышке, а Тамако пила кофе за столом позади него и вдруг решилась с ним заговорить:

— Тебе, наверно, скучно?

— Да нет, нескучно. С чего мне скучать?

— Извини, я не очень-то вежливо с тобой тогда разговаривала…

— А это ты насчет «бывшего зэка»? Твоя подруга, наверно, сразу обо всем догадалась.

— Ага.

Похоже, дедушку волновало, что из-за него у внучки могут быть неприятности.

— А с бабушкой своей ты ладила?

— Ой, не называй ее бабушкой. Она еще красивая, выглядит молодо, и те, кто ее не знают, думают, что ей даже шестидесяти нет.

— Но она тем не менее твоя бабушка.

— Я называла ее «гранма».

— Это потому что она не пьет ни грамма?

— Да не «грамма», а «гранма». То есть «грандмаза».

— Тогда я гранфа [11]?

— Не… наверно, гранпа. От грандпапа. Можно я буду называть тебя «гранпа»?

— Можно, — он обернулся и внимательно посмотрел на Тамако. — Неплохо. Гранпа, значит.

Дедушка выглядел довольным.

Вскоре дедушка, все в том же кимоно без хакама[12] стал вечерами захаживать в питейные заведения у станции. Бары — отличное место для сбора информации, ведь у захмелевших посетителей быстро развязываются языки. Во время ужина дедушки, как правило, не бывало дома, иногда он возвращался только заполночь. Перед уходом всегда предупреждал, что ужинать не будет, да и пьяным тоже не приходил, поэтому особых неудобств от такого его поведения никому не было, только Тиэко не переставала удивляться, откуда у него столько денег на развлечения.