Мой друг тролль (сборник) - Страница 10
– Я не школьница, – с достоинством сказала Катя. – Я студентка. Между прочим, иняза.
– Студентка? – Тетка с сомнением взглянула на Катю. – Еще хуже. Знаем мы, как студенты работают. До первой сессии. Никакой ответственности.
– Я не такая…
– Или роман заводят – и всё, в голове розовый туман, а мы тут сидим и по полгода ждем перевод. А там, глядишь, замужество, ранняя беременность, академический отпуск… Машка, отметь у себя, что студенток тоже не надо!
Катя забеспокоилась:
– Я свободно владею английским. И замуж в ближайшие десять лет не собираюсь.
– Знаем мы ваше «свободно», – проворчала тетка. – Откуда у тебя может быть нормальный язык после нашей школы? Ты ведь не в Англии училась?
Катя призналась, что не в Англии. О Пскове она на всякий случай не заикалась.
– Ну вот, видишь. Опыта работы, конечно, нет?
– Конечно, есть! – соврала Катя. – Я, между прочим, даже стихи переводила!
Стихи – вернее, одно стихотворение – она действительно перевела, в девятом классе, на городской языковой олимпиаде. Стихотворение было из английской поэзии девятнадцатого века, высокопарное и нравоучительное. По мнению одноклассниц, у Кати получилось весьма неплохо. «О что есть жизнь, когда в забот потоке скором нет времени у нас ее окинуть взором?!» – припомнила Катя первые строки.
За стеклами очков Людмилы Петровны неожиданно промелькнул интерес:
– Говорите, стихи?
«…Нет времени у нас пройтись тенистым бором, взглянуть на белок, занятых орехов сбором!»
– Английская классика, – небрежно сказала Катя. – Девятнадцатый век.
Толстуха почти любезно сказала: «Присядьте, девушка», вылезла из-за компьютера и куда-то ушла. Вскоре она появилась с красивой книгой в руках.
– Что это? – с любопытством спросила Катя, глядя на обложку.
– Фэнтези. Название вам ничего не скажет.
– Я люблю фэнтези, – сообщила Катя.
– Я за вас очень рада. Но эта книга уже в работе. В смысле, ее уже переводят. Наша проблема в том, что в тексте попадаются стихи…
Людмила Петровна отксерила несколько страниц из красивой книги.
– На эту небольшую балладу у вас три дня срока, – заявила она. – Если меня устроит результат, будем с вами работать.
Катя схватила ксерокопии:
– Спасибо!
Тетка в ответ только поморщилась.
– Три дня! – строго сказала она. – На четвертый можете даже не звонить. И никаких оправданий по поводу сессии мы не принимаем.
Катя вдруг вспомнила об очень важной вещи.
– А… оплата?
– Пробник не оплачивается. А дальше, если у нас все сложится…
Тетка назвала несколько цифр. Сумма, обещанная за авторский лист перевода, показалась Кате более чем приемлемой. Она рассчитывала на меньшее.
Домой Катя вернулась почти бегом. Ее одолевало желание немедленно взяться за перевод и не вставать с места, пока он не будет сделан. Катя не радовалась так, даже найдя себе жилье. Вот настоящая работа – достойная, интеллектуальная, высокооплачиваемая. Это вам не на подхвате у Босса, подай-принеси-покарауль. Теперь Катя сможет легко существовать сама, безо всякой родительской помощи, и к тому же заниматься несложным интересным делом. Жизнь налаживается!
Катя забралась с ногами в кресло, взяла привезенный из Пскова словарь, включила компьютер и принялась за дело.
Теткина баллада была не так уж мала. Называлась она лаконично и непонятно: Kenneth. Катя с полминуты поломала голову над загадочным словом и, решив отложить его на потом, обратилась к тексту.
Прочитав первые четыре строчки, Катя поняла, что над ней злобно подшутили. Этого языка она не знала. Если это и был английский, то Катя учила какой-то другой его вариант. Отдельные слова и даже обороты были ей знакомы, но, как только среди строчек начинал брезжить смысл, глаз спотыкался о какое-нибудь непроизносимое буквосочетание, и все безнадежно разваливалось. Англо-русский словарь на пятьдесят тысяч слов тоже оказался бессильным. Катя беспомощно смотрела на текст и чувствовала, как ее мечты о легком и крупном заработке превращаются в дым.
Карлссон, появившийся, как всегда, бесшумно и внезапно, застал Катю в глубокой депрессии, уныло бормочущей: «Ай вейрд, ай вейрд, хад-хартед лорд, зай фа шелл сун би син…»
– Привет, – сказала она, одарив гостя сумрачным взглядом. – Чаю хочешь?
– Нет.
– Ну как хочешь.
Карлссон опустился на стул и замер, прикрыв глаза. Катя уже знала, что ее гость может просидеть так несколько часов.
«Странный он все-таки», – подумала Катя.
«Ай вейрд, ай вейрд… У, проклятый…» – Она с ненавистью поглядела на отксеренный текст.
«Пробник», – сказала тетка. Ничего себе пробник! У, стерва толстая!
«Ай вейрд, ай вейрд…»
На что она надеялась, тупо повторяя непонятный текст. Может, на озарение…
– Ты неправильно говоришь, – внезапно подал голос Карлссон.
– Да? – раздраженно бросила Катя. – Может, ты знаешь, как надо?
– Конечно знаю, – спокойно произнес Карлссон.
– Может, ты даже знаешь, что это за язык? – еще более язвительно спросила Катя.
– А ты не знаешь? – Карлссон, кажется, удивился. – Зачем тогда читаешь?
– Читаю, потому что мне надо это перевести! – буркнула Катя. – А знаю я только то, что мне вместо английского текста подсунули черт знает что!
– Черт, пожалуй, знает, – очень серьезно сказал Карлссон. – А ты неправа. Это английский. Только не тот, на котором говорят теперь, а тот, на котором говорили скотты, то есть шотландцы. Правда, давно.
Катя посмотрела на Карлссона. Внешность ее гостя ассоциировалась с боями без правил и бандитскими разборками, но уж никак не с глубокими лингвистическими познаниями.
«Прочитал небось какую-нибудь статейку в желтой прессе – и щеголяет эрудицией, – сердито подумала Катя. – А мне теперь этот шотландский английский переводить!»
– Может, ты даже знаешь, что это значит? – проворчала она.
– Дай-ка… – Карлссон ловко выдернул из Катиных пальцев листок, проворчал: – И буквы все неправильные…
– «Ай вирд, ай вирд, хард-хэртид лэрд…»[1] Ага… «Предрекаю тебе, жестокосердный лорд…» Ну примерно так… «Скоро узрим мы твое падение… Гордой была лилия утра, но стужа закрыла ее глаза…» Ага, это баллада. Дальше читать?
– Читай, – тихонько, еще не веря в свою удачу, проговорила Катя.
– «…Ты презрительно смеялся над плачем бедняков, ты избивал… нет, повергал низших. Так пусть же не оплачет тебя твоя вдова, когда все твои радости сгинут…»
Затаив дыхание, Катя слушала глуховатый негромкий голос, с небрежной легкостью превращавший кошмарный шотландский диалект во вполне связные предложения на русском языке. Иногда Карлссон сбивался, подбирая подходящий русский эквивалент, но все равно, чтобы перевести на русский пять страниц кошмарной баллады, ему потребовалось не больше четверти часа.
– Ты мой спаситель! – восхищенно объявила Катя.
Нет, ну кто мог подумать, что под этим низким лбом…
– Слушай, а можешь прочитать все еще раз – я набью на компьютере?
– Могу, – сказал Карлссон. – Только учти, что это все – вранье [2]. Я знаю эту историю. Вильям и Кеннет Маклауды. А Уолтер, который тогда на них напал, был за англичан, вернее, против Кеннета, потому что Кеннет убил его отца и двух братьев, а англичане пообещали ему воинов, но не дали. Потому Вильям и Кеннет побили его, а не наоборот, как тут написано. И еще долго правили на пограничье. А вот про пророчество всё правда. И прорицателя этого, прихвостня сидов…
Последних слов Катя не услышала, поскольку сказаны они были совсем тихо, а она в это время загружала компьютер…