Мой друг Мефистофель и знакомая Медичи (СИ) - Страница 2

   - Каждый человек, решившийся на зло, жертвует своей скорлупой, скорлупой хранившей его душу. Иными словами, жертвует игравшей за него Божьей фигурой. И игла, его личная игла-жизнь, душа, став незащищенной, в конечном счете, попадает ко мне. И становится моей фигурой. Вот тебе их несколько, поиграй с нами...

   Я взял иглы, тронул острие одной. И тут же остро почувствовал, что она есть жизнь когда-то близкого человека, желавшего и желающего меня уничтожить, человека, благодаря ударам которого моя скорлупа, Божья скорлупа, треснула, и душа - ее содержимое - покинула ее, выпала иглой на мостовую.

   - Тут и моя? - спросил я.

   - Нет. Особенность этой партии в том, что в ней играют чужими иглами... У каждого игрока, а их миллиарды, во власти не своя, но чужая, чужие жизни, чужие души.

   - Тогда я - пас. Я не играю чужими душами.

   - Играешь. Еще как, - посмотрел он тягуче.

   Проснувшись утром, я увидел на рабочем столе не яйцо, но полдюжины иголок. Через два часа этот рассказ был написан. Понимаю, он кажется малопонятным, но ведь это был сон.

   Наш общий малопонятный вечный сон, в котором мы ломаем души ближних, а те ломают наши.

   В этом, наверное, и суть - наши души всегда кому-то принадлежат.

   Но не нам.

Мой друг Мефистофель и знакомая Медичи

Мефи пришел угрюмый.

— Ты что такой? — спросил я, предложив ему тапочки.

— Занимался непосредственными обязанностями. Устал… — безлично ответил он.

Мы сели в гостиной. Рюмка коньяка не исправила его настроения. Чтобы как-то отвлечь гостя от неприятных, видимо, мыслей, я завел разговор о будущем — Мефи был оптимистом, а оптимизм — это будущее.

— Мне кажется, что в будущем, лет через пятьсот, люди научатся понимать друг друга, и работы у тебя будет меньше. Ты так не считаешь?

— Люди?.. Понимать друг друга?! — мефистофельски усмехнулся он. — Фантастика!

— Да, научатся. Улучшится коммуникация между людьми, — вспомнил я Карла Ясперса. — Она станет практически абсолютной. И все разумные существа разместятся во Вселенной, как атомы размещены в прозрачном кристалле.

— В черном кристалле атомы тоже размещены упорядоченно. Хм… Когда ты сказал «разумные существа», я вспомнил «Матрицу». Разумные существа сидят в кадушках, опутанные трубками и проводами. И живут. И каждая жизнь — это дискета, вставленная  в мозг. А в ней любовь, погони, спортивные машины и коммуникаторы последней модели.

— Ну, нет. Никаких кадушек не  будет. Потому что не будет бренных тел. Будут души – сгустки памяти и знаний. По-крайней мере, так думали Федоров с Циолковским.

— Если бы ты писал эти дискеты, может, так и было бы. А будет все по-другому.

— Как по-другому?

— Так.

— Как так? — не отставал я, пытаясь его разговорить.

— Ну, слушай. Не  должен я этого рассказывать, запрещено должностной инструкции, но тебе расскажу. Расскажу, потому что ты оптимист и не поверишь. Так вот, через триста пятьдесят… триста пятьдесят семь лет один служитель одного из религиозных культов запрется в своей, скажем,  келье и станет думать, как спасти человечество, перестающее верить в Бога…

— Или, другими словами, станет размышлять, как спасти свои культ, положение и доходы?

— Да. Просидев в ней несколько дней, наш религиозный деятель поймет, что надо делать. «Если Бога, в которого верят, нет, значит, надо его выдумать», — придет он к выводу, банальному в беспомощном девятнадцатом веке, но в двадцать четвертом вполне осуществимому практически. Как ты понимаешь, такая мысль может придти в голову лишь человеку, глубоко неверующему. И, следовательно, в чем-то богу. И этот в чем-то бог немедленно начнет действовать. Понимая, что бесконечное могущество — это бесконечно организованная информация, он придумает Средство — я произношу это слово с большой буквы — ее сбора, организации и самоусовершенствования. Не стоит, наверное, говорить, что это Средство  в качестве командной программы использовало одну из Святых книг — разумеется, ту, которую наш служитель культа употреблял в своей религиозной деятельности.

— Сумасшедший… Представляю последствия.

— Такие все сумасшедшие. И Христос, и Магомет, и Наполеон. Нормальные люди катают шары, пьют пиво и говорят о тряпках и мобильной связи, в то время как безумные пытаются переустроить мир. Так вот, когда Средство, посредством проникновения в изнанку Большого Взрыва, достигнет практически бесконечного могущества и возможности обращения в прошлое, оно начнет действовать. Появятся Рай с Адом, Чистилище, штат ангелов-архангелов, пророков и прочь, прочь, прочь. Заметь, реально появятся, а не в верованиях. И люди убоятся Бога, поверят в него. Нет, не поверят, а до конца поймут, что он появился, потому что кроме Рая с Адом, штата ангелов-архангелов, пророков и прочь, прочь, прочь, реальностью станут чудеса.

— Хождение по водам, излечение ослабленных, неопалимая купина?

— В том числе, и это. И еще реальностью станет заслуженная кара. Злостных грешников станут поражать молнии, проказа, остеохондроз. Четырехсотлетняя война иудеев с арабами прекратится катастрофическим землетрясением. Диктаторы, едва появившись, будут поражаться небесным электричеством. Прелюбодеи, едва став ими, лишаться мужской силы. Убийцы, едва обагрив руки кровью, немедленно получат посмертное направление в заслуженную, — Мефи усмехнулся, — зону Ада.

— И начнется Золотой Век…

— Нет, не начнется. Мужчины, перестав прелюбодействовать, через несколько лет безгрешной супружеской жизни, утратят половое влечение к приевшимся женам. Ранний климакс, как мужской, так и женский, станет обычным делом. Перестав под угрозой неминуемого наказания скандалить, драться, соперничать с ближними, люди станут подобны овцам. Исчезнут наполеоны, бисмарки и личности, презирающие толпу. Прекратятся войны, исчезнут герои, борцы и чувство прекрасного, проявляющееся лишь в борьбе с уродством, как личным, так и ближних. Короче, цивилизации вступят на путь гибели. Когда этот путь будет практически пройден, Бог сделает ход, который, по моему мнению, надо было сделать еще в дебюте…

Лицо Мефи впервые за  вечер осветила улыбка удовлетворения. Достав из кармана пиджака крепкую сигару, он с удовольствием ее раскурил. Порадовавшись этому, — сигары мой друг курил, лишь находясь в добром настроении, — я задал ожидаемый им вопрос:

— И какой же ход он сделает?

— Он создаст меня. Создаст и попросит стать его соперником. Просьба эта, конечно, будет излишней, потому что, как ты понимаешь, я получусь таким, каким он задумает.

— Вредным?

— В переносном смысле. Например, в Страсбурге я нашел, то есть найду…